В твоем плену - Лия Роач

Не только коснуться, конечно, а исполнить разом все свои мечты и претворить в жизнь фантазии.

И даже когда холод стал просто нечеловеческим, желание согреть ее и согреться самому не затмило все прочие.

А потом она проснулась…

И, кажется, решила, что ей всё снится, этим развязав мне руки. И я уже не смог сопротивляться и сдерживаться.

И… мы зажгли. Реальность оказалась лучше любой фантазии. Жаль, что её сил хватило только на один раз. Ну и согрелись мы зачетно. Изнутри…

Хэвен отрубилась сразу, мне же хватило ума сначала одеть ее, положить на край, где она заснула, предварительно уничтожив все улики наших постельных игрищ. Для поддержания ее заблуждения. И во избежание неловкости.

Но утром, вместе с рассеявшейся тьмой улетучилась и моя эйфория от того, что все так удачно сложилось.

Накатило и сбило с ног осознание, что предательство остается предательством, а измена изменой, даже если из двоих предавших один думает, что случившееся - всего лишь сон.

Тем более, этот один - не я. А тот, кого мы предали, мой отец.

Который никогда не претендовал на титул отца года, да и не особо рвался быть хорошим отцом, как и отцом, вообще, но это не важно. Важно лишь, что мы… что я не имел права трогать его жену.

Ни во сне, ни наяву.

Но как ни кори себя, как ни посыпай голову пеплом, сделанного не изменишь, прошлую ночь не отменишь.

Я могу лишь сделать все, чтобы подобное больше не повторилось.

Поэтому я и вел себя с ней весь день как последний мудак. И даже заготовил едкий ответ, если вдруг она спросит - чтобы уберечь от чувства вины. Хватит и одного кающегося грешника.

Но она не рискнула.

А сейчас ее осматривает доктор, а мне предстоит неприятный разговор с Расселом.

Конечно, я не собираюсь ни в чем признаваться. Никогда не считал горькую правду достойным выходом из патовой ситуации. Я из тех, кто верит, что подобные признания не несут ничего, кроме разрушения. Отношений, веры, личности.

Признаться в измене - это попытка переложить тяжесть вины на другого. Посвятить кого-то в свой позор - значит, запачкать его в своей грязи и заставить с этим жить, а уж рассказать тому, кому изменил, кого предал… это тупо.

Признаваться стоит лишь в одном случае - если я хочу, чтобы отец развелся с Хэвен, и она была только моей.

Но хочу ли я?

И, главное - хочет ли этого Хэвен…

Короче, никаких никому не нужных исповедей, но о разбитом снегоходе и сотрясении рассказать я обязан. Нужно же как-то объяснить, что мы два дня не выходили на связь. Наверняка в телефоне сотня пропущенных. Мне повезет, если он еще не выслал в Орегон группу своих спецназовцев для розыска пропавшей жены, жизни которой, по его мнению, угрожает его неопознанный враг.

Но список вызовов пуст. Я проверяю оба телефона - ничего. Ни от Кристины, ни от отца.

Смотрю последний его звонок - вчера. И я выдыхаю - на обеде Хэвен успела поговорить с мужем и рассказать о моих успехах в постижении горнолыжных премудростей и своих планах по освоению новых трасс. А сегодня день еще не закончился, и он нас не потерял.

А значит, у меня есть выбор - рассказать или же утаить. Непростой выбор.

Набираю номер.

- Привет, Рассел, - начинаю, когда гудки прекращаются, но договорить он не дает.

- Позже, Сойер. Я занят. Сам наберу.

Он прекращает звонок, а я выражаю свое недоумение вслух:

- Зачем отвечал?

- Кто? - спрашивает вышедший от Хэвен врач.

Я оборачиваюсь.

- Мой отец. Он занят, - зачем-то объясняю. - Как она?

- Все в порядке. Сотрясение, если и было, то незначительное. Современные шлемы, к счастью, неплохо защищают.

- И все же она долго была без сознания. Это…

- Это могло быть защитной реакцией, - подхватывает она. - Знаете, как рефлекторный мышечный спазм, служащий для предотвращения травмирования позвоночника. Я считаю, что по возвращении домой, ей не помешает пройти обследование у специалиста, чтобы быть спокойной. Хотя серьезных оснований для беспокойства не вижу.

- Обязательно пройдет, - обещаю я.

- Ну и о катании на ближайшее время рекомендую забыть.

- Уже забыто, доктор.

- В связи с невозможностью кататься вы, наверное, захотите сократить свое пребывание здесь.

Пожав плечами, уточняю:

- Перелеты тоже не рекомендованы?

- Нет, конечно. Но день-два лучше потерпеть. На послезавтра можете смело брать билеты.

Проводив докторшу, захожу в спальню Хэвен.

- Накрылось мое катание… - вздыхает она, при моем появлении садясь в постели.

- Радуйся, что не госпитализировали, - отвечаю сухо, замирая на входе и в ее сторону стараясь не смотреть.

Нужно поддерживать прежний статус и низкую температуру наших отношений. Делаю вид, что меня очень занимает узор на деревянном полу.

- Я и радуюсь, - вяло. - Рас уже знает?

- Нет. Он не стал со мной говорить. Тебе решать, говорить ему или нет, когда он перезвонит.

- А если я решу не говорить, ты меня не выдашь? - спрашивает с сомнением.

- Нет. Это не мое дело.

И я выхожу.

Более длительный контакт нам противопоказан. Это я точно знаю.

Глава 24 Бесит

Заставляю себя держаться вне зоны ее пагубного влияния на себя.

Оставшиеся до ужина часы ни разу не захожу в ее комнату ни чтобы посмотреть, спит ли, ни спросить, не нужно ли ей чего. Резонно посчитав, что, если реально что-то понадобится, Хэвен позовет меня сама.

Но она не зовет.

Я почти не отхожу от двери-купе, боясь пропустить или не услышать ее, однако за дверью абсолютная тишина.

Она во мне не нуждается.

Следует это признать, принять и перестать нести бессменную вахту у ее порога.

Да я даже не понимаю, какого хрена я к нему прилип. Чего жду, на что рассчитываю? Что она внезапно обнаружит, что ее тянет ко мне так же, как меня тянет к ней? Непреодолимо, безудержно. Палевно. И продолжает тянуть до сих пор, несмотря на мою наивную - точнее, вселенски тупую - уверенность, что стоит мне один раз получить доступ к телу, удовлетворить свое желание, и маниакальное влечение, моя одержимость ею сойдет на нет.

Аха. Дважды…

И еще дважды сверху.

Одного раза мне мало.

Я все так же хочу ее. И