Страж - Елизавета Владимировна Соболянская

После чего Алексей Аристархович приказал кучеру ехать в кондитерскую, но по пути остановиться у лавки кожевника. В эту лавку он зашел один, велев Трофиму приглядывать за барышней. Вышел действительно быстро – выбрать и купить саквояж чуть побольше того, с которым приехала к ним Катенька, не составило молодому человеку труда.

Да, для бедного студента это была дорогая покупка, но Алексей Аристархович денежных затруднений не имел, поскольку получал содержание, положенное ему из капитала его покойной матери. Этот факт невероятно бесил Зинаиду Павловну. Она даже пыталась заставить пасынка оплачивать квартиру в его родном доме или съехать, но тут ее быстро поставил на место Аристарх Петрович. Роскошный особняк на Миллионной на самом деле принадлежал Алексею, поскольку был частью приданого его матери. Вопрос был закрыт, но время от времени Зизи разыгрывала трагедию, надеясь, что муж либо выкупит особняк, либо переедет с молодой женой в другой дом.

Вернувшись к экипажу, Алексей приказал ехать в кондитерский магазин. И уже там взял с собой Катеньку, позволив ей выбирать все, чего душа пожелает. Изюм, орехи, монпансье, пастила и «смоква» – все в красивых коробочках, в шуршащих бумажках и нарядных фунтиках. Когда саквояж наполнился до половины, Алексей повез девочку в маленький магазинчик, известный тем, что в нем продавали разные милые мелочи – ленты, кружева, носовые платки, и там ей подобрали несколько комплектов шелковых лент с кружевной отделкой – для кос, и полдюжины носовых платочков с монограммой в виде буквы «Е» и новенький передник.

Взглянув на часы, Алексей Аристархович заявил, что устал кататься по городу, и предложил заехать пообедать. Счастливая и немного взвинченная Катенька согласилась – у нее просто не осталось моральных сил сопротивляться. Они плотно пообедали и наконец отправились в гимназию. Ехать пришлось довольно далеко, так что девочка еще раз полюбовалась городом, в котором ей предстояло учиться еще минимум восемь лет.

Наконец у литой решетки гимназии коляска остановилась. Алексей помог Катеньке спуститься и проводил в приемную. Сухопарая дама в черном шелковом платье встретила их, приказала отнести саквояжи в дортуар и проводить Катеньку за формой. Поскольку учреждение было благотворительным, форму в нем выдавали, дежурная модистка лишь немного подгоняла ее по фигуре, если в том была необходимость.

Простившись, девочка ушла в высокую двустворчатую дверь, а молодой человек, удивляясь самому себе, смотрел ей вслед, испытывая ничем не оправданное чувство потери. Вежливо простившись с дежурной дамой, Алексей вышел на улицу, но задержался у литой решетки. У него кружилась голова, сердце бешено стучало, и в целом он чувствовал себя как в детстве, когда у него в наказание отобрали любимую игрушку.

Очевидно, он побледнел или так плохо выглядел, потому что кучер вдруг сорвался с места и подбежал к нему:

– Что это вы, барин, али перегрелись? Лица на вас нет! Садитесь скорее, садитесь!

Усадив молодого Яхонтова в коляску, кучер погнал лошадей к дому. Там же немедля вызвали лакея, помогли Алексею подняться в спальню и вызвали доктора. Крепкий и энергичный лекарь пришел быстро, выпил с Зинаидой Павловной чаю в гостиной и после осмотра сказал встревоженному товарищу министра и его молодой жене:

– Сильное потрясение, господин Яхонтов. Не знаю, что так взволновало вашего сына, но подобное состояние я встречал у людей, переживших смерть родственников или смертельную опасность. Ваш сын кого-то потерял?

– Что вы! – с удивлением сказал Аристарх Петрович. – Алеша, конечно, потерял мать, но это было давно, во младенчестве. Я расспросил кучера, он провел обычный день. Завтрак у Вольфа, прогулка по лавкам, обед… Отвез девочку в гимназию, но, право, никто там его не пугал и не угрожал…

– Очень странный случай, господин Яхонтов. Я оставил Алексею Аристарховичу успокоительные капли и сердечные. Проследите, чтобы он их принимал дня три. Если не станет лучше, вызывайте меня снова!

Доктор откланялся, а товарищ министра и его жена так и остались в недоумении. Впрочем, Аристарх Петрович зашел в комнату сына вечером и осторожно спросил – не присоединился ли Алексей к одному из студенческих кружков вольнодумцев, но тот лишь покачал головой:

– Отец, я сегодня даже в университете не был! Трофим повез меня домой, как умирающего. Право слово, легкое сердцебиение и бледность того не стоили, но я могу тебе поклясться, что ни в одном вольнодумном предприятии я не состою!

Немного успокоенный Яхонтов-старший ушел к себе. А утром Алексею стало лучше, и он отправился на учебу, удивляясь своей такой внезапной слабости.

Глава 24

Через неделю, в субботу после завтрака, Зинаида Павловна с тяжелым вздохом вспомнила, что нужно забрать из гимназии Катеньку. Муж ее только кивнул, энергично разделывая свой бифштекс, а вот пасынок нахмурился:

– Маман, вы хотите отправить за девочкой кучера?

– У меня сегодня вечер в саду, – томным голосом ответила Зизи, – мне нужно готовиться. В конце концов, какая разница, кто заберет это дитя?

Алексей нахмурился. Он знал, что разница есть. Любое закрытое учреждение – та еще корзинка с ядовитыми змеями. Однако выдавать перед мачехой свой интерес он не собирался, поэтому спросил:

– Не слишком ли свежо для вечера в саду?

– Зато не жарко! – пылко заявила Зинаида Павловна. Супруг исполнил ее давний каприз и оплатил покупку тончайшей кашмирской шали. Одной из красавиц Петербурга не терпелось похвастать обновкой, потому она и затеяла вечеринку в саду, несмотря на неподходящее время года.

– Пожалуй, стоит приказать поставить в саду жаровни, – предложил Алексей Аристархович, – это напомнит о Помпеях и Древнем Риме. Вы, маман, будете, как весталка, в белом платье и шали на плечах…

Зинаиде польстили слова Алексея, так что она, торопливо закончив завтрак, отправилась отдавать распоряжения о жаровнях. Отец только одобрительно хмыкнул ей вслед и уточнил:

– Съездишь за девочкой? Я беспокоюсь. Лилечка всю неделю переживала за нее.

– Съезжу, – спокойно ответил Алексей. С отцом он не играл в дурные светские игры и пусть не понимал, что заставляет его беспокоиться о Катеньке, все же следовал велению сердца.

После полудня он отправился в гимназию и был вознагражден той радостью, которой полыхнуло лицо девочки, когда он вошел в приемную и со