Подвенечный саван - Галина Романова

Их было двадцать. Двадцать мерзких снимков ее голого тела и извращений, которые творило ее голое тело. Партнера не было, она была одна. Но от этого отвратительное порно не перестало быть таковым.

Но она ничего, ничего не помнила! Она этого не делала, точно! Как же так…

Маша задыхалась, кусала губы, чтобы не заорать в полный голос от ужаса и отвращения. Она вытирала слезы и снова и снова рассматривала то, что ей доставили курьерской почтой. Узнала лишь через несколько минут. Узнала тот самый уютный кабинет, в котором они с Володей праздновали свою помолвку. Его там не было. Он ушел. Его вызвали.

Почему? Зачем? Для того, чтобы сотворить с ней это?! С какой целью? Кому, что от нее нужно?

Все нашлось в записке, которую она нашарила на самом дне пакета.

«Завтра подашь заявку на кредит в сорок пять миллионов. Тебе его дадут. Куда передать деньги, сообщу. Не вздумай шутить или обращаться в полицию, снимки пущу в Сеть. Жди инструкций».

Все! Это приговор! Он не подлежит обжалованию, он не дает надежды на помилование! Она под ногтем у какого-то мерзавца, которому срочно нужны деньги.

Управляющий! Это точно он!

Он без конца твердил ей о кредитах, которые должны брать начальники отделов, чтобы спасти банк! Это он, он за этим стоит! А как иначе ей дадут такой громадный кредит?! При ее-то зарплате! Она возьмет этот кредит и станет всю оставшуюся жизнь выплачивать его. А управляющий…

Он будет жить прекрасно с ее деньгами. Кажется, он строит дом? И станет без конца шантажировать ее. То есть будет заставлять ее делать все, что ему вздумается. Она от Сани Лаврова знала, что жертвы шантажа люди приговоренные. У них нет надежды на то, чтобы выпутаться. В ее случае надежды нет абсолютно никакой. Снимки хранятся в памяти фотоаппарата, на флеш-карте, на диске, да черт знает где еще! Может, они уже гуляют по Интернету! Может…

Маша методично, снимок за снимком, порвала все на мелкие кусочки, вместе с запиской порвала. Встала, открыла крышку унитаза, стряхнула все с юбки вниз, смыла. Клочки, хранившие свидетельство ее позора, закрутились в водяном водовороте. Часть осталась плавать на поверхности. Она смывала снова и снова, снова и снова, пока не исчезло все. Потом скомкала черный пластиковый пакет, бросила его в мусорку. Осторожно выглянула из кабинки. Никого!

Она не случайно выбрала именно эту дамскую комнату. На четвертом этаже работали почти одни мужчины. И сюда мало наведывалось женщин. Но она все же заперла общую дверь туалета на замок. Подошла к окну, повернула ручку, рванула створку на себя. В лицо ударило морозной волной. Высотки напротив здания банка равнодушно таращились на нее серыми глазницами окон. Высокий кирпичный забор, окружающий территорию банка.

Маша посмотрела вниз. Ровная, не занятая ничем площадка за зданием была покрыта белым снегом, как саваном. Улица ей больше не казалась шлейфом белоснежного платья невесты. Саван… Точно саван…

Она подтянула юбку, влезла на подоконник, одернула юбку, поправила блузку и шагнула вперед…

Володя отложил бумаги. Опустил руку, прижал ладонью дергающееся колено. Он нервничал. Очень сильно нервничал. Когда он нервничал, у него всегда дергалось колено.

Машу кто-то из охранников вызвал на первый этаж. Какая-то курьерская доставка лично в руки. Это она прошептала ему, когда выходила. Прошло уже десять минут, а Маша все не возвращается. Что так долго?!

Может, ее перехватил управляющий? Может, отвлек кто-то из клиентов? Или вызвали срочно в какой-нибудь другой отдел, поймав на лестнице? Скорее всего, так и есть, разгонял он мрачные предчувствия, цеплялся за спасательные предположения. Через пятнадцать минут он не выдержал, позвонил в отдел, куда могли вызвать Машу.

– Мария Сергеевна? Нет, не была… – ответили ему там.

– Маша? Нет, не вызывал ее никто, – сказала секретарша. – Управляющего нет на месте. Он уехал еще час назад. Ой, Владимир, поищите ее на четвертом этаже. Я видела, как она туда поднималась. Видимо, там задержалась.

На четвертом? Там ей точно делать нечего! Ей, начальнику кредитного отдела, делать на четвертом нечего! Единственное, куда она там могла зайти по необходимости, это женский туалет, но почему?

Но почему туда?! У них на этаже свой имеется, через две двери и…

Он сорвался с места, едва не опрокинув стол. Плоский монитор едва удержался на круглой подставке. Четыре головы поднялись ему вслед и одновременно с осуждением закачались.

– Совсем от любви человеку крышу сорвало, – не без зависти пробормотала одна из сотрудниц, Володя ей нравился, очень.

– Везет же некоторым! – согласилась с ней другая, откровенно завидовавшая Маше.

Он влетел на четвертый этаж в два счета, подбежал к туалетной двери, дернул, заперто! Он снова и снова дергал!

– Маша! – позвал он и постучал. – Маша, ты там?!

Никто не отвечал. Никто. Дверь заперта. Может, ее тут и не было и зря он паникует? Володя еще раз постучал, не дождался ответа и повернулся, чтобы уйти. И тут же ноги его приросли к полу. Он услышал странную суету где-то внизу. Странную, страшную! Кто-то охал, кричал, лестница гудела от десятка ног, устремившихся на улицу. На улицу?!

Он оглянулся на запертую туалетную дверь и обессиленно простонал:

– Маша…

Он кинулся следом за другими вниз по лестнице, на улицу. Людской поток поредел на выходе из здания. Клиенты с любопытством выглядывали из стеклянных дверей, наблюдая, как сотрудники банка без верхней одежды бегут куда-то за угол. Туда же промчалась и машина «Скорой помощи». Туда же кинулся и Володя. Или ему так казалось, что он побежал? Видимо, казалось, потому что ноги перестали его слушаться. Потому что странно тащились по земле. Угол здания все так же был далеко, далеко. Потом он едва не попал под колеса «Скорой», вынырнувшей из-за угла. Потом его толкали те, кто возвращался обратно в здание. Они задевали Володю локтями, плечами, что-то негромко говорили ему вслед.

– Тебе не надо туда ходить, Володя, – дернул его кто-то за рукав. – Ее уже увезли.

– Кого?! – Он дернул шеей с такой силой, что там хрустнуло и стало больно.

– Марию Сергеевну увезли, – сказал кто-то, чье лицо расплывалось у него перед глазами бледным пятном.

– Почему? – тупо спросил он. – Зачем увезли?

– Она выбросилась из окна четвертого этажа. Из окна женского туалета. Оно до сих пор открыто, – послышался женский всхлип.

– Что открыто?!

Его взгляд вдруг уперся в кирпичную кладку забора и принялся считать кирпичи.

Нелепо! Идиотически! Зачем ему знать, сколько кирпичей во втором ряду снизу?!