Расскажи живым - Давид Каган

Шоль надевает перчатку и шагает дальше, оттопырив широкий зад. Хорошо говорит по-русски, с легким акцентом. В прошлом он колонист на юге Украины. В советские годы ему предложили уехать, а поместье передали батракам.

В начале января я вернулся в туберкулезное отделение. Хожу с палкой, рана еще гноится, но уже могу работать. Тут все то же, что и раньше: голод, тоска, постоянный, проникающий во все поры кожи запах хлорной извести. Разнообразие вносит иногда приход переводчика Рауля. Очень высок ростом, с впалой грудью, в черной суконной гимнастерке. По-цыгански смуглое лицо и черные волосы вызывают молчаливый вопрос о его национальности. Известно, что ему двадцать один год, он москвич, жил в детском доме. Он переводчик, но не захотел жить вместе с полицаями и остался в том же корпусе, где был до своего назначения в переводчики. Сопровождает на работу за лагерь группы пленных, переводит приказания конвоиров. Пленные знают, что это свой парень.

Вовлечь его в разговор о войне, о положении на фронте — дело трудное. Сидит молча, задумавшись, если есть махорка — курит, и непонятно, притворяется ли он, что не слышит вопроса, или, действительно, мыслями где-то далеко. Сегодня завели разговор о Сталинграде.

— Что там делается — ничего не поймешь, никто не знает, — проговорил Круглов.

Рауль отмалчивается, будто не от него ждут ответа.

— Где же там фронт?! — настойчиво прошу я. И желая задеть его, добавляю: — Умеете же вы den Schnabel halten![19]

Рауль сосредоточенно дымит. Потом берет карандаш и быстро рисует волнистую линию Волги, кружок на ней — Сталинград, севернее его — жирную стрелу, направленную на юго-запад, и такую же стрелу, ниже Сталинграда, — на северо-запад. Концы стрел почти смыкаются.

— Сейчас у немцев там три фронта, — произносит он своим глухим голосом. — В самом Сталинграде — раз, со стороны Воронежа наши наступают, и еще вот, с Кавказа. Ну, все вам сказал, мне пора.

После его ухода каждый вертит в руках и рассматривает листок со стрелами.

— По-моему, армия Паулюса в мешке, — произносит Круглов. — Как ты думаешь, кадровик? — обращается он к Протасову.

— В мешке, да крепко завязанном! — И тот энергичной линией соединил обе стрелы.

В лагере все чаще устраивают построение пленных по корпусам. Немцы сами пересчитывают, не доверяя, тем сведениям, которые им подают. Сначала в палатах тех, кто не встает с нар, а затем в строю.

В эту проверку при подсчете оказалось на одного человека больше, чем в сведениях. Это могло быть и случайной ошибкой, но могли сделать и умышленно: в случае побега не обнаружили бы недостающего. Подавал сведения Протасов. Шоль ласково поманил его к себе:

— Поди! Поди! — и когда тот подошел, сунул ему листок со сведениями и тут ж ткнул кулаком в лицо. Второй раз поднес листок к главам Протасова и снова удар в лицо:

— Пошел в строй! Еще раз соврешь — и будешь умирать. Слышишь, mein lieber Freund![20] — закончил Шоль.

Протасов, закрыв рукой разбитые в кровь губы, спотыкаясь, пошел на свое место.

В стороне, за правым флангом колонны стоят Губер и его переводчик. Переводчик живет за главной оградой лагеря, в одном доме со своим шефом. Говорят, он даже имеет доступ к радиоприемнику. Губер сухощав, держится прямо, лишь седые волосы и морщинистая шея выдают его возраст. От пенсне — цепочка к левому уху. Когда Шоль избивал Протасова, начальник лагеря даже не повернулся в ту сторону, и по-прежнему, не вынимая рук из-за спины, продолжал разговаривать с переводчиком. Губер, как и Шоль, часто носит улыбку на лице, видно, так у них принято на Западе — почаще улыбайся! Попробуй догадаться, что думает человек с таким выражением лица. А как всмотришься — чувствуешь леденящий холод в груди. Закричи перед ним, попроси о помощи, — он не шелохнется, будет стоять с маскообразной улыбкой, будто существо с другой планеты.

Построение кончилось. Все продрогли. Круглов и я нашли Протасова у больных. Он уже стер кровь с подбородка, сидит на нарах. Говорить слова утешения в такой момент излишне, проклинать Шоля или угрожать ему — тоже без пользы. Я молча присел на нары к Протасову, а Круглов порылся в карманах и наскреб там немного табака.

— Закури! — предложил он.

— До весны далеко... — как бы в ответ на свои мысли проговорил Протасов.

— Не за горами, — говорю я, понимая мечту Протасова.

После Нового года немцы поставили в лагере еще один репродуктор. Он висит на столбе недалеко от туберкулезного корпуса. Убедившись в никчемности своей газетки, издаваемой для русских военнопленных, гитлеровцы решили воздействовать радиопропагандой. Два раза, в два часа дня и семь вечера, транслируются последние известия. Однако заключенные слушают передачи по-своему. Отбили атаки большевиков в районе Сталинграда? А давно ли кричали, что не выпустите ни одного большевика живым из этого города? Хвалитесь, что окружили и уничтожили партизан около Минска. Значит, есть там партизаны, значит, это реальная сила!

В последнее время Блюменталь-Тамарин, постоянный диктор и комментатор фашистской радиостанции, потерял прежнюю уверенность, голос у него хриплый, часто срывается, чувствуется раздражение в интонациях.

— Неужели он сын народной артистки? — с сомнением в голосе спрашивает Круглов. Его удивленные, немного навыкате, глаза смотрят на меня так, будто просят: скажи, что это неправда!

— А почему не верите? Кто мог подумать, что Власов станет изменником? Такого же выродка могла родить и известная артистка. Если вы за Блюменталь-Тамарину переживаете, то она ни при чем. Знаете поговорку? «Дед мой лев, отец — медведь, а сам я — шавка».

— Как он к немцам попал?

— Писал как... Перед самой войной труппа артистов приехала на гастроли из Москвы в Черновцы...

Второго февраля весь лагерь взволновала весть о побеге переводчика Губера. Добавляли при этом, что он унес оружие и даже пистолет Губера:

Услышав эту новость, Каплан быстро направился к двери.

— Пойду разыщу Рауля, может быть, от него узнаю подробности.

Через час Каплан вернулся и передал свой краткий разговор с Раулем. Переводчик ушел ночью, утащил из комнаты, где спали солдаты вахткоманды, две винтовки. Про пистолет Губера — неправда. Поиски пока не дали никаких результатов. Он бывал не раз в окрестных деревнях, и у него есть много знакомых среди населения. Вряд ли его найдут.

— Интересно, где он сейчас, какие его планы? — произносит и Круглов.

— Раз оружие прихватил с собой, ясно, что к партизанам

Каждый завидует бежавшему, строит свои планы освобождения, надеется на удачу. Побеги удаются все реже — охрана все крепче. И всякий побег — радость для всех, словно силы прибавляются у каждого.