Рассказы (LiveJournal, Binoniq) - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он ловит за набедренную повязку какого-то туземца и спрашивает его, отчего тут так воняет.
- О, - отвечает туземец. - Это давняя и трагическая история. Много лет назад на нашем острове жили юноша и девушка. Они полюбили друг друга, но принадлежали к двум семьям, что находились в смертельной ссоре. Им невозможно было соединиться, и поэтому они, однажды на закате взялись за руки и ступили в воды голубой лагуны. И вот вода сомкнулась у них над головами, и с тех пор их никто больше не видел.
- Эээ-э, - говорит Сенкевич. - Понятно. Круто. Но пахнет-то отчего так?
- Пахнет? А, пахнет… Да насрал кто-то.
Все современные телевизионные путешественники выросли из этого нехитрого анекдота.
Но я сбился, я хотел рассказать о путешественниках, а, на самом деле о – мачо-путешественниках. Потому что раньше всегда путешественников было двое – какой-то бестолковый Паганель, и суровый Мак-Наббс, а теперь решили совместить.
Это повелось ещё с кинематографа – археологи там умеют стрелять с двух рук, биологи справно бегают от крышам от ФБР, а какой-нибудь математик лихо дерётся ногами. Это и понятно – всякий зритель хочет отождествить себя с главным героем, а кто хочет быть отдельным Паганелем? Закон рынка.
Так вот, есть, конечно, герои выдуманные, а есть настоящие.
С этим Баженовым тоже интересная история* – он специализируется не на говорящих руинах, а на зверях и выживании. Мне это казалось логичной связкой, но, оказалось, что это разные передачи – зверей он не ест, а снимает про них отдельно.
Я сперва дивился этим удивительным зверям, да только потом мои приятели-биологи поставили на вид:
- Ты, Вова, охуел, что ли? – говорят. – Он же зверей мучает, они у него обколотые в кадре, вот и смирные, он там осень с зимой путает, кролика с зайцем, а луня с луной.
Но мне-то нравились другие его передачи – про выживание, где Тимофей просыпался в какой-то яме в лесу и никак не мог понять, как он там очутился. Это для русского человека нормальное такое положение – и даже не поутру, а вообще в жизни. Дальнейшее напоминало известные советы «Как себя вести, если вы обнаружили, что вас заживо похоронили в гробу» и прочее тарантино.
Я об этом рассуждаю с понятным чувством зависти – меня похорони в гробу, так я постараюсь заснуть.
Уснуть и видеть сны.
Я рыпаться не буду.
Нечего тут.
Не надо всей этой суеты.
Кстати, этот Баженов тоже весь в татуировках, про шрамы я не знаю, а вот расписной он по самое не балуйся, и это я наблюдаю, когда он из своих ям и болот вылезает в очевидном неглиже.
Это я живо представляю: вот мужик из последних сил из гроба лезет, рядом оператор, свет выставлен, баба красивая с термосом стоит, водитель в джипе скучает, друзья на капот оперлись и пивко пьют.
Героический человек.
IV
Но я-то всё мачо.
Тема мачо-путешественника («всё-то мой хозяин знает, всюду-то он побывал») довольно давняя тема.
Они, как и было сказано, из кинематографа, а ещё ранее из комиксов и серийных романов. Вот ещё мысль о телевизионных путешественниках.
Я снова увидел в телевизоре того самого усатого мужика, что когда-то ездил по всему миру и всем мешал. Начнут какие-то голые грязные люди крокодила ловить – он тут как тут. И сразу - крокодила за хвост дёргать, голых людей отпихивать. То, что крокодил уплыл восвояси, обычно не показывают. Или соберётся какой-нибудь вполне одетый индус сделать себе соломенную циновку, как прибежит этот усатый мужик, всю соломку разбросает, что не разбросает, то помнёт, да и убежит восвояси.
Говорили, что он был в больших чинах, и когда его отпускали на волю, то спросили, чего он, мол, хочет? Тот изъявил желание – и вот пустился в странствия по свету.
Это довольно странный мужик, потому как его живучесть была удивительна. Я-то думал, что аборигены какой-нибудь страны давно навалились на него и прекратили это безобразие. Но нет, он ещё жив – только пообтесался немного. Приехал к сирийцам и ну запускать свои волосатые лапы в ресторанный фарш. Потом лапы вымыл, сел за стол. Правда, как он это всё ел, да и ел ли – не ясно. Опять не показали.
Я, впрочем, подозреваю, что он сидит в студии, а к нему время от времени подвозят разных людей из Третьего мира, нанятых за восемь долларов. Их подвозят, вот они уже, потрясая копьями, приплясывают на фоне задника в студии, а мимо на верёвочке протаскиваются два пластмассовых крокодила. Усатый мужик суетится, прыгает, дёргает пластмассовые хвосты, а потом прощается до следующей недели.
С другой стороны, если расскажут, что усатый мужик каждый раз нанимает двойников, я не удивлюсь. То есть, отчаявшихся и разуверившихся в жизни граждан гримируют, наклеивают усы и отправляют к голым людям. Они в течение пятнадцати минут мешают им ловить крокодила, а в начале шестнадцатой минуты их протыкают копьём. Потом гримируют нового и успевают снять ещё четверть часа – пока озверевший индус не затопчет его священной коровой.
Но это не важно – есть ли этот усатый дурак на самом деле, нет ли его – не наше дело.
Интересно другое – раньше, по определению одного кинематографического персонажа, наука была средством удовлетворения своего любопытства за государственный счёт. Теперь же этим средством стала журналистика. Хочешь на крокодила посмотреть – езжай снимать про него репортаж. Понятно, что просто снять тебе его не дадут – нужно прыгать, кривляться, говорить всякие глупости. Если сумеешь увернуться от справедливого гнева – хорошо, нет – уступи место другому.
Потому как если не кривляться, не мешать никому – удовлетворяй своё любопытство за собственный счёт. Или дома сиди – смотри в телевизоре, как индус солому плетёт.
Торопится. Знает, что сейчас усатый мужик прибежит.
Впрочем, кажется, он куда-то пропал.
Тревожился.
Но нет, он уже снял что-то новое.
Меня, правда, пристыдили, говоря, что усатый мужик – лучший наш репортёр.
Во-первых, это суждение чрезвычайно интересное. Вдруг все остальные репортеры ещё хуже? Во-вторых, неразъяснённым остался жанровый вопрос.
Репортер, как я понимаю, делает репортажи. Репортажи ли я с крокодилом и циновками наблюдал? Кажется, нет. Возможно, он делал прекрасные
