Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения - Винсент Хоппер

Вряд ли стоит считать римскими жителями Писистрата, Ореста и Диану. Они римляне только в том смысле, что Аристотель и Платон являются римлянами, то есть внесли свой вклад в языческую римскую культуру, которая породила совершенство гражданской жизни в Римской империи (которое Данте хотел видеть восстановленным). В том же смысле, как Давид и Даниил, евреи, являлись предшественниками и духовными членами Церкви Данте.

Когда он прошел через опыт седьмого уступа, грезил о Лие и Рахили, представленных в Ветхом Завете, воплощающих разновидности действия и созерцания. Затем Данте увенчивается короной (символизирует государство) и митрой (символ Церкви).

Когда он достигает Земного Рая, его сон претворяется в образах Матильды и Беатриче.

Описание Матильды, поющей и собирающей цветы («Явилась женщина, и шла одна, // И пела, отбирая цвет от цвета». — Ч., XXVIII, 40–42), не оставляет никаких сомнений в ее символическом тождестве с Лией, которая осуществляет похожую деятельность («Я — Лия, и, прекрасными руками // Плетя венок, я здесь брожу одна». — Ч., XXVII, 97–99). Следовательно, Матильда предстает земным активным элементом в его совершенном виде в саду Эдема.

Спускаясь с Неба, Беатриче представляет дух Господа в облике, привнесенном человеку в том саду и позже в мир в образе Христа. Следовательно, на восходе солнца-Света, облеченного тремя теологическими добродетелями, Беатриче восклицает: «Benedictus qui venis!» (А., XXX, 19–33). Перед нами явно образ земного действия и созерцания в своей самой совершенной форме.

Как Данте перемещается от Матильды к Беатриче, от Леты (забвение Зла) к Эноэ (познание Добра), от четырех звезд к трем звездам, так и в Эдеме он двигается от танца четырех основных добродетелей (активного) к более завершенной духовности трех божественных добродетелей (А., XXXI, 103–111).

Земной Рай и воинствующая Церковь активны в своей нераздельности в сравнении с Раем Небесным. Однако даже символическая протяженность Небесного Рая через девять сфер, которая, как следует ожидать, созерцательна, содержит крест Марса, лестницу Созерцания, орла Империи и тройные круги Божества. Окончательное Совершенство не наступит, пока превознесенное тело не присоединится к душе:

Come la carne gloriosa e santafia rivestita, la nostra personapiu grata fia per esser tutta quanta[51].Когда святое в новой славе телоНас облечет, то наше существоПрекрасней станет, завершась всецело.

Ангелы осуществляют две функции: созерцание Господа и движение небес, причем обе функции и активны, и созерцательны (Пир, II, 6). К тому же простая двойственность должна присутствовать в Небесной Розе Триумфа Церкви. Ее Цельный образ находится в центре, так и должно быть, она — символ пастырства Христа. Следовательно, Роза Христа принимает свойства природы двойственности второй личности.

Самое очевидное деление Розы описано Бернардом в виде отделения Ветхого Завета от Нового. В первой половине Розы сидят те, кто верит в приход Христа, во второй — те, кто поклоняется Христу, Который пришел.

На самой верхней ступени, очевидно на линии, разделяющей две группы, диаметрально напротив друг друга располагаются Мария и Иоанн Креститель.

В «примерах» Чистилища Мария выступает как примиритель противоположных типов и здесь выполняет ту же функцию, подчиняясь Иоанну Крестителю, который воплощает связь между веками, являясь как предтечей Христа, так и его последователем. Между Марией и Иоанном на стороне Ветхого Завета обозначены фигуры Адама, Моисея и Анны.

Со стороны Нового Завета — Петр, Иоанн (Божественный) и Лючия. Ниже Марии Ева (ряд второй), Рахиль и позади нее Беатриче (третий), Сара (четвертый), Ребекка (пятый), Юдифь (шестой) и Руфь (седьмой).

Соединение ветхозаветной Рахили и новозаветной Беатриче воплощает разделительную линию, проходящую между ними.

Соответственно, можем представить группу вокруг Марии следующим образом:

Более привычно расположение этих персонажей по линии от Евы к Руфи, как раз под Марией. Таким образом, Мария явно относилась к Ветхому Завету. На противоположной стороне отчетливо распознается Иоанн, предшественник Христа, который, очевидно, относится к Новому Завету.

Насколько данное различие спорно, не совсем ясно, особенно в выводах, касающихся Марии, Царицы Небесной, подчиняющейся Иоанну, поскольку Ветхий Завет всегда считался менее продвинутым, чем Новый. Соседние личности, Адам, ветхозаветный прародитель людей, и Петр, человеческий устроитель Церкви, также воплощают Марию (как образ Чистилища), скорее как проводника, чем как члена той или другой группы.

С противоположной стороны Розы фигуры, окружающие Иоанна, располагаются в аналогичной последовательности:

В данном случае, по сравнению с Ветхим Заветом, где фигуры располагаются под Марией, упор сделан на его личностях. Различие тотчас приковывает внимание к Беатриче, устроившейся рядом с Рахилью. То, что Лия и Рахиль как типы действия и созерцания всегда объединялись, а Лия здесь заменяется Беатриче, позволяет выявить иную двойственность, проявляющуюся в Розе. В равной степени они обеспечивают самое точное отличие функции Беатриче.

Итак, она всегда определяется символом Любви и Святого Духа. Здесь связь Беатриче и Рахиль приковывает внимание к тому, что она не только символ Любви. Обе являют воплощение Любви, небесной и к ближнему.

В том же смысле Рахиль и Беатриче служат примером милости, благодаря которой человека влечет к Господу и добровольной милости, когда человек приводит к Господу своего ближнего, или, как указывает Данте, Милость ищет Бога и человека (Монархия, I, 11, 103–104).

Сложность этой части образной системы «Божественной комедии» вытекает из концепции восприятия Данте Беатриче как чуда, воплощения земного совершенства. Выступая выразителем Церкви Воинствующей, несмотря на то что ее эмблематичным цветом является красный цвет Любви, она временно в равной степени принимает белый и зеленый, цвета Веры и Надежды, подобно совокупности основных добродетелей.

Ее формальное место в Вечном Образце следует определить как «активность Милосердия», с помощью которой человек ведет ближнего своего к Господу, в отличие от Рахили, никогда не сворачивающей от своего установленного созерцания, посредством чего человек направляется к Господу.

Сравним в «Чистилище»:

Ближайший к ним любви венец прекрасныйСплели Престолы божьего лица;На них закончен первый сонм трехчастный[52].

В «Божественной комедии», как и в «Новой жизни», она активная направляющая рука Данте. В начале «Божественной комедии» она покидает свое место рядом с Рахилью (А., II, 101–102), действует во спасение Данте и только после завершения своей миссии возвращается к не меняющей своего места Рахили.

Беатриче появляется перед Данте в «Небесном рае», расположенном слева от колесницы (Ч., XXX, 61, 100–101), сопровождаемая четырьмя основными добродетелями, которым предопределено быть ее служанками (Ч., XXXI, 107–108). Так, перед ее рождением предопределяется ее положение в архетипической модели.

Напротив Беатриче на третьей ступени Розы находится созерцательный Бенедикт, самая яркая жемчужина любви в небе созерцания (Р., XXII, 28–32), названный Иоахимом предтечей века Любви. Когда Данте при виде Розы подумал о Беатриче, вместо нее он увидел созерцающих Бернарда: Беатриче и Рахиль, Беатриче и Бенедикта, Беатриче и Бернарда.

Данте, постепенно приближающийся к видению Божественного Порядка, сначала видит Беатриче земными глазами («очами телесными»). В реальной жизни ее предопределенная активная миссия состоит в даровании милосердия. Одновременно она представляет для него суть созерцания, которую он позже отклоняет.

Беатриче по отношению к этой жизни созерцательна, а по отношению к небу активна. Созерцательна по отношению к Матильде в Земном Раю, но активна — к Рахили в Небесном. В своей роли она передает небесное созерцание моральной активности, имея перед собой Рахиль, наставляя Данте активной добродетелью:

Merrenti a li occhi suoi; ma nel giocondoluma ch’ e dentro aguzzeranno i tuoile tre di la, che miran piu profondo[53].Ты будешь нами перед ней поставлен,Но вникнешь в свет ее отрадных глазСреди тех трех, чей взор острей направлен.

Итак, Данте, двигающийся от основных точек к теологическим добродетелям, от Чистилища к Небу, в конечном счете перемещается от Беатриче к Бернарду, чтобы осуществить свое желание и добиться окончательной цели (Р., XXXI, 67). Именно Бернард направляет взор Данте через лабиринт Розы, где «внутренний свет» Беатриче рядом с ней в образе Рахили, и Данте, наконец, благополучно поднимается, постигая различие между ними.