Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

Чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться в другом. Зачем вообще айри понадобился «Иннар», первый корабль нового типа, достроенный в минимальном ходовом наборе модулей три года назад и проходящий теперь испытания? Вот ведь туча домыслов и вопросов, и все пока – безответные.

Йялл осознал, что уже бежит в полную силу, словно спасаясь от навязчивых мыслей. Дорогу выбирает без участия разума. Окликнул Сати – и тянется к ней, реагируя на тепло знакомого сознания. Когда волвек с его массой и подвижностью тянется – все прочие липнут к стенам. Отвыкли от настоящей спешки. Зажирели в мирной спокойной жизни. Йялл в три прыжка – каждый раз с середины пролета через перила – ссыпался на первый этаж. Миновал длинный коридор, вырвался в парк и наконец понял: не работают важные нелюди. Умилились, потащили Сати на набережную показывать старый город и баловать. Их можно понять. Самое загадочное существо двух миров – Релата и Хьёртта. Генетически прямая наследница Эллара, которого до сих пор считают лучшим из директоров Академии. А Риан полагает еще и своим любимым учеником.

Бежать по набережной оказалось легко. Новые заботы так основательно отодвинули прошлое, что стало не больно и не страшно смотреть в сторону моря. Закат мял легкий шелк волн, играющих переливами текучих красок. Прожектор солнца бдительно целился прямо в него, Йялла, словно отслеживал путь единственного торопыги во всем городе, неуместного и подозрительного в ленивой безмятежности этого безупречного вечера.

Запахи приморской набережной тоже были яркими и цветными. Туман, незаметный людям, тек от воды, зеленовато‑соленый, прохладный и свежий. Ароматические свечи на столиках кафе рисовали тончайший узор нездешних картин. Лиловый штрих масла ирнасской розы, сиреневый пух обикатского ириса, лунную искристую белизну лилии гор Ака… Шипел жир на сковородах. Томился под крышкой любимый Йяллом суп из глубоководных водорослей, остро пахла сырая рыба, смешиваемая с пряностями и перцем. Кофе обещал бодрость, а белый чай медленно распускался в заварниках, настраивая на созерцание и умиротворение. Шелестели пузырьки игристого вина.

Хорошо. И люди сейчас на набережной тоже воспринимались без напряжения. Они смотрели на закат, ужинали, беседовали. Дела остались в сиянии дня. Вечер всех сделал чуть более мягкими и добрыми, отодвинул на время различия. Не давят ложь и холодность. Не бьют болью острая зависть, циничный расчет. Здесь и сейчас люди вполне даже достойные соседи. Дружелюбные, благорасположенные. Сытые…

Йялл миновал длинный ряд причалов с частными яхтами. Выбежал на уходящий прямо в закат узкий мостик, на золотую дорожку бликов. В трех сотнях метров от берега – любимое заведение Риана. Стилизованная копия старинного парусника. Наверняка айри забрался на капитанский мостик, там самый почетный столик. Лучший вид – тоже там.

– У тебя от голода голова болит, – жалостливо вздохнула Сати, вскакивая с места и бережно отодвигая свободный табурет. Тяжелый, из массивного дуба. – Садись, я буду тебя жалеть. Ты вожак, я должна за тобой ухаживать. Мне Риан подробно рассказал про права и обязанности стайных. Р‑р‑р…

Рычала девочка тихо и прямо‑таки нежно. Риан и Ялитэ слушали и любовались зрелищем с невозмутимостью, доступной только айри. Сами создали забавную сценку – сами и получают удовольствие от ее развития. Йялл послушно сел, энергично принюхался и подвинул ближе глубокую тарелку с супом. Старое серебро, легкая потертость, примитивный узор ручной работы: точная копия посуды пятивековой давности из капитанской каюты флагмана еще того, парусного флота. Риан сам консультировал владельца ресторана. Придирчиво подбирал детали, даже мастерил табуреты и сердито поправлял снасти. Он‑то, древнейший, точно знал, как должно быть по‑настоящему. И теперь наслаждался безупречным результатом. Жевал сырник, гладил Гиркса и сыто, по‑кошачьи, щурился на закат.

– Ты безупречный волвек, Йялл, – с отчетливым неудовольствием отметил Риан. – Пока не впихнул в свою голову все доступные сведения, не унялся. Между тем сегодня не последний день существования мира, уж поверь старику.

– Йял хороший, – возмутилась Сати, уловив подначку.

– Очень. Целеустремленный, сильный и умный. Надеюсь, ты научишь его еще более важному, – подмигнул Риан. – Он не в состоянии делать поблажек себе и другим. Не умеет отдыхать. Пока вот держится, здоровья в нем много. Но даже его сил не хватит для немедленного спасения всех и повсюду. К тому же люди должны решать свои проблемы сами, пока дело не заходит слишком далеко.

– А как понять, куда оно заходит? – надулась Сати.

– Это и есть величайшее искусство, – рассмеялся Ялитэ. – Но спрашивать бесполезно. Учитель снова возьмется хвалить Гиркса или иными путями увиливать от ответа.

– Неплохой котенок, – охотно поддержал тему Риан. Мечтательно вздохнул: – За всю мою жизнь лишь один был безупречен. Помню его и теперь.

– Синеглазый? – ревниво понадеялась Сати. – Мышей ловил?

– Длинношерстный, крупный, с зелеными глазищами. Ерофей его звали. Он даже выдру выгнал с болота, что там говорить о мышах, крыс давил до последнего дня. Сам был серый, с такими вот полосками.

Ялитэ издал тихий стон. Про знаменитого кота он слышал много раз. В том числе сегодня уже трижды. И все оттого, что сам он, директор Академии, был наделен сполна ровно теми же недостатками, что и Йялл: излишним усердием и неумением отдыхать. О каком отдыхе может идти речь, если в Академии творится невесть что? А завтра будет Совет. Завтра! На этом настояли, между прочим, айри, в обход мнения директора Ялитэ. Значит, попытаются отнять Сати. Рассчитывают на то, что о ней пока известно мало и ложь Риттонха удастся выдать за правду?

– Прекрати так громко и сухо щелкать четками мыслей, – поморщился Риан. – Ты портишь первый в жизни Сати приморский закат. Это смертный грех. Все необходимое уже делается. Сати, хочешь, я научу тебя гадать на кофейной гуще?

– И что, гадание сбывается? – восхитилась девочка, сразу забыв обо всем.

Риан украдкой показал полувыпущенные когти Йяллу, намекая, во что обойдется продолжение темы завтрашних и любых иных проблем. Безмятежно улыбнулся:

– Не знаю. Меня интересует сам процесс. Это вкусно и забавно. Развивает воображение. Потом сны бывают цветными. Тебе часто снятся красивые сны?

Сати кивнула. Риан махнул рукой официанту. Две крошечные фарфоровые чашечки поплыли к столику на серебряном подносе. Пар танцевал и кружился. Йялл смотрел на закат, темно‑бронзовый с прозеленью, словно антикварный, как и все здесь, на борту старинного корабля. Свечи мерцали в убогих фонарях. Скрипели снасти. Волны поглаживали доски бортов. Мир вокруг перестал быть сложным, тревожным, требующим ежеминутного внимания. Мир отдыхал и готовился к ночи. И Йялл тоже отдыхал. В наилучшем обществе, раскрыв душу, свободно взирая на запад, на море – куда не решался прежде смотреть. Боль утраты впервые за много лет ослабла, отступила в прошлое… Спокойное внимание Риана обволакивало Сати. Оно было подобно стеклу древнего фонаря: не допускало ветер тревоги к ровному огоньку детской радости. Йялл улыбнулся. Он пока что плохой вожак. Он не умеет так – думать о своих родных, отбросив все прочее.

Официант в старинной морской форме принес обязательную и неизбежную клубнику со сливками – любимейшее блюдо всякого без исключения волвека. Йялл взялся планомерно уничтожать лакомство, наблюдая последние всполохи заката. Фонари теперь зажигали повсюду. Волвек обернулся к набережной. Две золотые цепочки огоньков обозначали мостик, ведущий от корабля к большой земле. Блики играли на мелкой ряби спокойной воды. Две фигуры неторопливо двигались к кораблю. Тимрэ и бабушка Томи. Правильно, их явно не хватало для полноты праздника.

– Тим! – обрадовалась Сати, поймав приветствие близкого сознания айри. – Как хорошо! Бабушка, иди, я тебе тут все покажу. Я теперь знаю, как называются все толстые веревочки на мачте.

Риан тяжело вздохнул от столь вопиющего обозначения такелажа, но поправлять не стал. Усадил Гиркса на свой табурет. Встал, глянул на Йялла:

– Нам пора. Йялл еще не познакомил меня с Лорри.

– Жаль, без тебя будет не так уютно, – вздохнула Сати. – Но дело важное, я понимаю. Ты ведь никуда не денешься? Ты мне еще много должен рассказать, с тобой интересно.

– Никуда не денусь, – улыбнулся пожилой айри.

Дождался, пока поднимутся на мостик прибывшие. Поздоровался с ними, усадил бабушку Томи. Хлопнул по плечу Тимрэ. Коротко простился с Ялитэ. И замолчал до самого берега. Йялл шел рядом и дышал ночью, чувствуя себя слегка пьяным ее полнотой и теплотой.

Быть стайным – значит нести ответственность. Люди не имеют общего сознания и потому позволяют недопустимое. Взаимную вражду, уничтожающую время и силы, разрушающую саму возможность настоящего развития и взросления. Вместо этого – нелепые фальшивые условности, ограничивающие понимание и общность. Уж я‑то знаю, наработал опыт как одиночка: хуже всего в людском обычае – именно неумение понимать причастность и нежелание подставить плечо под общую ношу. Как назвать эту ношу? Первый из вожаков свободной стаи, Лайл Энзи, написал книгу, сформулировав базовые идеи стайности. Не для воспитания и убеждения людей, нет… И не написал, если уж быть точным. Создал из идей, образов, настроений, общих размышлений старших, дыхания мира Хьёртта. Оставил навсегда для стаи этот, как любят говорить волвеки, четкий след вожака… Определил и заложил основу и смысл жизни: развиваться и нести ответственность. Это требует каждодневной работы над собой. Люди вот ленятся, и оттого их души утрачивают исходный настрой. Сутулятся, меркнут, обрастают наслоениями обыденности.