Саша Чекалин - Василий Смирнов

— А может быть, он обычный человек? — вдруг взбунтовался Генка, обиженный словами комиссара. — Наш город стратегического значения не имеет. Нет смысла сюда забрасывать шпиона.

— Какой наш город, — в один голос обрадованно поддержали Славка и Костя, топчась на месте босыми ногами и вытирая вспотевшие лица. — Если бы не беженцы, муха пролетит — и та на виду…

Но Саша был неумолим.

— Разгильдяев надо снять с дежурства, — распорядился он. — Оружие отобрать… Дать задание — разыскать во что бы то ни стало.

Ребята выслушали приказ с сосредоточенным видом, как и подобает настоящим дисциплинированным воинам. Ни у кого больше не повернулся язык перечить комиссару.

Рядом текла река. Вода была теплая, как парное молоко, она манила, звала к себе. И Саша, искоса посмотрев на ребят: одобряют они или нет? — решил искупаться.

— Ладно… — примирительно сказал он, сбрасывая с себя рубашку. — Можете тоже купаться.

Глядя на него, разделись и полезли в воду ребята-тимуровцы.

Купались недолго. В другое время ребята полежали и повозились бы на горячем, усеянном темными ракушками песке, но сейчас настроение у всех было тревожное. Витюшка повел свою команду обратно к табору беженцев, а Саша другой тропинкой поднялся на гору. Если бы он свернул немного в сторону, то в густой чаще кустов увидал бы человека, которого ребята так усердно искали. Человек лежал на траве, в тени куста, и крепко спал. Если бы Саша взглянул на него, то узнал бы знакомого односельчанина. Но Саша прошел мимо в каких-нибудь десяти шагах, погруженный в свои мысли. Он даже не заметил, как рядом из-за обрыва высунулась лохматая золотоволосая голова Егорки Астахова, всегда любившего ходить не там, где ходят люди.

— Стой, ни с места! — басовито гаркнул он за спиной Саши.

В руках Егорка держал удочки и ведерко, в котором плескалась мелкая рыбешка.

— Много наловил? — Саша заглянул в ведерко, думая про себя: «И охота же Егору в такое время ходить на рыбалку!» Мелькнула и другая мысль: какое свинство со стороны Егора не зайти за ним!

Саша нахмурился.

— Смотри, — недовольно отозвался Егор, — одна мелкота. Хвостики… Не ловилась сегодня рыба.

— А где ловил, не у моста? Там всегда раньше ловилась.

— Нет, — буркнул Егор и, угадав Сашины мысли, успокоил: — Заходил за тобой утром. А ты спишь… Надежда Самойловна не велела будить тебя.

Саша недовольно поморщился. С тех пор как началась война, он ни разу еще не ходил на рыбалку.

— Куда шагаешь? — спросил Егор.

— Так… — Саша неопределенно пожал плечами.

Они шли по площади мимо сквера, на котором зеленели молодые деревца, в прошлом году посаженные школьниками, и среди густо разросшихся цветов белел на гранитном постаменте памятник Ленину. Мимо оглушительно тарахтели по пыльному булыжнику тяжело груженные мешками подводы — колхозники везли на склад зерно нового урожая. Возле желтоватого оштукатуренного двухэтажного здания, в котором помещался военкомат, на панели сидели призывники, сложив свои вещевые мешки у стены. Возле них толпились заплаканные женщины, ребятишки.

— Вот… а нас не взяли, — Саша с завистью поглядел на выходивших из военкомата людей.

На улице рядом с уже закрытым на замок газетным киоском бойко торговал пивной ларек. У прилавка сгрудились колхозники. Продавец, отец Егора Астахова, прозванный почему-то Чугреем, громко тараторил с посетителями, то и дело повторяя: «Ваше здоровьице!.. Ваше здоровьице!..»

Егор шел молча, сгорбившись, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо ларька. Ему было стыдно за отца, который в такое время все еще продолжал думать о наживе.

— Заходи, — предложил Егор, когда они остановились на перекрестке.

— Зайду, если только на операцию не уедем, — нерешительно пообещал Саша. — А ты что? — спросил он, видя, что Егор чем-то взволнован. — Опять с отцом буза?

Егор молча кивнул и медленно поплелся домой. Теперь Саша понял, почему Егор с утра ушел из дому на рыбалку. Он хотел окликнуть его, остановить, но Егор уже завернул за угол.

«Плохи дела у Егора, — думал Саша, направляясь к райкому комсомола, — с отцом нелады. Да еще и переэкзаменовка на осень по русскому».

«Теперь не до переэкзаменовки…» — решил Саша и тут только сообразил, что в воскресный день райком комсомола закрыт. Но он ошибся, увидав распахнутые настежь двери.

Во время войны смешались понятия о выходных и будничных днях. Все дни стали одинаковы. В райкоме комсомола неумолчно звенел телефон, на лестнице и в коридоре толпились пришедшие из района комсомольцы в запыленных ботинках, вихрастые, загорелые. Шли разговоры о курсах минометчиков, об истребителях танков. Саша понял, что происходит очередная мобилизация комсомольцев. С какой завистью он смотрел теперь на этих деревенских ребят, которым посчастливилось родиться раньше его!

Миловидная рыженькая пионервожатая Машенька, в эти дни работавшая в райкоме машинисткой, приветливо кивнула Саше головой и посоветовала подождать.

Прежние работники райкома комсомола, которых Саша немного знал, ушли в армию. Секретарем райкома теперь была Чернецова. Она помнила его еще по школе. С ней можно откровенно поговорить. Поэтому Саша смело шагнул через порог в знакомый кабинет, где его еще совсем недавно принимали в комсомол. Чернецова, одетая в полувоенную форму — гимнастерку с ремнем и кирзовые сапоги, — была одна. Сбивчиво, неожиданно смутившись, он рассказал о цели своего прихода.

— Хочешь быть радистом? — Чернецова, подняв узенькие ниточки бровей, с любопытством поглядела на Сашу.

— Да, если будет разверстка на такие курсы, то меня пошлите, — снова повторил Саша.

Чернецова вспомнила — в городском кинотеатре она на днях видела военный киносборник. Там советский радист на занятой врагом территории вел себя смело и мужественно, и все у него получалось легко и просто. Посмотрев этот киносборник, наверное, не один этот смуглолицый худощавый паренек с открытым взглядом захотел быть похожим на героя фильма.

— На такие курсы пока еще никого не посылаем, — сказала Чернецова, разбирая на столе бумаги. — А вот в Саратов тебя можем направить. — И, видя, что Саша смотрит недоумевающе, пояснила: — Эвакуируем ребят из детдома. Надо помочь в дороге.

— Ну-у… — У Саши даже изменился от обиды голос. — Я в истребительном батальоне… на военном положении…

— Комсомольцы все на военном положении… — строго поправила его Чернецова. — Куда пошлют, туда и поедешь.

— Понятно… — четко ответил Саша, и от обиды у него не осталось и следа.

Вместе с Чернецовой Саша стал перебирать на память знакомых ребят. Вышло так, что Саша называл, а Чернецова что-то отмечала в своем списке. От секретаря Саша ушел с поручением сообщить Наташе Ковалевой и Володе Малышеву, чтобы они зашли в райком. Наташа была дома. Увидев в окно Сашу, она выбежала на крыльцо.

— Какой ты бессовестный! — укоризненно качая головой, говорила Наташа, ведя за собой по темным сеням гостя. — Забрал у меня книжку, обещал через несколько дней вернуть и все не несешь.

Хотя Саша и на этот раз не захватил с собой томик стихов Блока, хотя она упрекала Сашу ворчливым тоном, он понял, что Наташа рада его приходу. Глаза у нее улыбались, а оттененные легким пушком щеки заметно румянились.

— Ты не ругайся, Наташа… — серьезным тоном предупредил Саша. — Я сегодня злой… — и весело рассмеялся.

Мир был сразу заключен.

В просторной полутемной комнате с низким потолком и маленьким окошком, куда Наташа ввела гостя, все были заняты делом. Прохор Сидорович сидел в своем коричневом кожаном фартуке у бокового окна за верстаком. Зажав между колен сапожную колодку на железной ноге, он точными ударами молотка неторопливо вбивал один за другим гвозди в подошву и вполголоса тянул дребезжащим тенорком:

Во субботу, день ненастный,Нельзя в поле работать…

Дарья Сидоровна расположилась у другого окна за большим столом, на котором лежал ворох белой бумазеи. Она быстро строчила на машинке, не обратив никакого внимания на вошедшего Сашу.

Зато Прохор Сидорович, вскинув на морщинистый лоб очки в медной оправе, испытующе взглянул на Сашу и по своей привычке подковырнул:

— Что-то зачастил к нам, Сашуха? Не жениться ли собираешься?

Наташа, фыркнув, быстро проскользнула в свою комнату. Саша, смущенный, прошел вслед за ней.

«Вот ехидный старик», — подумал он. И совсем уж не так часто они встречались с Наташей, а в последнее время и совсем не приходилось бывать у Ковалевых.

— Ты посиди, — сказала Наташа, — я сейчас… — Она юркнула за дверь.

За стеной «ехидный старик» продолжал тянуть свою нескончаемую «субботу». Монотонно стрекотала швейная машинка. Пахло варом, кожей, а из раскрытого в сад окна ветерок доносил запах спелых яблок. Саша сидел на стуле, рассеянно поглядывая по сторонам. В комнате у Наташи все блестело чистотой, было уютно и как-то очень светло. У стены стояла узкая железная кровать, покрытая белым пикейным одеялом. Рядом приткнулся маленький столик с книгами, над столиком висел портрет покойного отца Наташи в красноармейском шлеме-буденовке и ниже — вырезанный из журнала портрет писателя Николая Островского.