Ищущий убежища - Бернард Найт

— Для начала перерезанное горло, — мрачно обронил Джон. Существовала прочная связь между всеми теми, кто совершил полное опасностей путешествие в Святую землю, чтобы уничтожить осквернителей Иерусалима, и ему горестно было думать, что двое воинов, переживших все тяготы и лишения путешествия и войны в Палестине, вернулись домой только для того, чтобы оказаться убитыми, словно животные на бойне.

Под взглядом мальчишки-пастуха, наблюдавшего за ними широко раскрытыми глазами, Джон и Гвин принялись раздевать покойника, чтобы осмотреть одежду и тело в, поисках иных следов. На обеих руках и на груди они увидели множество рубцов и шрамов, оставшихся после полученных в боях и заживших ран — привычная картина, потому что и на Гвине, и на самом коронере вражеские копья и мечи оставили напоминания о былых схватках.

Когда коронер и его помощник сдвинули тело, под ним обнаружились пустые ножны, однако некогда находившегося в них кинжала не было. Они перевернули покойника, что не составило труда, поскольку в иссушенном теле не осталось и половины первоначального веса. На коричневой и сморщенной коже спины они увидели нечто, от чего и у коронера, и у его помощника одновременно взлетели вверх брови. Чуть левее позвоночника, сочленения которого проступали сквозь натянутую кожу, находилась рана длиной в дюйм, острая в нижнем конце, тупая и слегка надорванная сверху. Джон некоторое время смотрел на рану, затем повернулся к Гвину.

— Такая же рана, в том же месте, — произнес он.

Они опустили труп на место.

— Немало людей погибает от удара в спину, — решил не торопиться с выводами Гвин. — И клинки у большинства ножей похожи, поэтому и раны одинаковые.

Джон выпрямился и потянулся, разминая затекшую спину.

— Два человека в Дартмуре, оба с левантийским оружием и доспехами, оба погибли от удара ножом в спину с разницей в несколько недель. Не слишком ли много совпадений?

Гвин счел нужным промолчать.

В отличие от де Бонвилля, одежда этого покойника почти не пострадала, хотя внутренняя часть камзола, нижняя туника и сорочка были черными от высохшей крови, обильно лившейся из артерий и вен перерезанного горла. Небольшой порез на спине совпадал с колотой раной, кровь из которой, по всей видимости, почти не шла.

Под кожаным шлемом обнаружился участок проломленного черепа в высохшей крови, хотя сам шлем оказался целым. Светлые волосы покойника были коротко подстрижены.

Ему нанесли сильный удар каким-то тупым предметом, — таково было мнение Джона. — Достаточно сильным, чтобы он потерял сознание и не сопротивлялся, когда ему перерезали горло… хотя к тому времени, возможно, он уже получил и удар в спину.

Опять неожиданное трусливое нападение? — предположил Гвин.

Джон пожал поникшими плечами, выражая сомнение.

— Фитцхай, если помнишь, утверждал, что де Бонвилль в Хоунитоне был один. И мы совершенно не знаем, как долго труп провалялся здесь, хотя, без сомнения, этот человек погиб на несколько недель раньше Бонвилля. О какой связи можно говорить в таком случае?

Рыжеусый корнуоллец снова посмотрел на ссохшийся труп.

Одно могу сказать наверняка — по лицу беднягу никто уже не узнает, это точно. К тому же, если он обзавелся одеждой и доспехами в дальних краях, то даже близкие не смогут его опознать.

Вот только распятие… По-моему, это корнуолльское олово. — Коронер смотал шнурок и сунул украшение в висящий на поясе кошелек. — Больше, собственно, у нас ничего и нет. Может, кто-то припомнит распятие. Ладно. Собери его одежду, да не забудь прихватить ножны. Хоть в чем-то нам повезло: от этого, по крайней мере, не несет, как от предыдущего.

Пока они возвращались к тому месту, где Томас стерег их лошадей, коронер принялся рассуждать о своих служебных обязанностях:

— Расследование по нему надо провести сегодня, не возвращаться же сюда завтра! — Солнца не было, однако он, подняв голову, посмотрел туда, где облака были прозрачными, и решил, что еще нет и полудня. — Томас, отправляйся пря-

мо сейчас в деревню вместе с пастухами — как она там называется?

Сэмпфорд-Спайни, если управляющий Норт-Холлом не соврал.

Пусть они отправят телегу за покойником и отвезут его к церкви. Пусть староста созовет дюжину душ в качестве присяжных, и после короткого дознания мы похороним жалкие останки несчастного, — хотя с теми идиотами, что здесь обитают, это пустая трата времени. Сомневаюсь, что мы услышим от них что-нибудь путное.

Глава двенадцатая,

в которой коронер Джон встречается с епископом

Эту ночь коронеру пришлось провести на полу собственного зала в доме на Сент-Мартин-стрит. Он добрался домой перед самыми сумерками, едва успев до закрытия городских ворот, для чего вынужден был постоянно подгонять коня во время тяжелого перехода, последовавшего за проведением дознания по второму мертвецу. Когда же Джон оказался дома, Мэри, угощая его ужином за длинным столом в холле, прошептала, что хозяйка заперлась в своей комнате и за весь день ни разу не показывалась.

Уставший как собака, он поднялся по внешней лестнице, внутренне готовый к тому, чтобы лицезреть ледяную холодность жены. Однако, когда он толкнул дверь в ее покои, та не открылась. Он толкнул сильнее, но дверь была заперта на щеколду изнутри. Джон затарабанил в дверь кулаками, с каждой секундой ощущая, как в нем все сильнее закипает злость. Он кричал и колотил в дверь с такой силой, что его сосед Годфри Фитцосберн, серебряных дел мастер и глава своей гильдии, появился на приступке собственной спальни на верхнем этаже.

Пыхтя от возмущения, Джон неохотно спустился по лестнице и разыскал на кухне Мэри.

— Нет, ты представляешь, она заперла дверь и не пускает меня в спальню, чтоб ее!

Служанка пожала плечами:

— Ничего удивительного, если хотите знать. Она несколько дней дозревала. Вас сколько дома не было? Три дня и две ночи, вот она и не выдержала.

— Как думаешь, Мэри, мне ее бросить?

Служанка спокойно покачала головой:

— Ну что вы, это все перегорит да выветрится. Ей слишком нравится быть женой королевского коронера. Она же не переживет насмешек других знатных женщин. Так что сидите тихо, и в конце концов все встанет на свои места.

— А спать мне сегодня где прикажете? Она же меня собственной постели лишила! — пожаловался коронер.

Мэри остановилась, подбоченившись, и заговорила с ним тоном, которым мать увещевает раскапризничавшегося ребенка:

— Где хотите, но только не со мной! Выбор у вас есть. Можете отправиться в «Буш» и забраться под одеяло к любовнице, а можете переночевать в собственном доме, в холле. По крайней мере, не останетесь без крыши над головой. Учитывая, в каком состоянии сейчас ваша жена, я посоветовала бы вам остаться дома, если, конечно, вам не хочется, чтобы вас не пускали в спальню еще недельку-другую.

Джон не мог не согласиться с рассудительностью ее доводов, и Мэри принесла из кладовки соломенный матрас и постелила его перед очагом. Она подбросила в огонь несколько крупных поленьев и постелила поверх матраса покрывало, а вместо подушки положила скатанный плащ.

— Думаю, в Палестине и Австрии вам доводилось ночевать в местах похуже, чем это, — заявила служанка голосом, в котором, как показалось Джону, было не слишком много сочувствия. Впрочем, он с благодарностью завалился на наскоро устроенную постель, натянул на себя покрывало и через десять минут уже вовсю храпел.

На следующее утро Джон счел необходимым доложить о событиях нескольких предшествующих дней шерифу. При всей нелюбви к родственнику он понимал, что должен информировать его о последних новостях по поводу нового убийства, особенно учитывая то, что и второй покойник был связан с Крестовыми походами. Позавтракав в одиночестве, он зашагал к замку, пересек двор, шлепая по никогда не пересыхающей грязи, и подошел к главной башне. Поднявшись по ступенькам над подвальным этажом, он оказался перед центральным входом. Вооруженные стражи, солдаты и всякий люд, сновавший туда-сюда по своим делам, почтительно расступились, давая пройти коронеру.

Караульный сержанту внутренней двери, ведущей в кабинет шерифа, сообщил Джону, что шериф уже занят и беседует с кем-то из кафедрального собора. В скверном расположении духа Джон принялся мерить шагами выложенный каменными плитками пол перед кабинетом.

В заполненном людьми центральном зале замка царила обычная деловитая суета. Сидящие за расположенными по периметру столами клерки писали что-то под диктовку просителей, желавших, чтобы суд графства выслушал их жалобу, или обращавшихся с личной просьбой к шерифу. Бродили рыцари, выглядевшие растерянными в отсутствие войн или хотя бы Крестового похода, которым можно было бы себя занять. Их сквайры, местные лендлорды, торговцы и мастера различных гильдий суетились, исполняя чьи-то поручения, или праздно сплетничали под стенами. Джон углядел в толпе своего соседа, беспутного мужчину средних лет, который славился своей слабостью к выпивке и женскому полу. Джон не испытывал к нему теплых чувств, а посему старался избегать его компании, тем самым вызывая раздражение Матильды, которая с удовольствием принимала двусмысленные комплименты Годфри Фитцосберна, сталкиваясь с ним на улице перед домом. Сосед, будучи главой гильдии серебряных дел мастеров, принадлежал к числу значительных людей в Эксетере, пользовавшихся заметным влиянием. Первые же слова, с которыми он обратился к коронеру, не подняли Джону настроения.