Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию - Арно Зурмински

В конце концов это заметили все: Венкша стала давать дополнительные занятия. Хотя никто не знал, по каким предметам. Петер однажды пошел. Сидел с еще тремя в мансарде с видом на пруд, а Венкша старательно излагала действия с дробями. После них пришел Буби Хельмих. Тоже для дополнительных занятий по арифметике. Он был единственный из восьмого класса, кому разрешалось заходить к Венкше в комнату. С его напомаженными волосами!

Никто бы ни о чем не догадался, если бы Клозе не жила так долго без мужчины. Она тайком выходила на лестницу и слушала, как во время дополнительных занятий скрипят пружины дивана. Она рассказала об этом, придя за покупками в трактир, а потом уж узнал весь Йокенен. Непостижимым образом узнали даже самые маленькие, только начинавшие учить букварь. Петер услышал об этом часов в десять вечера из разговора матери с караульным Йегером в спальне. "То, что ей нужно, это можно понять, но ведь не со школьниками же", - было мнение караульного солдата.

Слух потряс Йокенен и маленькую школу до самого основания. Дети с удивлением рассматривали Буби Хельмиха, который утром со сверкающей волнистой прической - иногда он приходил с опозданием и не извинялся протискивался на последнюю скамейку. Буби давали проверять тетради. Буби на переменах наблюдал за порядком. Буби следил, чтобы карту Центральной Европы вовремя вывешивали и снимали. Было ясно видно, какие у Венкши хорошие дополнительные занятия.

После обеда Герман и Петер залегли за большой грушей в парке и стали ждать, когда Буби и Венкша пойдут по дорожке. Обычно они приходили сюда гулять, когда кончались дополнительные занятия. С тех пор как у Клозе стали подозрительно часто находиться дела внизу, они уже не чувствовали себя в безопасности в маленькой комнате под крышей. Они шли на приличном расстоянии, каждый по своей стороне дорожки. Венкша щебетала без остановки. Что она там рассказывала? Буби даже не запрещалось держать руки в карманах брюк. Попробовал бы это сделать в Йокенен кто-нибудь другой!

Когда они свернули в парк, Герман и Петер стали красться следом. Мимо могилы майора. В заросли кустарника. Дорожка становилась уже, так что Венкша уже не могла держаться на большом расстоянии от Буби.

- Они что, целуются? - спросил Герман.

- Они делают совсем другое, - авторитетно сказал Петер, но не стал вдаваться в подробности.

Вдруг они исчезли, скрылись в кустарнике и высокой траве.

- Легли, - сказал Петер.

Герман хотел забраться на дерево для лучшего обзора.

- Если они увидят тебя на дереве, утром тебе задницу измочалят по-настоящему, - предупредил Петер.

Они сделали большой крюк, проползли по высохшему картофельному полю, вспугнули в борозде зайца. Больше ничего. Венкши нигде не было.

На следующее утро перед началом школы они стояли в передней возле большого шкафа с набивными мячами. Петер рассказывал, как вчера Венкша и Буби скрылись в осоке. Наверное, легли. Ну ясно, слиплись, как лягушки в пруду. Герман синим карандашом нарисовал на дверце шкафа сердце со стрелой и печатными буквами приписал: ЭРИКА р БУБИ.

На первом уроке все прошло хорошо. Но на перемене Венкша увидела дверцу шкафа. Так, теперь началось. Что она будет делать? Упадет в обморок? Убежит? Заплачет? Возьмет трость и будет лупить?.. Она позвала Буби Хельмиха. Показала на шкаф, не сказала ничего, но выражение ее лица означало что-то вроде: это твое дело! Буби тут же понял, что она хотела. Он схватил Германа на школьном дворе. Ударил кулаком в лицо, пнул в зад, потом в спину, а Венкша молча стояла на крыльце и смотрела. Еще никогда четырнадцатилетний не смел так бить девятилетнего на йокенском школьном дворе. Это было нечестно. Герман почувствовал поднимающееся холодное бешенство, такое, когда хочется поджигать дома и убивать. Он схватил кирпич и побежал к Буби, но промахнулся и попал в стену школы. Взял кирпич опять и побежал к Венкше. Она отскочила в сторону и камень загрохотал по полу прихожей. Но Герман схватил конец ее платья и дернул изо всех сил. Слабый материал военного времени разошелся. Платье разорвалось до самого верха.

- Старая свинья! - крикнул Герман, повернулся, завернул за угол дома и побежал. А куда собственно?

Венкша велела поймать Германа. Но никто не послушался, даже Буби Хельмих. Все застыли как каменные, наблюдая за спектаклем, подобного которому в Йокенен не было еще никогда. Вплоть до своей комнаты Венкша сохраняла самообладание, но наверху в мансарде сломалась. Клозе стояла на лестнице и слушала, как она всхлипывает. "Вот чем это кончается", - думала она. На школьном дворе дети час за часом играли с большим мячом, пока Клозе не отправила их домой.

Герман побежал в парк. Заметив, что за ним никто не гонится, он пошел медленнее, нашел тропинку, по которой вчера гуляли Венкша и Буби. В конце дорожки он нашел место, где они лежали. Ого, как перепутана трава! Герман сел на корень дерева, прислонился головой к стволу и стал смотреть на повисшие над деревьями парка белые облака. Он ничего не хотел больше ни видеть, ни слышать. Пусть теперь налетят на Йокенен вражеские самолеты и все превратят в руины и пепел.

Пошли ли его искать? Конечно. Отец, мать, дядя Франц, Петер, может быть, даже Венкша. Герман набрал веток и полусгнивших листьев, нашел трухлявую садовую дверь, прислонил ее к дереву, забросал листьями и травой. Получилось настоящее убежище, в нем можно было отсидеться даже в дождь. Как тихо было в парке. Дятел монотонно стучал по коре дерева. Во дворе замка лаяли охотничьи собаки, которым принесли корм. Петер-то придет, наверняка.

Петер пришел. Уже под вечер. Принес и продовольствие: надерганную в огороде поместья морковку.

- Школы больше не будет, с Венкшей покончено, - сообщил Петер.

Герман объявил, что он не хочет идти домой, а будет спать здесь, под трухлявой дверью в парке.

- Тогда уж лучше в нашем свинарнике, - заметил Петер.

О свинарнике Ашмонайтов Герман и слышать не хотел. Нет, он останется здесь. А попозже пусть Петер принесет еще чего-нибудь поесть.

Петер смылся вовремя - по парку уже бегала Марта. Она то и дело звала Германа, остановила и Петера, столкнувшись с ним у большой груши. Но Петер ничего не знал. Он даже по ее просьбе пошел вместе с ней и усердно занимался поисками. Разумеется, все время в другой стороне. Они искали где угодно: вокруг огорода, возле манежа, среди могил - но только не в высокой траве. Герман смотрел через щели старой двери, один раз даже видел мать очень близко, но потом она опять отошла. Он не испытывал никакого сочувствия, по-прежнему хотел, чтобы какая-нибудь бомба стерла Йокенен с лица земли, и прежде всего школу с ее дополнительными занятиями, пружинными матрацами и прочим, что к этому относилось.

К вечеру дело стало принимать другой оборот. В сумерках все изменилось, деревья парка стали казаться больше и таинственнее, гниющая листва более черной и вонючей. К тому же становилось прохладно. Тем временем в домах загорались керосиновые коптилки и от кухонных печей струился нагретый воздух. Наверно, было бы лучше на конюшне дяди Франца, на сеновале, на котором они ночевали, когда началась война с Россией.

Пока темнота еще не совсем накрыла парк, Герман выскользнул из своего убежища. Пересек дорогу, идущую на Скандлак, прошел вдоль аккуратных рядов свекольного поля, постоял некоторое время в размышлении возле полевого сарая. Сарай, конечно, был хорошим и удобным укрытием, но он был слишком уж близко к скрытому в тумане болотному лесу, из которого, как из ведьминой кухни, поднимались влажные испарения. Герман перелез через колючую проволоку в поскотину дяди Франца, где на него, жуя свою жвачку, уставились коровы. Он немного поболтался возле лошадей, погладил Зайца, который доверчиво проводил его до самого забора. А что если сейчас взять и укатить на Зайце? Но куда? Кроме Йокенен, Герман ничего не знал. Он устроился отдохнуть на копне соломы за сараем. Он не старался очень-то прятаться, так что поляк Антон, вышедший за соломой для коровника, обнаружил его сразу же. Герман вяло попытался бежать, но добрался только до ограды. Руки Антона замкнулись на его запястьях как тиски.

- Платье учительницы совсем капу-у-т! - закричал Антон. - Вся деревня над этим смеется.

Похоже, что Антону вся история казалась довольно забавной, почти как маленький геройский поступок. Он доставил Германа домой.

- Нашел маленького дезертира, - смеялся Антон, когда Марта открыла дверь.

Герман спрятал свое лицо в передник матери. Он чувствовал ее шершавые, теплые руки на своей голове, и уже не слушал, о чем говорили Марта и Антон. Через редкую ткань передника был виден оранжевый свет керосиновой лампы на кухне. Ему не нужно было мыть руки, раздеваться. Домашних уроков не было. Марта пододвинула кухонную табуретку, налила в тарелку горячий молочный суп. Герман только теперь заметил, что в углу сидит Хайнрих и курит после ужина свою трубочку. Герман не поднимал глаз от тарелки, но чувствовал, что отец стоит позади него в дверях. Отец постоял там некоторое время (не меньше десяти ложек молочного супа), а потом, ни слова не говоря, сел рядом с Германом.