Нижний уровень - Андрей Круз

— Здесь? — еще раз, окончательно растерявшись, повторил я.

— У меня здесь лодка, — она показала в сторону марины. — Иногда я ночую на ней, просто потому что люблю.

— А вообще где?

— Далековато отсюда, в Коронадо. Но мне там нравится. Дом у меня на мысу Пунта Барко, совсем на отшибе, даже соседей близко нет. На самом пляже.

Неподалеку от «советника права», получается. Но, в общем, логично. Если не хочешь жить в городе, то это самое приличное место, хоть от него до столицы ехать все же далековато, больше часа.

— Не мокро? Не шумно?

— Жили раньше на пляже? — засмеялась она. — Я привыкла, раньше жила тоже на «фронтлайн бич». Да, все сыреет, и во время шторма очень шумно, но я привыкла.

— Нет, я на пляже не жил, но как-то в отпуске снял дом на месяц, — ответил я. — Вы здесь недавно?

— Примерно год, может быть больше, — чуть пожала она непривычно загорелыми для англичанки плечами. — Отчасти из-за этого дома здесь и осела. К тому же мне нравится выходить на пляж по утрам. В другом месте это делать не получится. А у моего дома можно даже не надевать купальник.

— А зачем тогда ночевать на лодке?

— Иногда просто лень возвращаться. — Она открыла меню, но смотрела пока на меня. — И мне нравится плеск воды рядом, нравится воздух, нравится, наверное. — Она чуть задумалась, затем, улыбнувшись какой-то своей мысли, сказала: — Наверное, приятно осознавать возможность просто отчалить вместе со своим домом от пирса и отправиться куда-то далеко. Хотя на самом деле очень далеко моя лодка не дойдет, горючего не хватит. — Тут она уже засмеялась.

— Метров десять?

— Сорок два фута.

Больших в Панаме и не держат, на них ходить некуда. В одну сторону Колумбия, туда страшновато и подозрительно, в другую — Коста-Рика, но там с лодкой вообще делать нечего, поэтому те, у кого лодка есть, ходят до островов Ла-Перла, но туда и небольшой за глаза хватит. Так что сорокадвухфутовая, по местным меркам, уже почти огромная. Ну и заодно подумалось, что в таких лодках уже вполне приличная спальня… то есть мастер-каюта… ну спальня, в общем.

— Я думаю, что в этой марине больше и нет, верно?

— Да, я поначалу удивилась, что здесь нет больших лодок. Есть большие виллы, большие пентхаусы, большие небоскребы, большие машины — а лодок почему-то нет. Только потом уже поняла, почему.

— Любите лодки?

— Да, почти что с детства. Я же выросла в Испании, в Марбелье, там много лодок, у нас в семье была большая.

— Управляете сами?

— В основном. А у вас хобби есть?

— Хобби? Есть, пожалуй. Я стреляю. Если это можно считать хобби.

— Стреляете? Из чего?

— Из пистолета в основном. Здесь из чего-то другого стрелять особо негде.

— Научите?

— Даже так? — удивился я.

— А почему нет? Вы против?

Нет, я не против. Меня к ней тянет так, как… черт, иначе и не скажешь, но вот как тогда, в подвале виллы Гонсалеса, тянуло вниз, как будто крючок с леской за что-то внутри меня зацепился. Какое-то неромантичное получается сравнение, но именно оно ближе всего к истине. Меня к ней влечет, причем влечет так, что я не смогу, даже если захочу, остановиться.

И не могу понять даже, какое впечатление Энн на меня производит. Почему-то в голове всплывает фраза «притягательна, как грех». Хотя ничего грешного в ней не видно, она скромна, сдержанна, элегантна… Какая-то каша в голове, даже не выразить то, что пытаюсь думать. Точнее — самих мыслей нет, только ощущения, все спустилось куда-то на нижний, интуитивный, инстинктивный, темный уровень, на котором ты сам не можешь понять себя.

— Никаких проблем. Если есть желание.

— Желание? Желание есть. — Она опять сдержанно улыбнулась. — Ладно, давайте выбирать ужин. Я буду суши и всякое такое.

— Я тоже. Насколько помню, я суши и предлагал. Может, взять «лодку»? Она здесь хорошая, практически ничего не хочется выкинуть.

— Согласна. — Она откинула меню на столик. — Тогда и читать не нужно. Кстати, я тоже хотела ее предложить. Сходство во вкусах что-нибудь символизирует, как вы думаете?

— Только надежду. На развитие отношений.

Она посмотрела мне в глаза, коротко и как-то поощрительно улыбнулась и затем подозвала пробегавшего мимо официанта.

— Расскажите о себе.

Вот так, никаких вступлений, расскажи, да и все.

— Особо нечего рассказывать. Как-то вырос…

— В России?

— Да, в Москве. Как-то служил. Как-то уволился. Как-то завел бизнес, как-то уехал из страны, как-то попал в британскую военную компанию…

— Потом сюда?

— Нет, потом в Америку, в Аризону. Там был бизнес.

— А сюда почему?

— Ну, так сложилось, — я пожал плечами.

— Навсегда?

— Нет, не думаю. — Я даже засмеялся, уже над самой мыслью о том, что здесь можно осесть навсегда. — Пока. Не знаю, на сколько. Как дела пойдут.

— А идут?

— В принципе идут, не жалуюсь. Здесь много разных людей, и у многих возникают проблемы. Возможно, что это страна с самым высоким содержанием подобных людей.

— Интересно заниматься чужими проблемами? — Она чуть вскинула брови.

— Нет. Но деньги за это платят.

— Хм… откровенно.

— А что, надо заняться вашими проблемами?

— Нет. — Она улыбнулась. — У меня нет проблем.

— А как же разговор по телефону? Тогда, после моего приезда с Молиной?

— Всегда нужен какой-то повод для встречи, верно?

А вот тут я удивился. Нет, я уже понял, что мы встретились не для того, чтобы вступить в деловые отношения, но пока этот факт в голове уложился не окончательно. Ну хорошо, меня к ней неудержимо потянуло с первой минуты, как я ее увидел, но мне как-то не верится в то, что ее так же потянуло ко мне. Нет, не то чтобы я урод и женщины мне внимания не уделяли, а она все же из возраста «девочки», ищущей «мальчика», вышла, но… Но просто такое мое «неудержимое влечение» — это точно какое-то отклонение. А по всем законам природы отклонения встречаются не часто и взаимными точно быть не должны.

И вот поэтому как-то все странно. Другое дело, что мне на странности плевать, я то ли влюблен, то ли просто хочу ее до потери сознания, и то, что она искала встречи сама… это радует, вообще-то. Обнадеживает.

— А я в Испании родилась, как уже говорила, — сменила она объект обсуждения. — Мама из Лондона, папа из Гибралтара, то есть по крови испанец, а по менталитету — житель «Скалы». Правда, после моего рождения почти сразу переехали в Сюррей, но, когда мне исполнилось четырнадцать, вернулись в Испанию. Семья отца владела немалыми землями возле Ла-Линеа, и когда строительный бум добрался туда, они очень сильно разбогатели. В общем, выросла я уже там, разве что вернулась в Англию на время учебы в университете.

— А почему сюда? Разве в Испании не лучше?

— Что-то новое. Новые перспективы. Я тоже не думаю, что здесь навсегда. Но пока мне нравится. А вам?

— Мне тоже. Не нравилось — я бы сюда не приехал, — соврал я легко и свободно.

Глава 7

Двор, пыльный, деревенский. Я стою на деревянном крыльце. Где-то рядом квохчут куры, у высокой стены сарая напротив клетки с кроликами. Передо мной два человека. Один старый, седой, в серой кепке и в серой же рубашке, застегнутой под воротник, в старых грязных штанах, заправленных в грязные же кирзовые сапоги. Это мой дед. Второй человек повернут ко мне наполовину спиной. Я вижу длинные жилистые руки, сплошь покрытые расплывшимися синими пятнами татуировок, стриженый тощий затылок, худые острые лопатки под рваной белой майкой, заправленной в вылинявшие и растянутые на коленях треники. В правой, опущенной, руке — топор.

Мне одиннадцать лет, я даже еще не вырос, я смотрю на человека в майке снизу вверх, он близко, всего в паре шагов. В воздухе пахнет перегаром, злостью, страхом. Страх мой, я боюсь человека с топором так, что боюсь дышать. Страх липкий, тяжелый, он поднимается откуда-то снизу, от него немеет лицо и дрожат руки. Я чувствую страх деда и почему-то знаю, что боится он за меня. Хоть он меня сейчас и не видит, я вышел совсем тихо, ни единая доска не скрипнула под моими босыми ногами.

Не слышу слов, знаю точно, что сосед — вечно пьяный, недавно освободившийся из колонии местный мелкий уголовник, требует денег. Он каждый день их требует, но во двор с топором он вломился впервые. И я чувствую, я знаю, я ощущаю то, что это все, это в последний раз. Он пришел уже не за деньгами, он пришел для того, чтобы кого-то убить за то, что денег ему не дают.

Я чувствую тяжесть в руках и опускаю взгляд.

Ружье. Трофейное, дед привез его с войны, и оно всегда стояло в сенях почти сразу за дверью, за ларем с мукой. Иногда в стволах разводились жучки, и тогда дед их вытряхивал и чистил ружье заново. А еще давал играть этим ружьем мне, без патронов, понятное дело.

Патроны лежали там же, на полке в жестяной банке. И перед тем как выйти на крыльцо, я достал два больших латунных патрона и затолкал их в стволы. Я знал, как это делается, дед меня учил. И я тоже знал, зачем брал ружье и зачем его заряжал.