Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический» - Владимир Шигин

Именно в это время подручный Матюшенко унтер-офицер Денисенко узнает, что на «Потемкине» организуется заговор, теперь уже против революционных унтер-офицеров. Из воспоминаний машинного унтер-офицера С. Денисенко: «Матюшенко вошел на корабль, ликуя (он ездил в город. — В.Ш.). Но на корабле уже “шептались”. Часть команды собралась в кучу и сговаривалась о том, чтобы перебить унтер-офицеров и идти в Севастополь. Я сообщил об этом Матюшенко, и он, вызвав барабанщика, приказал бить сбор. Все собрались в носовой части корабля… Кто не согласен, выходи!» Зная Матюшенко, разумеется, никто не вышел. Первая волна недовольства команды была сбита, но, как оказалось, ненадолго.

Несомненным неформальным лидером на корабле в тот момент был, разумеется, Афанасий Матюшенко. В ближайшее окружение Матюшенко на момент мятежа входили: Дымченко, Задорожный, Заулошев, Звенигородский, Кулик, Денисенко, Лычев, Макаров, Мартыненко, Мартьянов, Никишкин, Резниченко, Самойленко и Шестидесятый. Но даже у ближайших сподвижников отношение к Матюшенко было неоднозначное. К. Фельдман в своей книге отзывается о Матюшенко не слишком уважительно, называя представителем «незрелого бунтарского начала восстания». Самым же выдающимся из потемкинцев Фельдман считал машинного квартирмейстера Степана Денисенко. Ему вторит в своих воспоминаниях и один из самых верных матюшенковцев И. Лычев: «…В силу своей политической незрелости Матюшенко не мог стать подлинным вождем. Он ясно не представлял себе пути, по которому следовало вести революционный корабль. Вот почему Матюшенко, вместо того чтобы возглавить матросскую массу и смело повести корабль в бой, часто стушевывался и шел вслепую. Матюшенко терял присутствие духа, как только среди матросов замечался спад революционных настроений».

Не слишком удачным оказался и выбор членов судовой комиссии. Из воспоминаний И. Лычева: «Судовая комиссия оказалась недостаточно способной организовать и сплотить всю команду в крепкую революционную силу. Между тем у нас на судне имелось немало отсталых матросов, лишь стихийно примкнувших к восстанию и готовых впасть в уныние при первой же неудаче. В наших рядах притаились предатели, по преимуществу боцманы и кондуктора, которых мы пощадили, вняв их униженным мольбам в момент захвата броненосца… Они лихорадочно развивали на корабле подрывную работу: сеяли неверие в успех восстания, распускали панические слухи, порочили членов судовой комиссии. Они доказывали колеблющимся, что только таким путем матросы добьются смягчения суровой кары, которая ожидает их после подавления восстания, а то, что оно будет подавлено, по утверждению гнусных предателей, не вызывало ни малейшего сомнения».

Что касается избранного командиром «Потемкина» прапорщика запаса по морской части Алексеева, то это был сугубо гражданский человек — штурман коммерческого флота, призванный на флот в связи с началом Русско-японской войны и с нетерпением ожидавший увольнения в запас. Об артиллерии, минном оружии и о военно-морской тактике он имел самое отдаленное представление. При этом даже в коммерческом флоте он никогда не командовал никаким судном, что уж тут говорить о новейшем броненосце. Единственное, что мог делать Алексеев, это перевести корабль из пункта «А» в пункт «Б».

Около 6 часов вечера на одесский рейд из Николаева пришло вспомогательное судно «Веха». Став на якорь, ничего не знавший о мятеже командир «Вехи» полковник корпуса флотских штурманов Эйхеп прибыл на броненосец с рапортом С него сразу сорвали погоны, потом избили, связали и посадили под арест. Затем на «Потемкин» привезли остальных офицеров «Вехи» и судовую кассу. Матюшенко хотел учинить расправу над офицерами, но большинство команды этому воспротивилось. Из-за этого между сторонниками Матюшенко и остальной командой броненосца едва не произошло столкновение. Побоявшись идти на открытое противостояние, Матюшенко вынужден был отступить. В тот же вечер оставшихся в живых офицеров «Потемкина» и офицеров «Вехи» свезли на берег. Присоединение «Вехи» на время успокоило команду, и на «Потемкине» опять заговорили о десанте в город.

Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет: «Десант был бы вполне возможен даже при наличии имевшихся неблагоприятных условий. Высадке его мешали предательство одесских меньшевиков и нерешительность судовой комиссии, которая объясняется оторванностью ее от борьбы рабочих Одессы. Последнее чрезвычайно важно, ибо настроение всей команды и тактика судовой комиссии резко изменились на следующий же день, 16 июня, под влиянием известий о событиях в городе, когда потемкинцы приняли решение о бомбардировке и высадке десанта».

Однако, поразмыслив, потемкинцы от высадки десанта отказались, в общем-то, правильно поступив. Десантники из матросов, которые два или три раза стреляли из винтовок в учебных отрядах, были самые аховые, их бы просто перебили солдаты гарнизона. Это потемкинцы и сами прекрасно понимали, а потому к идее десанта отнеслись отрицательно: одно дело сидеть под защитой брони и совсем иное — лезть голой грудью под пули.

Тогда Матюшенко, Фельдман и Березовский изменили тактику и стали склонять остальных членов судовой комиссии на расстрел Одессы из пушек. Большинство членов комиссии не хотели и этого, но стрельба из орудий была все же лучшей альтернативой, чем десант.

Глава одиннадцатая.

ПОХОРОНЫ ВАКУЛЕНЧУКА

С первого же дня стоянки «Потемкина» в Одессе его команда стала быстро редеть. Мало кто знает, но на борту «Потемкина» на момент мятежа было 23 рабочих Николаевского судостроительного завода, при этом ни один из них никакого участия не принял. Более того, все они как один при первой возможности сошли в Одессе на берег. Вот тебе и гегемон революции! Об этом весьма удручающем для историков факте в советское время предпочитали помалкивать.

Еще семеро матросов спрятались в угольных бункерах углевоза «Петр Регир» во время перегрузки угля.

Любопытно, что ресторатор кают-компании (вольнонаемный судовой буфетчик, обслуживающий кают-компанию) броненосца, некий Сихарулидзе, после мятежа по несколько раз в день обращался судовую комиссию с просьбой оплатить ему долги офицеров. По воспоминаниям Березовского, он так всем надоел, что офицерские долги были оплачены настырному сыну гор из конфискованных на корабле судовых денег. Получив свои деньги, предприимчивый ресторатор тут же в Одессе также покинул борт негостеприимного корабля.

Небезынтересно, что в составе экипажа «Потемкина» насчитывалось тринадцать матросов георгиевских кавалеров, ранее служивших на героическом крейсере «Варяг», во главе с бывшим ординарцем командира крейсера капитана 1-го ранга Руднева Войцеховским. Весьма показательно, что ни один из варяжцев активного участия в восстании не принимал и не входил в состав никаких руководящих комиссий. А ведь они пользовались непререкаемым авторитетом, и их участие было бы весьма на руку организаторам восстания! Из всех варяжцев лишь матрос Федор Андрюхин бегал во время мятежа с винтовкой, но на этом, собственно, его участие в событиях и закончилось. Более того, почти все варяжцы при первой возможности сошли на берег и дружно вернулись в Севастополь в свой 32-флотский экипаж, к которому и были приписаны. Заметим, что никто из них не подвергся никакому наказанию. Поведение варяжцев вполне понятно. Все они уже свое отвоевали, были обласканы властью, стали георгиевскими кавалерами, что обеспечивало им до конца своих дней жизнь в почете и уважении. На «Потемкине» они только дожидались подписания мира с Японией и увольнения в запас. И тут появляется какой-то Матюшенко с дружками, убивает офицеров и стремится сделать из них государственных преступников. Зачем все это варяжцам было надо? Поэтому они приняли волне разумное решение, послали матюшенковцев куда подальше, собрали манатки и сошли на берег.

Ветеран «Варяга» и «Корейца» Войцеховский прожил долгую жизнь и уже в пятидесятые годы XX века был награжден тогдашним наркомом ВМФ Н.Г. Кузнецовым медалью «За отвагу» за бой в Чемульпо. Ветеран, по воспоминаниям знавших его, часто и с удовольствием рассказывал молодежи о столь памятном для него сражении «Варяга» с японской эскадрой, но всегда старался обойти молчанием свою «потемкинскую» эпопею.

Часть историков считает, что «кавалеры» покинули «Потемкин» еще в Одессе вместе с оставшимися в живых офицерами, чем вызвали большое смятение среди команды корабля.

Из оставшихся в живых офицеров были доставлены на берег лейтенант Клодт, старший штурман капитан Турин, ревизор мичман Макаров, младший артиллерийский офицер мичман Бахтин (в тяжелом состоянии), старший механик подполковник Цветков, полковник Шульц, минный механик поручик Заушкевич, вахтенный начальник прапорщик Ястребцев, гидравлический механик поручик Назимов, а также два инженера Николаевского завода, монтер фирмы «Дюфлон» и 20 рабочих. На борту броненосца остались младший врач Галенко (верный клятве Гиппократа), вахтенный механик подпоручик Калюжнов и трюмный механик поручик Коваленко — единственный из офицеров, кто добровольно примкнул к мятежникам.