Духовное просветление: прескверная штука - Джед МакКенна

Во время полёта всё время дул сквозняк, потому что сегодня не было боковой двери. Обычно, дверь держат закрытой при относительно спокойном подъёме, но дверь именно этого самолёта не очень-то хорошо подходит для того, чтобы не мешать прыгать, поэтому её оставили на земле рядом с цистернами с горючим.

На высоте около 3500 метров фигуристы со своим видео оператором заняли позиции, кто-то внутри, а кто-то снаружи, держась за поручни и стоя на специальных приступках. На счёт "три" они вместе выпрыгнули, и самолёт сразу пошёл вверх от внезапной потери больше чем полтонны веса.

Следующим прыгал скайбордист, с трудом пробиравшийся к выходу по гладкому полу наполненного ветром самолёта, с похожей на сноуборд лыжей, пристёгнутой к ногам. Он неуклюже вывалился из двери и другой прыгун, находившийся рядом, высунул голову, чтобы убедиться, что тот выпрыгнул благополучно. Он показал большой палец остальным, говоря, что всё в порядке.

Я слышал, как сзади инструктор со студентом повторяли сигналы руками и ход прыжка в последний раз, когда самолёт накренился и стал набирать высоту. Всё шло гладко, и я был просто счастлив – глядел в окно, проверял высотомер, наслаждаясь предвкушением свободного падения в небе в двух с половиной милях над миром.

И тут началось.

Сначала я не понял, что происходит, кроме того, что на меня набросились сзади. Как оказалось, студент выполнял свой первый прыжок, и его охватил полномасштабный приступ паники – он извивался и царапался, испуская резкий пронзительный звук, который чем-то напомнил мне причитания арабских женщин. Инструктор, сидящий подле него, пытался успокоить и удержать его, а я был оттиснут вперёд и вбок. Я видел, что пять или шесть человек наблюдают за этой схваткой, включая второго инструктора и видеооператора, и осознал, что время заметно замедлилось так, что кусок целлофана, трепавшийся в вихре ветра внутри самолёта, удерживал моё внимание, казалось, несколько минут. Потом стало совсем интересно.

Я пытался принять сидячее положение на гладкой поверхности пола, и вдруг услышал, как инструктор позади меня крикнул:

– Открытый контейнер!

Упакованный ранец, содержащий основной и запасной парашюты, называется контейнер. То, что внутри находящегося в воздухе самолёта находится открытый контейнер – серьёзная штука, и в следующий момент я осознал, что имелся в виду мой контейнер. Второму инструктору потребовалось столько же времени, чтобы понять то же самое. Он подскочил ко мне на четвереньках и пытался добраться до моей спины. Я не имел понятия, в каком состоянии находится мой парашют, но я читал много отчётов об инцидентах, и знал, что может произойти, если открывается контейнер внутри самолёта с открытой дверью.

В моём уме пронеслись сценарии, о которых я читал, и в следующий миг я мог уже представить, во что может вылиться эта ситуация. Если откроется мой контейнер, то упакованный под большим давлением вытяжной парашют, как пружина, выскочит наружу, для чего он, собственно и предназначен, и попадёт в хаотически кружащийся по фюзеляжу водоворот воздуха. Пройдёт, наверное, секунда, пока он, бултыхаясь внутри, не выскочит наружу через открытую дверь, и тогда всё улетит, в прямом смысле, вместе со мной.

Как только мой вытяжной парашют выскочит наружу, моя смерть будет предопределена, и вопросом останется только смогут ли другие пассажиры и сам самолёт благополучно добраться до земли. Когда вытяжной парашют выскочит из самолёта, за ним тут же последует главный парашют – так он и должен работать. Ясно, что когда главный парашют откроется и вылетит из двери, для меня надежды уже не будет – я буду насильно вышвырнут из самолёта. Все, кто находится между мной и дверью, когда это произойдёт, полетят вместе со мной, а также часть фюзеляжа по направлению к корме от двери, через которую скорее всего пройдёт моё тело, а не вокруг. Такой большой человек, как я, также может снести часть хвоста самолёта.

Короче говоря, ничего хорошего.

Весь этот сценарий пронёсся в моём уме за миллисекунду, в то время, как второй инструктор всё ещё пытался добраться до задней части моего снаряжения. Я лежал на боку, в бездействии, наблюдая происходящее с невозмутимым спокойствием. Сквозь каждую клетку всего моего существа поднималась волна радости. Я был в смущении, что счастлив в таких обстоятельствах, но ничего не мог с собой поделать. Я в руках судьбы и в полсекунде от поистине захватывающей смерти. Я видел лица других прыгунов, жмущихся в сторону от двери и с пути моего скорого отправления. Они смотрели на нас, и я видел их недоумение от моего энтузиазма. Вероятно, они думали, что я сошёл с ума. Они могли даже поверить в то, что я специально всё подстроил. Мне было всё равно. Я был так наполнен волнующей живостью момента, что был удивлён, что все остальные не расплылись в улыбках, просто из-за близости ко мне.

Прошло несколько мгновений, и я услышал разговор инструкторов. Один обнимал меня сзади, обхватив руками за грудь, удерживая контейнер закрытым с помощью своего тела, вместо того, чтобы пытаться что-то с ним сделать. Другому, похоже, удалось успокоить студента. Я знал, что будь на самолёте дверь, мы бы просто её закрыли и поспешно приземлились, но без двери ситуация иная. Первый инструктор приказал всем прыгать, включая видеооператора. Студент, двое инструкторов, пилот и я будут приземляться вместе с самолётом. Пилоту объяснили ситуацию, и все, кто должен был прыгать, дождавшись удобного момента для прыжка, покинули опасное воздушное средство с безопасными средствами за плечами. Пилот, узнав, что на борту рассупоненный парашют, начал крутой спуск, не желая слишком долго подвергаться риску.

Я никогда прежде не приземлялся на маленьком самолёте, и теперь наслаждался крутым спуском с не менее крутыми виражами. Взлёт никогда не был таким прикольным. На высоте примерно семьсот метров мне в голову пришла мысль, и я сказал инструктору, обнимающему меня сзади:

– А что с УАА?

Я не видел, каким взглядом они обменялись, но оба одновременно заорали:

– Поднимайся вверх!

Пилот, не зная причины приказания, резко среагировал, и я выкатился из объятий моего инструктора. Ожидая, что парашют сейчас выскочит, я приготовился к выражению благодарности в последнюю секунду жизни, но этого не произошло, и я тут же прижался спиной к стене самолёта, хотя на скользком полу совершенно не было во что упереться и не за что схватиться. Инструктор подполз на корячках ко мне, просунул руку между мной и фюзеляжем, и крикнул, что взял его, что бы это "его" ни было.

УАА это устройство автоматической активации. Не у каждого оно есть, у меня студенческое снаряжение, поэтому у меня оно было, и я знал, что оно было у студента, и как оказалось, у одного из инспекторов тоже. В УАА есть встроенный высотомер, и оно выбрасывает парашют на высоте 350 метров, если этого ещё не было сделано. В обычной ситуации не было бы ничего страшного снижаться на самолёте с включённым УАА, потому что оно активируется только при определённой скорости снижения, которой самолёт обычно не достигает, но из-за того, что мы снижались быстрее обычного, шанс активации одного или нескольких из них был очень реальным.

Я знаю случаи, когда УАА спасали жизнь. Если кто-то теряет сознание, или по какой-то причине не смог раскрыть парашют, УАА делает это за них. Приземление, возможно, будет не из приятных, но лучше, чем могло бы быть.

Я также в курсе трагедий из-за не сработавших УАА, и из-за сработавших внутри самолётов. Не очень-то приятно. Первый инструктор – не тот, который держал руку в моём контейнере – дал инструкции пилоту и убедился, что студент спокоен. Затем он встал на колени и выключил УАА у студента, благо, до него можно достать сверху ранца. Он подполз ко мне, выключил моё УАА, и наклонился вперёд, чтобы я мог выключить его, не отодвигаясь от стены.

Все УАА были выключены, и мы получили возможность сесть без дальнейших приключений. Когда самолёт полностью остановился, инструктор откатил меня от стены и закрепил моё снаряжение, прежде чем дать мне выйти. Было бы нелепо, пройдя через всё это, позволить парашюту выскочить на взлётной полосе и затянуть меня в крутящийся пропеллер. Не знаю, могло ли это действительно произойти, но я был в слишком хорошем настроении, чтобы выяснять это. Никто на земле ещё не знал об инциденте, так как выпрыгнувшие только теперь начали приземляться, да и то не там, где должны были, поскольку дожидаться подходящего момента для прыжка у них не было возможности. Конечно, люди на земле быстро поняли, что что-то не так, когда самолёт приземлился с четырьмя парашютистами на борту.

Я вылез из самолёта и отошёл в сторону от приближающихся людей на траву. Мне не хотелось говорить. Не хотелось портить этот чудесный момент. Я могу всю жизнь пропрыгать с парашютом и никогда больше не испытать ничего более интенсивного, hyper-alert. Я всё ещё был весь пропитан этим чудом и не хотел терять время на бестолковую болтовню. Я снял снаряжение, вытянул руки и позволил волнам благодарности заполнить меня. Как чудесен мир, чёрт побери. Как же, чёрт побери, чудесна жизнь.