Потомство для зверя (ЛП) - Шейд Сигги

— А разве не больше шансов, что он придет сюда? — спрашиваю я.

Лу насмехается.

— Пусть рискнет.

— У меня есть вопрос.

— Задавай.

— Почему ты не поехал за мной в универмаг с подкреплением?

Его губы сжались в тонкую линию.

— После аукциона я попросил проследить за ним, и он исчез через ворота владений своего отца.

— Что это значит?

— Уранос заверил нас, что схватит Танатоса, как только они со своими людьми догонят его.

— И ты ему поверил?

— Нет, но я не думал, что Танатос придет за тобой. Большинство мужчин, которых ты видишь здесь, пришли, чтобы защитить Гермиону. Я не рассчитал, насколько низко он опустится, чтобы забрать то, что принадлежит мне, и за это я прошу прощения.

— Это ты пострадал, — бормочу я. — Это я должна извиняться перед тобой.

— Потому что ты сбежала от Мэйв? — с ухмылкой спрашивает Лу.

Мои плечи опускаются.

— Я не знала всей картины. Думала, что ты купил меня как племенную кобылку, а ты все это время защищал меня от чудовища.

Лу молчит несколько ударов сердца. По мере того, как мы проходим по камням, его тело становится все более напряженным, и я не могу не заметить этого.

— Что случилось?

— Мне все еще нужны сыновья, — говорит он.

— Ох.

Я прячу пальцы в свои кудри, не зная, как реагировать. Одно дело — согласиться на предложение, когда альтернативой является смерть. Совсем другое, когда я знаю, что у человека, купившего меня, есть сердце.

— Если я рожу ребенка, то не смогу от него уйти, — бормочу я.

— Да, — говорит он.

Мои брови поднимаются. Что это значит? Разве это не важно? Лу согласился не делать меня беременной, пока Танатос не уберется с дороги, так что нет смысла беспокоиться о детях. Не тогда, когда над моей головой нависла злобная угроза. Мне нужно беспокоиться о монстре, который считает меня своей добычей.

— Я волнуюсь, — говорю я.

— О чем?

— Твое поместье огромное, и в нем так много лазеек. Что, если он проберется сюда через забор или на заднем сиденье машины шпиона? Что, если он уже здесь и выжидает время, пока не наступит безопасный момент для удара?

— Хелен.

— Что?

— Теперь, когда я знаю, чего он хочет, я предусмотрел все варианты. Люди моих братьев тоже охотятся на этого ублюдка. Если он придет сюда, мы будем готовы.

— Мне нужно оружие.

— Какое тебе нужно?

Мои брови поднимаются. Большинство парней посмеялись бы над моим предложением или обиделись бы на то, что я не доверяю их компетентности, но Лу достаточно прозорлив, чтобы понять, что никакая готовность не может быть надежной.

— Я умею обращаться с ножом, — бормочу я. — И я пользовалась пистолетом.

— Когда?

— Вчера.

— Давай лучше пистолет будет у меня. Я попрошу кого-нибудь из ребят принести тебе несколько ножей, которые легко скрыть.

—Спасибо, — я сжимаю его руку. — А как же Гермиона и Леда?

— Нанятый мной опекун будет находиться с девочкой, а Леда может позаботиться о себе сама.

Давление в груди ослабевает, и я наконец-то могу выдохнуть. Прохладный ветерок проносится по кустам, принося с собой аромат лепестков роз. Мы продолжаем идти по дорожке, проходя мимо заросших клумб и кустарников, которые нуждаются в подрезке.

— Я придираюсь, но, если бы я была незваным гостем, я бы использовала эти растения для укрытия.

Он ворчит.

— Хорошая мысль. Я попрошу садовников позаботиться об этом.

Солнце выходит из-за туч, заливая нас обоих светом. Я смотрю на Лу, восхищаясь его скулами. Невольно задумываюсь, как он выглядит без огромной бороды.

— На что уставилась? — спрашивает он.

— Как ты понял?

— Угол наклона твоего тела сместился. Ты нашла что-то отвлекающее?

Да.

Тебя.

Но я извлекла урок из того, что происходит с женщинами, которые преклоняются перед мужчинами. Если возвести мужчину на пьедестал, это раздует его эго. Даже если он вносит очень незначительный вклад в домашнее хозяйство, он начинает считать, что ему должны за это.

Моя ошибка в отношениях с Сайласом заключалась в том, что я дала ему понять, что приму его, даже если у него нет работы, даже если он зарабатывает на жизнь мошенничеством и даже если он никчемный мудак. Ругань и попытки изменить его не помогали, ведь, что бы он ни делал, я никогда не выгоняла его.

Поэтому я и говорю:

— Я проверяла твою повязку.

Выражение его лица тускнеет. Движение настолько незначительное, что мне, возможно, показалось.

— Думаешь, я не смогу завязать бинт без твоей помощи?

— Только не говори, что ты и это практиковал?

Уголок его губ приподнимается.

— Ты удивишься.

Пока мы идем к высокой белой беседке, он рассказывает мне, что начал изучать шрифт Брайля, когда выздоравливал после потери левого глаза. Мы проходим мимо деревянного строения и направляемся к массе заросших живых изгородей, составляющих лабиринт.

— Сколько тебе было лет? — спрашиваю я.

— Восемнадцать, — отвечает он.

— А сколько тебе сейчас?

— Угадай.

— Не могу, ведь ты прячешь свое лицо под огромной бородой. Тебе… где-то от тридцати до сорока.

Он смеется.

— Мне двадцать восемь.

У меня отпадает челюсть.

— Надо же, ты почти одного возраста со мной. Между вами с Танатосом возникло напряжение еще в юности или у вас были деловые разногласия?

— Мы ходили в одну школу. На одной из вечеринок подрались из-за девушки, и он проиграл. Позже, после того как все напились, он застал меня врасплох и проткнул глаз.

— Черт.

— Точно, — бормочет он. — Потом ублюдок затаился, пока все, кроме меня, не забыли о нем, и вернулся под защиту своего отца.