Ищи на диком берегу - Джин Монтгомери

На рассвете они сидели под каменным навесом скалы и жевали холодное мясо. Тайин говорил, что больше любит рыбу, тюленину и мясо морских птиц, которое отдает рыбой. Захар нетерпеливо перебил его:

— Ты лучше расскажи, как тебе удалось меня вызволить? Что ты сделал с испанцами?

— Ничего не сделал. — Тайин размеренно прожевывал мясо.

— Ну, а лошади? Как они оказались в озере?

— Веревки резал. — Тайин показал ему длинный кинжал, острый как бритва.

Захар залюбовался кинжалом.

— Ты что, снял его с испанца?

— Нет. Длинный солдат его в мясе оставлял. — Тайин помолчал, потыкал кончиком кинжала в свой большой палец: — Нож есть, теперь хорошо живем.

— Тайин, да расскажи ты, наконец! Не томи. Как было дело?

Тайин неторопливо дожевал мясо, извлек мясное волоконце, застрявшее в зубах, внимательно обследовал его, снова сунул и рот. Прищурился на утреннее солнце и начал рассказ.

Тайин и испанцы увидели друг друга одновременно. Захар прямиком пер в ловушку, и Тайин уже ничего не мог поделать. Если бы поймали обоих беглецов — обоим конец. И он убежал.

Он спрятался в лощине. Когда мимо проехал один из испанцев — тот, длинный, тощий, — Тайин бросился к лагерю. Прежде чем тощий успел вернуться, Тайин взобрался на дерево, с которого видна была вся поляна.

— Так ты там был все время? И все видел? И не пришел на выручку? — возмутился Захар.

— Спятил, господин Петров! Я один против два мучачос?[10] У них пистоли, ножи, мушкеты. А я? Две руки — и все. Ты связанный, как весенний гусь в сетке. Тогда я жду. Они пьют вино — пусть пьют. Но я тебе скажу — как я боялся! Чертовско боялся, скажу тебе. Когда на тебе веревки резал, рука дрожал — два раза нож терял. Ох, господин Петров, чертовско страшно было. Эти мучачос проснутся — и мы пропали. — Тайин полоснул рукой по горлу. — Сперва сначала я не к тебе шел. Я сперва сначала к ним шел. Мясо брал, нож брал. Одеяла брал. Когда лошадям веревки резал — шум был. Я боялся.

Захар вглядывался в коренастую фигуру — черный силуэт на фоне оранжевого солнечного сияния.

— Ты ведь головой рисковал, чтобы меня спасти. Так ведь? А почему?

— Да, головой. Точно. Потому и страшно было. Проснутся мучачос — обоих убьют.

— Даже и не знаю, как благодарить тебя.

Тайин хмыкнул. Перед ним лежала разостланная попона. Он аккуратно сделал ножом крест посредине синей шерстяной ткани.

— Как думаешь, что они будут делать, когда проспятся и увидят, что лошадей нет?

— Ногами пойдут. — Тень улыбки промелькнула на плоском, широком лице Тайина. — Домой, в миссию. Испанец без коня ничего не может. Не может нас искать.

Захар рассмеялся.

— Тысячу рублей дал бы, — выдавил он из себя сквозь смех, — только бы посмотреть, как они ковыляют в своих ботфортах.

— Мешки на спине, — добавил с ухмылкой Тайин.

— А палатка! А седла! — вскрикивал Захар. — Со всей амуницией — ну чисто пара вьючных мулов! И головы с похмелья трещат.

Захар смеялся до слез, до икоты. Тайин набросил на себя попону и просунул голову в разрез посредине.

— Одежка, — провозгласил он, — Испанцы зовут «пончо».

— Пончо, — повторил Захар.

И сделал такой же разрез в своей попоне.

Они стояли в своих пыльно-голубых пончо и, дружелюбно улыбаясь, разглядывали друг друга. Неужели еще недавно (или давно?) этот приземистый алеут был его злейшим врагом?

— Тайин, ты мне так и не ответил. Я тебя давеча спросил, почему ты рисковал своей жизнью ради меня. Почему?

— Ладно, господин Петров, я скажу. — Улыбка исчезла с лица Тайина, он пристально посмотрел на Захара. — Почему? Потому что ты мне нужен. Хорошее дело можешь сделать.

— Я все сделаю, Тайин, клянусь. Все на свете. Ты только скажи — я сделаю. Я тебе жизнью обязан.

Тайин фыркнул.

— Твоя жизнь зачем мне? Я домой хочу, на Кадьяк. Господин Мишкин меня держит, не пускает из Росса. Как придем Росс, скажи господину Кускову, чтоб отпустил меня домой. Он послушает. Ты скажи.

— Обязательно скажу, Тайин, поверь. Я невелика птица, но сделаю все, что смогу.

— Угу. Как придем, скажешь. Если придем. Пошли.

Их путь проходил среди круглых безлесных холмов. Дикие цветы покрывали склоны пестрым весенним ковром. В воздухе стоял их слабый аромат. Впереди виднелся лес, до него было с день пути. Когда солнце прогрело воздух, они сняли свои пончо, скатали их и понесли под мышкой.

— В лес придем, лозу найдем. Все добро вязать будем, — говорил Тайин.

Кинжал он нес в руке. Захар нес мясо, завязанное в салфетке, которую Тайин тоже прихватил у испанцев. В миссии оба они изрядно отощали, изношенные штаны еле держались на бедрах. Чтобы обмануть донимавшую их жажду, они на ходу сосали гальку.

Когда они вошли в лес, до темноты было еще далеко. Ручеек сбегал им навстречу со скалистого холма, густо поросшего вечнозеленым кустарником. Захар совсем выбился из сил. Вчерашние события оказались слишком тяжким потрясением даже для его здоровой натуры. Тайин утверждал, что теперь им можно не бояться преследования. Они решили тут же разбить лагерь и как следует отдохнуть.

Первым делом Захар подался к ручью. Ночное купание не смыло с него и сотой доли всей мерзости, налипшей с коровьей шкуры. Ручей сделал в твердой скале три вымоины, вода тонкой струйкой перетекала из одного корыта в другое. Захар устало опустился в самое нижнее корыто, и тут на берегу появился Тайин.

— Держи, — Тайин бросил ему корень, похожий на луковицу. — Мыло-корень.

Захар тщательно тер и скреб себя, вымыл голову. На берег он выбрался, чувствуя себя заново рожденным.

Тайин тем временем позаботился о еде. Он нашел отличную приправу к мясу: несколько пригоршней жерухи и дикого лука.

Захар хрустел сочной зеленью, приговаривая:

— Ну и жизнь пошла! Мясо и зелень! Только об этом я и мечтал в чертовой миссии.

Утром, когда Захар протер глаза, Тайин уже был на ногах. Виноградной лозой он связал скатанную попону, не забыл изготовить и перевязь, чтобы удобнее было нести. Для своих обвисших штанов Тайин сплел пояс с висячей петлей для кинжала. Сам же кинжал Тайин насадил на палку длиной примерно с метр, очищенную от коры, — отличное получилось копье. Сделал и копьеметатель: нашел длинный, ровный сук и вырезал в нем выемку по всей длине. Он заложил копье в выемку, прицелился и метнул его в дерево. Копье вонзилось в ствол с такой силой, что Тайин с трудом вытащил его обеими руками.

Зевая, Захар наблюдал за ним.

— Есть копье, олешка возьмем, — сказал Тайин. — Лук, стрела лучше, но сперва сначала нужно оленя взять.

— Это почему? — спросил Захар. Он встал, энергично потянулся.

— Жила. У оленя нужно жилу взять, для лука. — Тайин вручил Захару пояс из прутьев и охапку сплетенных виноградных плетей. — На, а то штаны потеряешь.

— Вот спасибо, друг.

Захар пошел умываться. Когда он вернулся, на подстилке из больших листьев уже лежало мясо. Салфетка, в которую оно было завернуто, сохла на кусте после стирки.

— Ты прямо-таки кудесник, Тайин. — Захар сказал это шутливо, но с неподдельным восхищением. — Чудеса творишь, да и только.

Тайин скептически посмотрел на него.

— Угу, — только и сказал он.

— Нет, в самом деле, Тайин. Откуда это в тебе? Можно подумать, что ты весь свой век прожил в лесах.

Захар набрал у ручья пучок жерухи, и теперь они принялись уплетать тонкие ломтики мяса, завернутые в острые, словно наперченные, листья жерухи.

— Ведь у вас на Кадьяке небось одни снега да льды?

— Ну да! Почему так думаешь? Кадьяк не весь снег и лед. Леса большие. Зверь всякий. Рыба, утка, тюлешек. Хороши места. — Тайин смотрел вдаль, его желтые глаза выражали тоску.

Когда, позавтракав, они тронулись в путь, Тайин наконец-то разговорился. Всю свою жизнь он провел в родном кадьякском селении. Искусный охотник, рыбак, лодки хорошо делал. Свою жену и маленького сына содержал в сытости и тепле. Чего еще нужно человеку? Он и был всем доволен, пока не появился «господин Мишкин» и стал вербовать охотников на бобровый промысел в Калифорнию. И он, Тайин, как последний дурак, поверил рассказам Ильи, будто после первого же охотничьего сезона можно будет вернуться домой с полной байдаркой компанейских товаров. Вместо этого Илья заставил лучших охотников год за годом торчать в Россе. Денег на руки им не давали, они получали от Ильи только какие-то лоскутки бумаги.

Тайин шагал как заведенный, но мысли его были далеко отсюда.

Захар выругался сквозь зубы.

— Я поговорю об этом с господином Кусковым, Тайин. Это же чистый разбой — держать вас против воли!

— Домой хочу как черт, это точно. А как ты, господин Петров? Домой хочешь, свое место?

Захар нахмурился.

— Нет у меня своего места. — Потом задумчиво добавил: — А я бы остался в Россе. Женился бы. Хозяйством обзавелся.