Полное собрание стихотворений - Владимир Раевский

1821 или 1822

О РАБСТВЕ КРЕСТЬЯН

Назад тому года с два попалась мне в руки тетрадь о необходимости рабства в России. Четкими словами имя Ростопчина (как сочинителя) было обозначено на обвертке. Странно и досадно русскому читать такой сброд мыслей и суждений; если можно допустить, что сочинитель рассуждать умеет, то все, что можно было понять из этого хаоса литер и слов, все состояло в том, что господские крестьяне пользуются всеми выгодами, каких и самый век Астреи не представляет нам. Между тем как эти счастливцы в изорванных рубищах, с бледными, изнуренными лицами и тусклыми взорами просят не у людей (ибо владельцы их суть тираны), но у судьбы пищи, отдыха и смерти.

Равенство в мире быть не может, ибо физические и нравственные причины суть уже тому причиною; но кто дал человеку право называть человека моим и собственным? По какому праву тело и имущество и даже душа оного может принадлежать другому? Откуда взят этот закон торговать, менять, проигрывать, дарить и тиранить подобных себе человеков? Не из источника ли грубого, неистового невежества, злодейского эгоизма, скотских страстей и бесчеловечья?

Взирая на помещика русского, я всегда воображаю, что он вспоен слезами и кровавым потом своих подданных; что атмосфера, которою он дышит, составлена из вздохов сих несчастных; что элемент его есть корысть и бесчувствие.

Предки наши свободные, предки с ужасом взглянули бы на презрительное состояние своих потомков. Они в трепетном изумлении не дерзали бы верить, что русские сделались рабами, и мы, чье имя и власть от неприступного Северного полюса до берегов Дуная, от моря Балтийского до Каспийского дает бесчисленным племенам и народам законы и права, мы, внутри самого нашего величия, не видим своего уничижения в рабстве народном.

Какое позорище для каждого патриота видеть вериги, наложенные на народ правом смутных обстоятельств и своекорыстия. Зло слишком очевидно, чтобы самый недальновидный зритель не постигал его.

Но руководимый собственным опытом и вниманием на состояние господских крестьян в России, я решился самым кратким образом изобразить то, что называют необходимостью, даже благом для народа русского (я говорю о господских крестьянах). Цель моя есть: 1. Открыть глаза и вывести из заблуждения незнающих. 2. Выставить на сцену софизм бесчувственных эгоистов и тиранов народных.

Странно и бесполезно было бы, если б я стал опровергать мнение и пустые доказательства сочинителя о необходимости рабства русских крестьян, вышедшие под именем Ростопчина: верить не можно и не должно, чтобы человек, мыслящий как человек, мог написать такой вздор. Сочинитель, конечно, не видал, не знал и едва ли слышал, в какое ужасное состояние повергнута большая часть крестьян господских.

Нельзя без содрогания смотреть на быстрый переход от невинности и простоты к закоснелости развращения нравов народа русского.

Угнетение произвело в них отчаянное бездействие. Пример невежествующих или развращенных дворян поработил и самые чувства их к одной цели: пьянство, и что всего вреднее, что самые законы, коих исполнители суть дворяне, весьма слабо ограждают от насилия — безопасность, дом, имения, жен, дочерей и самую жизнь бедных и несчастных крестьян от владельцев. Екатерина уничтожила слово «рабство» на бумаге, почему ж не уничтожила его сущности дела? Весьма справедливо сказал Гельвеций, что дворяне есть класс народа, присвоивший себе право на праздность, но дворяне наши, позволяющие себе все и запрещающие другим все, есть класс самый невежествующий и развращеннейший в народах Европы.

Ниже сего я примерами изложу, сколь вредно рабство для народа русского, рожденного быть свободным. Александр в речи своей к полякам обещал дать конституцию народу русскому. Он медлит, и миллионы скрывают свое отчаяние до первой искры. А если бы его взоры могли обнять все мною сказанное, он бы не медлил ни минуты.

Досадно и смешно слышать весьма частые повторения, что народу русскому дать Свободу и Права, ограждающие безопасность каждого, — рано, как будто бы делать добро и творить Суд правый может быть рано!

«Ум может стариться, как и тело», — сказал Аристотель, — так точно и законы в государстве. Россия, весьма быстро восшедшая на степень своей гигантской славы и управляемая прежними законами, с поврежденными переменами, требует необходимого и скорого преобразования. Для коммерческих действий народа, при сильной деятельности, необходимы свободные права. Просвещение, как бы внезапно вторгнувшееся в умы граждан, заставило многих устремить взоры свои на благоденствие отечества, ибо могущество его при рыхлом основании может так же скоро обратиться в ничтожество, как и в степень возвышения. Дворянство русское, погрязшее в роскоши, разврате, бездействии и самовластии, не требует перемен, ибо с ужасом смотрит на необходимость потерять тираническое владычество над несчастными поселянами. Граждане! тут не слабые меры нужны, но решительность и внезапный удар!

В Греции Ареопаг осудил на смерть ребенка, который выколол глаза птице, — я могу более тысячи примеров предложить, где злодеяния помещиков превышали всякое вероятие. При самой мысли невольно содрогаешься о правилах и самоуправии искаженных наших патрициев! Сколько уголовных преступлений без окончания и решения сокрыто в архивах! В отношении преступлений дворян противу крестьян: я изложу вкратце главные причины, побудившие к скорой свободе поселян и перемене образа управлений[59].

1. Сколь бы сильно законы ни ограждали права несчастных слабых поселян, но, подданный своему владельцу, он остается всегда в раболепном унижении и низость его состояния делает его подобным бессловесному. Не человек созревает до свободы, но свобода делает его человеком и развертывает его способности[60].

2. Продажа детей от отцов, отцов от детей и продажа вообще людей есть дело, не требующее никаких доказательств своего ужасного и гнусного начала; отсюда возрождается и бесчувствие и одичалость поселян господских. Может ли сын уважать отца своего, когда, оторванный от него из колыбели, он привык видеть над собою сильнейшую власть и участь свою зависящею единственно от помещика? Как часто сын по приказанию господина должен палками или розгами сечь отца своего! При единой сей мысли чувствительное сердце требует скорого действия и уничтожения злодеяний!!.

3. Презренное и гнусное заведение сералей сделалось с некоторого времени обыкновением подлых дворян русских. Крестьянин, не уверенный в собственности приобретенного им имущества, равно не уверен в принадлежности себе жены и юных дочерей своих. Единственное достояние его, семейство, делается часто жертвой гонений. Наружная красота жены требует отдачи его в солдаты, красота дочери лишает его семейных удовольствий, ибо от него насильственно отрывают подпору его старости. Как часто старец в сединах трудится в кровавом поте лица без отдыха, для того чтобы прелюбодей господин имел способы купить хорошее платье наложнице своей, его дочери! Отсюда начинается развращение нравов.

Каждое семейство крестьян встречает и провожает солнце в печали; каждое почти семейство помещиков заключает содом сплетней и внутренних несогласий. [На пользу ли дворянам права? Нет!]

4. Дворяне русские есть что-то варварское, но не азиатское, ибо вообще роскошь азиатов заключается в числе наложниц и пышных уборов, оружий, одежде. У нас все это искажено и увеличено, — определить можно, что посредственный помещик держит у себя музыку, певчих и множество тунеядцев под именами дворецких, конторщиков, писарей, камердинеров и пр. и пр.: так что можно предполагать, что с 500 душ 50 лучших людей составляют дворню, и народ самый развращеннейший. Тогда как эти 50 человек могли бы обрабатывать землю и приносить ощутительную пользу для отечества[61]. В массе здесь начинает теряться начало политической экономии, и фабрики и все заведения вообще не суть полезны, когда мы не обратим взора на экономию рук человеческих. Я видел по нескольку десятков девок, трудящихся над плетением кружев и вязанием чулков, тогда как одна таковая другим честным ремеслом могла бы заработать вдвое или втрое более. Фабрики и заведения наши, приводимые в действие рабами, никогда не принесут такой выгоды, как вольные, ибо там — воля, а здесь — принуждение, там — договор и плата, здесь — необходимость, там — собственный расчет выгод и старание, здесь — страх наказания только.

5. Как бы сильно законы ни ограждали и сколько бы правительство ни обращало внимания и попечения о благосостоянии крестьян, но правосудие, находящееся в руках дворянских единственно, всегда будет употребляемо в защиту собственную и в утеснение слабейших, по самому праву натуральному. Крестьянин, не имеющий никакого голоса и не смеющий доносить, жаловаться и быть свидетелем на своего помещика, может ли созреть для свободы? Нет! Отягощение приводит его в отчаяние, бездействие и невнимание к собственному; невзирая на нищету семейства, на собственную наготу, он пропивает первые попавшие ему деньги, желая на минуту усыпить в скотском бесчувствии свое ужасное положение. Полуразвалившиеся хижины их представляют первобытные поселения варваров, и безмолвное повиновение, ожесточая его, не приводит к другому способу пропитать и удовлетворять нужды свои, как через грабеж и воровство, — отсюда проистекает последствие уголовных преступлений[62]. Безвременная и усиленная работа, отягощающая все физические силы человека, изнуряет его преждевременно и открывает путь к ранней смерти; за сим несоблюдение правил и обрядов церковных (ибо они часто бывают принуждаемы работать в воскресные и праздничные дни) послабляют силу веры, единственную опору и утешение человека, ибо, не имея времени исполнить долг христианский, он непременным образом отвыкает от священной обязанности и, будучи принужден первыми началами, впадает в ужасное положение грубого безверия.