Художник зыбкого мира - Кадзуо Исигуро

— Да неужели? По-моему, лучше бы ты продолжал увлекаться шпинатом. Ты же сам сказал, что шпинат сил прибавляет.

— А мне больше нравится сакэ! Я каждый вечер выпиваю по десять бутылок. И еще десять бутылок виски!

— Ого! Ты правду говоришь, Итиро? Тогда, значит, ты у нас настоящий пьяница. Вот, должно быть, беда для твоей мамы!

— Женщины ничего не понимают в настоящей мужской выпивке, — заявил Итиро, обратив наконец внимание на стоявшую перед ним еду. Впрочем, вскоре он снова отвлекся и посмотрел на меня. — Дед, — спросил он, — а ты сегодня придешь к нам ужинать?

— Да, приду. И очень рассчитываю, что тетя Норико приготовит какое-нибудь особенно вкусное кушанье.

— Тетя Норико купила сакэ. И сказала, что ты, дед, с дядей Таро все и выпьете.

— Ну, это мы запросто. Но я уверен, что и женщины тоже не откажутся немножко выпить с нами. Хотя Норико права: сакэ пьют в основном мужчины.

— Дед, а что бывает, если женщины выпьют сакэ?

— Хм… кто его знает? Женщины, Итиро, не такие сильные, как мы, мужчины. Так что, наверное, они очень быстро опьянеют.

— И тетя Норико может запьянеть! Ну да, она совсем чуточку выпьет и сразу запьянеет!

Я засмеялся.

— Да, это вполне возможно.

— Тетя Норико может стать совсем пьяной! И начнет песни петь! А потом возьмет и уснет прямо за столом!

— Ну что ж, Итиро, — сказал я, смеясь, — в таком случае лучше нам, мужчинам, приберечь сакэ для себя.

— Мы ведь гораздо сильнее женщин, а потому и выпить можем больше.

— Верно, Итиро. Так что сакэ мы лучше оставим себе.

Я на минутку задумался и спросил:

— А ведь, по-моему, восемь тебе уже исполнилось, да? Скоро ты совсем большим станешь. Не могу сказать наверняка, но, возможно, мне удастся сделать так, чтобы сегодня вечером и тебе дали немножко сакэ.

Мой внук с несколько испуганным видом уставился на меня и промолчал. Я улыбнулся ему и посмотрел на тусклое серое небо за окном.

— Ты никогда не видел своего дядю Кэндзи, Итиро, — сказал я, — но ты на него очень похож. В восемь лет он был таким же большим и крепким мальчиком, как ты. И как раз в восемь лет он, помнится, впервые попробовал сакэ. Ладно, Итиро, я постараюсь, чтобы сегодня и тебе чуть-чуть дали.

Итиро, похоже, с минуту обдумывал сказанное мною, потом сказал:

— Мама может не позволить.

— Насчет мамы не беспокойся. С ней твой дед уж как-нибудь справится.

Итиро сокрушенно покачал головой и заметил:

— Женщины никогда не понимали, зачем мужчины пьют!

— Ничего, пришло время и тебе, как настоящему мужчине, попробовать сакэ. Так что насчет мамы не тревожься. Предоставь ее мне. Мы же не можем позволить женщинам во всем командовать нами, верно?

Но мой внук уже думал о чем-то своем. Вдруг он очень громко воскликнул:

— А тетя Норико может запьянеть!

Я засмеялся и сказал:

— Посмотрим.

— Тетя Норико может стать совсем пьяной!

Минут через пятнадцать, когда мы уже заказали мороженое, Итиро задумчиво спросил:

— Дед, а ты знал Юдзиро Нагути?

— Ты, должно быть, имел в виду Юкио Нагути? Нет, Итиро, я никогда не был с ним лично знаком.

Итиро промолчал, изучая собственное отражение в стеклянной панели окна.

— Твоя мама, — продолжал я, — тоже, по-моему, имела в виду господина Нагути, когда я разговаривал с ней сегодня утром в парке. И ты, наверное, слышал, как взрослые вчера за ужином говорили об этом человеке, да?

Итиро еще помолчал, любуясь своим отражением, потом повернулся ко мне и спросил:

— А господин Нагути был как ты, дед?

— Был ли господин Нагути похож на меня, ты хочешь спросить? Ну, для начала, мама твоя, по-моему, так совсем не считает. Просто однажды я кое-что сказал дяде Таро, так, ничего особенного, но мама твоя, видно, отнеслась к моим словам чересчур серьезно. Я уж и не помню точно, о чем мы с дядей Таро тогда разговаривали; наверное, я просто предположил, что и у меня есть что-то общее с такими людьми, как господин Нагути. Ну-ка, Итиро, скажи мне, о чем взрослые говорили вчера вечером?

— Дед, а почему господин Нагути убил себя?

— Трудно сказать наверняка. Я ведь никогда не был с ним лично знаком.

— А он был плохим?

— Нет. Он не был плохим. Он просто очень много работал во имя того, что считал самым лучшим на свете. Но, видишь ли, Итиро, после войны все стало совсем по-другому. Песни, которые сочинял господин Нагути, когда-то были очень популярны не только в нашем городе, но и во всей Японии. Их исполняли по радио, пели в кафе и барах. И такие, как твой дядя Кэндзи, пели их, когда шли в бой или накануне сражения. А после войны… после войны господин Нагути решил, что его песни оказались… ну, вроде как ошибкой. Он стал думать обо всех тех, кто погиб на войне, и о тех мальчиках, твоих ровесниках, Итиро, которые лишились родителей, и, думая об этом, он, наверное, понял, что песни его оказались ошибкой. И почувствовал, что должен попросить прощения. У всех, кто остался в живых. У маленьких мальчиков, потерявших родителей. И у родителей, потерявших своих сыновей, таких же мальчиков, как ты. И всем этим людям ему хотелось сказать: «Простите меня!» Я думаю, господин Нагути поэтому и убил себя. Нет, он был очень даже неплохим человеком, Итиро. У него хватило мужества признать совершенные им ошибки. Да, это очень храбрый и достойный человек, Итиро.

Итиро задумчиво смотрел на меня и молчал. И я, чуть усмехнувшись, спросил:

— Ну, а теперь в чем дело, Итиро?

Мой внук, похоже, хотел что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну, глядя на свое отражение в стекле.

— Ты пойми, Итиро, твой дедушка ничего особенного не имел в виду, сказав, что и он похож на господина Нагути, — снова заговорил я. — Я просто вроде как пошутил, только и всего. Ты скажи это своей маме, когда в следующий раз услышишь, что она говорит с кем-то о господине Нагути. Потому что, судя по ее сегодняшним речам, она все поняла совершенно неправильно. Да в чем, наконец, дело, Итиро? Что это ты вдруг так притих?

После обеда мы с Итиро некоторое время бродили по магазинам в центре города, рассматривая игрушки и книги. Затем, уже ближе к вечеру, я еще разок угостил внука мороженым в одном из нарядных кафе на улице Сакурабаси, и мы отправились в район Идзуминати, где в новом доме жили Таро и Норико.

Район Идзуминати, как вы, возможно, знаете, стал весьма популярен у молодоженов из обеспеченных семей, и там, естественно, царят чистота и респектабельность. Однако эти новенькие квартиры, столь привлекательные для молодых пар, построены, на мой взгляд, безо всякой выдумки и тесны — не повернуться. В расположенной на четвертом этаже маленькой двухкомнатной квартирке Таро и Норико, например, потолки низкие, соседей слышно отлично, а окна смотрят прямо в окна точно такой же квартиры напротив. Не сомневаюсь, что, поживи я немного в их доме, и у меня вскоре развилась бы клаустрофобия — причем не только потому, что я привык к своему куда более просторному «традиционному» дому. Норико, впрочем, страшно гордится своей квартирой и вечно превозносит ее «современные» удобства. Наверное, такое жилище действительно очень легко содержать в чистоте, да и проветривается оно прекрасно. Кухня и ванная у них, как и во всем доме, оборудованы по европейскому образцу, что, как уверяет меня Норико, чрезвычайно практично. «Гораздо лучше, чем в твоем старом доме, папа».

Но как бы ни была удобна ее кухонька, она все же слишком мала, и когда я в тот вечер заглянул туда, чтобы посмотреть, как продвигается у моих дочерей подготовка ужина, мне показалось, что для меня места там уже не найдется. Кроме того, обе женщины были, похоже, очень заняты, так что я не стал особо задерживаться, но все же заметил:

— А знаете, Итиро сегодня мне все твердил, что ему очень хочется попробовать сакэ.

Сэцуко и Норико, которые, стоя бок о бок, дружно резали овощи, тут же перестали стучать ножами и уставились на меня.

— Я и подумал, что, наверное, можно ему дать капельку, — продолжал я, — С водой, конечно.

— Извини, папа, но ты, кажется, предлагаешь сегодня вечером угостить Итиро сакэ? — спросила Сэцуко.

— Я же сказал: капельку. И с водой. Он ведь уже большой мальчик!

Мои дочери переглянулись. И Норико сказала:

— Папа, ему всего восемь лет!

— Ну и что? Никакого вреда ему от капельки сакэ не будет. Особенно если водой развести. Вы, женщины, наверное, этого не понимаете, но для мальчиков в возрасте Итиро подобные вещи имеют огромное значение. Для них это, если угодно, предмет гордости. Да Итиро такое событие на всю жизнь запомнит!

— Ах, какая чушь, папа! — заявила Норико. — Его же просто стошнит.

— Чушь или не чушь, а я тщательно все обдумал. Вы, женщины, порой просто не желаете проявить должное сочувствие к мальчишеской гордости. — Я указал на бутылку сакэ, стоявшую на полке у Норико над головой, — Ведь одной капли вполне достаточно!