Вся правда во мне - Джулия Берри

Я положила руку на ручку двери и осторожно ее подняла.

Дверь оказалась заперта.

Я проверила еще раз.

В окне появилось мамино лицо.

Я поскреблась.

– Пожалуйста! Впусти меня!

– Ты здесь больше не живешь, – раздался мамин голос из-за добротной, сделанной еще папой двери.

Только не это. Не сейчас, когда моя одежда промокла и я дрожу от холода.

– Ненадолго, – умоляла я, – впусти меня в последний раз. Я никогда больше не вернусь.

– Иди к своему ухажеру, к которому ты бегаешь, посмотрим, впустит ли он тебя.

Холодная, мокрая, до смерти напуганная, отвергнутая матерью, которая меня родила. Это больше, чем я могу вынести. Глаза налились слезами, и я зарыдала.

– Мама, сжалься над дочерью, – закричала я и заколотила в дверь. – Мама, помоги мне!

Я слышала голос Даррелла, но слов различить не могла. Мама что-то сказала, и он замолчал.

Дом был темным и безмолвным. Здесь остались мои лучшие воспоминания о счастливых временах, проведенных с папой и мамой.

Я повернулась и пошла прочь.

Я попрощалась с отчим домом.

В последний раз я погладила Ио по голове и вывела Фантом на улицу. Она продемонстрировала мне, что недовольна, в хлеву ей было гораздо комфортнее. Она поплелась за мной к тебе в хлев, где мы и улеглись рядышком на сене.

Только теперь я вспомнила о твоем муле. Пусть сам найдет дорогу домой, помочь ему я уже не смогу.

Книга четвертая

I

Я проснулась от шума. В церкви непрерывно звонили колокола, так звонят только во время тревоги, созывая жителей на площадь. Переселенцы? Я потерла глаза и с удивлением осмотрелась.

Было уже позднее утро. Я проспала все домашние дела.

Колокола продолжали трезвонить.

Я в твоем хлеву, и рядом со мной, свернувшись калачиком, спит Джип.

Теперь я все вспомнила.

Я вскочила и тут же почувствовала, насколько избиты и слабы мои ноги. Мне даже пришлось схватиться рукой за перегородку стойла, пока я отряхивала от соломы порванное платье. В животе урчало. Фантом ткнулась в меня носом, требуя, чтобы я ее покормила. Овес для нее у тебя был. Не было никакой еды для меня, а дом ты запер.

Это из-за тебя звонили в колокола, «экспедиция» вернулась в город. Наверняка. Я должна пойти туда и убедиться во всем сама. Как всегда, я спрячусь в самом углу на задней скамье. Сейчас, когда все взбудоражены, на меня будут обращать внимание еще меньше, чем когда-либо.

Выйдя на дорогу, я увидела впереди маму в лучшем воскресном платье, Даррелла, опиравшегося на ее руку. Они шли медленно, но с достоинством. Даррелл не пошел сегодня в школу. Да он бы и не смог без помощи туда добраться. Я спряталась за кленом и подождала, пока они пройдут дальше.

– В прятки решила поиграть?

Я подпрыгнула. Это была Гуди Праетт. Мой испуг ее позабавил.

– Попала в переделку? Что с твоим платьем? И почему это тебе вздумалось прятаться от собственной матери?

Она взяла меня за локоть, и я, сама не знаю почему, пошла с ней в город.

– Не нужно много воображения, чтобы понять причину. Гуди Праетт все видит и все знает.

Она шла медленно, казалось, что мы придем уже после того, как все кончится.

– Гуди Праетт знает много того, чего пастору Фраю и доктору Бранду знать не следует, – она хрипло рассмеялась и зыркнула на меня блестящими черными глазками. – Ты попала в беду, девочка?

Она кивнула на платье.

Я была слишком измучена, чтобы что-то доказывать. Гуди, как и многие другие, была уверена в моей аморальности.

К церкви мы подошли последними. Гуди направилась в первые ряды, а я юркнула на свое место. Но сделать это незаметно мне не удалось. На меня, не отрываясь, смотрели пастор Фрай и еще несколько человек, принимавших участие в экспедиции. Они стояли рядом со священником, с ружьями в руках. Сегодня это помещение из церкви превратилось в зал суда.

Ты сидел, привязанный к стулу перед кафедрой. При дневном свете твоя одежда выглядела еще больше испачканной и рваной. Из потрескавшихся губ сочилась кровь, под глазом багровел огромный синяк. Ты уронил голову на грудь. Все смотрели на опозоренного героя и перешептывались. За исключением Марии. Она была бледна и молчалива и сидела рядом с Леоном.

Ты поднял голову, обвел взглядом собравшихся и увидел меня. Я здесь. С тобой.

Пастор Фрай постучал тростью о пол, как Моисей посохом по камню. В помещении стало тихо. Пять членов городского совета в длинных черных мантиях поднялись со своих мест и сели за стол на возвышении. В ярких лучах утреннего солнца, падающих сквозь южные окна церкви, они казались пришельцами из другого мира.

Гораций Брон повернул тебя вместе со стулом лицом к судьям и похлопал по щекам, заставив поднять голову и посмотреть на них.

Член городского совета Браун прокашлялся.

– Народ Росвелла, – проговорил он скрипучим старческим голосом, – мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело, волнующее всех нас.

Он взглянул на тебя поверх очков.

Такое провокационное начало этой торжественной церемонии заставило присутствующих заерзать.

– Большим потрясением для нашего городка было узнать, что Эзра Уайтинг, которого мы много лет считали погибшим, жил, скрываясь, рядом с нами.

Челюсти Авии Пратта непрерывно двигались. Он сидел в первом ряду, в самом углу, согнувшись в три погибели, чтобы иметь возможность смотреть на тебя. Толстая нижняя губа то вытягивалась, то втягивалась обратно, а руки судорожно сжимали трость.

Браун зашелестел бумагами.

– Это обстоятельство помогло пролить свет на череду несчастий, обрушившихся на наш город в последнее время. В связи с этим возникает вопрос: кто знал о нем, скрывал его и помогал совершать грабежи.

Мамино лицо окаменело.

Пастор Фрай, сидевший на одной скамье с присяжными, перебил его:

– Разрушить нашу оборону! Лишать жизни и невинности наших детей, уродовать их!

Рот Брауна сжался. Ему не понравилось, что его прервали.

Интересно, с каких это пор моя невинность и мое тело стали достоянием горожан, ведь они даже жалости ко мне не испытывали? И ведь виноваты в этом они, а не я.

Браун продолжил:

– В рамках расследования этого дела для поиска улик мы снарядили экспедицию к дому Уайтинга на тот берег реки. Эта экспедиция нашла не только дом Уайтинга, но и его сына, находившегося в вышеупомянутом доме.

Интересная версия. Впрочем, какая разница.

– Он обвиняется в том, что сознательно скрывал тот факт, что Эзра Уайтинг жив, и помогал ему совершать преступления, а именно: кражи, грабежи, убийства, издевательства и нанесение увечий.

– Уильям Солт, расскажите собравшимся, что именно вы нашли в хижине?

Мельник читал с листа:

– Восемь мешков и двенадцать ящиков пороха. Сорок две единицы разнообразного оружия. Утварь: горшки, ножи, одеяла, одежду мужскую и женскую. Платье, – тут он развернул и продемонстрировал какую-то мятую, побитую молью коричневую тряпку, – принадлежавшее погибшей Шарлоте Пратт.

Шарлота. Я никогда не называла так Лотти.

Я вгляделась в платье и вспомнила его на ней. Еще живой. Однажды я даже позавидовала, круглому и широкому воротничку. Теперь оно выглядело как тряпка, кружево сморщилось и пожелтело. Как-то странно все это… Воротничок, платье. Неужели меня подводит память?

– Авия Пратт, можете ли вы подтвердить под присягой, что это платье принадлежало вашей дочери?

Наконец-то его постоянно двигающиеся, мокрые губы нашли свое применение.

– Да. Это платье ее матери. Моя жена сшила его перед отправкой в плавание, во время которого она и умерла.

Несколько женщин постарше закивали головами. Они бы никогда не забыли такой прекрасный образчик ручной работы, как этот.

Браун продолжил:

– Доктор Бранд, не могли бы вы описать собравшимся, в каком состоянии было найдено тело Шарлоты Браун?

Мелвин Бранд встал.

– Тело погибшей было найдено в воде изуродованным. Установить, утонула ли она, или ее бросили в воду уже мертвой, не представлялось возможным.

Интересно, изучал ли Бранд тело Лотти более подробно, чем разрешил ее отец?

– В каком состоянии было ее платье?

Доктор Бранд понизил голос.

– На ней не было никакой одежды.

По рядам прокатился шепоток. Какой стыд! Какой ужас! Хотя все давным-давно знали.

Шепот и бормотание становились все громче. Член городского совета Браун постучал молотком по столу.

– Итак, мы установили, что именно Эзра Уайтинг без всяких сомнений был похитителем и убийцей Шарлоты Пратт.

Нет.

Странно, но я чувствовала себя так, как будто меня вытащили из тела. Я, словно воробей с потолочной балки, смотрела блестящим глазом на себя, сидящую в углу на лавке, а мои мысли в это время витали где-то еще.

Я все никак не могла взять в толк, почему без всяких сомнений. Каким образом платье помогло снять эти сомнения? Наоборот, оно их добавило.

Ты поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь посмотреть назад. Ты ищешь меня, милый мой?