Человечество: История. Религия. Культура Древний Рим - Константин Владиславович Рыжов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда послы возвратились с этим в Рим, сенаторы, отложив все прочие дела, отправили фециалов требовать возмещения, а получив отказ, заведенным порядком объявили войну и постановили в ближайший срок передать это дело народному собранию.
2) Битва у горы Гавра
По распоряжению народа оба консула с двумя войсками вышли из Города, Валерий в Кампанию, Корнелий в Самний, и первый расположился лагерем у горы Гавра, а второй у Сатикулы. Легионы самнитов прежде всего встали на пути Валерия, полагая, что вся тяжесть военного удара придется сюда; к тому же побуждала их и злость на кампанцев, таких скорых то оказывать помощь, то просить ее. Едва самниты завидели лагерь римлян, как наперебой стали буйно требовать от вождей знака к бою, заявляя при этом, что римляне с таким же успехом окажут помощь кампанцам, с каким те – сидицинам. Валерий выждал несколько дней, пробуя противника в мелких стычках, а затем выставил знак к бою и обратился к своим с кратким словом ободрения: пусть не страшит их неведомая война и неиспытанный враг – чем дальше идут они войною от Города, тем менее и менее воинственные народы предстоят на пути. Не нужно судить о доблести самнитов по победе их над сидицинами и кампанцами: ведь кто бы с кем ни мерялся силами, кто-нибудь да выйдет победителем. А кампанцев, конечно, не столько вражья сила одолела, сколько собственная изнеженность и расслабленность от чрезмерной роскоши.
В то время в Риме не было полководца ближе воинству, чем Корв, охотно деливший все тяготы с простыми воинами. К тому же и в военных играх, когда сверстники состязались друг с другом в быстроте и силе, он был прост и добродушен и с равным достоинством побеждал и уступал победу; и, кто бы ни бросал ему вызов, он никого не отвергал как недостойного себя противника. В поведении был благожелателен, в разговоре не только помнил о своем достоинстве, но и уважал в другом свободного человека; и что всего любезней народу – в должности он оставался таков, каков был, добиваясь должности. И вот в ответ на призыв вождя все войско с небывалым пылом устремляется из лагеря.
Завязался бой, в котором, как никогда, видно было, сколь равны противники притязаниями и силой, сколь уверены в себе без презрения к врагам. Самнитам прибавляли отваги недавние их подвиги и двойная победа, одержанная за несколько лишь дней до того; римлянам, наоборот, четырехвековая их слава и привычка к победе, спутнице их Города со дня его основания; но и тех и других смущало, что враг непривычный. Бой ясно показал, каково мужество противников, ибо схватились они так, что строй на время замер, не подаваясь ни туда ни сюда. Жестокая битва кипела вокруг самнитских знамен, но никто не помышлял о бегстве. Наконец римляне, чуя, что силы от усталости убывают и день уже клонится к закату, вспыхнули яростью и ударили на врага. Тогда только стало видно, что враг отступает и мало-помалу начинается бегство. Самнитов ловили, убивали, и немногие остались бы целы, если б ночь не пресекла не битву уже, но победу. На другой день римляне завладели брошенным лагерем неприятеля: сюда с изъявлениями благодарности высыпали все кампанцы от мала до велика.
3) Вторжение в Самний. Подвиг Публия Деция
Между тем, второй консул Корнелий, выступив из Сатикулы, по неосторожности завел войско в лесистые горы, через которые можно было пройти только по ущелью, где поверху со всех сторон засели враги; а заметил он неприятеля, готового ударить на него сверху, лишь когда отвести войско в безопасное место стало уже невозможно. Пока самниты ждали, чтобы все полки втянулись в глубину лощины, Публий Деций, военный трибун, приметил выдававшуюся среди гор возвышенность, которая господствовала над лагерем неприятеля; для войска со всем обозом она была почти недоступна, но занять ее налегке не составляло труда. «Видишь, Авл Корнелий, – спросил он у оробевшего консула, – ту вершину над врагами? То оплот нашей надежды и спасения, если мы займем его не мешкая, благо самниты сослепу его проглядели. Дай мне только принципов и гастатов из одного легиона; и, когда я проберусь с ними туда на вершину, тогда спеши отсюда прочь без всякого страха и спасай себя и войско; ведь враги, открытые всем нашим ударам, не смогут тронуться с места, разве что на свою погибель. А нас потом выручат или счастье народа римского, или наша собственная доблесть».
Получив одобрение от консула и отряд, Деций потихоньку взобрался по склону горы, и враг не заметил его, пока он не оказался уже вблизи нужного места. Все тогда оцепенели от изумления; и консул, пользуясь тем, что Деций приковал к себе всеобщее внимание, получил время вывести войско на равнинное место, а трибун засел на самой вершине горы. С наступлением темноты он повел своих воинов на прорыв. Глубокой ночью римляне незаметно спустились с горы и смело двинулись за своим предводителем прямо сквозь вражеские дозоры. Они добрались уже до середины самнитского лагеря, как вдруг, переступая через раскинувшиеся во сне тела дозорных, один воин задел щит и послышался звон; разбуженный шумом дозорный толкнул соседа и, вскочив, они подняли других, не понимая, свои перед ними или враги, отряд ли идет на прорыв, или консул занял их лагерь, – тогда Деций приказал своим воинам поднять крик и до смерти перепугал опешивших со сна самнитов. С такого перепугу самниты не могли ни схватиться за оружие, ни сопротивляться, ни преследовать. Перебив встречных стражей, римский отряд сквозь замешательство и суматоху самнитов добрался до лагеря консула.
Когда спасшиеся воины пришли к преторию, Авл Корнелий велел протрубить войсковую сходку и начал восхвалять заслуги их предводителя. Однако Деций попросил его отложить собрание. Самое главное, говорил он, не упустить из рук случай и напасть на врагов, растерянных после ночного переполоха и рассеянных кучками вокруг холма, между тем как посланные преследовать его, наверное, еще бродят в лесу по склонам. Корнелей принял его предложение. Легионы по приказу взялись за оружие, вышли из лагеря и двинулись на врагов. Их нападение оказалось полной неожиданностью для самнитов, которые разбрелись повсюду и не могли ни собраться вместе, ни
