Рассказы о Джей-канале - Олег Клинков Клинков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совершенно взмокший, он расчистил вход и поспешно втащил в криогенную начавший уже подтаивать мешок, затем, надев висевший в "предбаннике" пуховик, отнёс мешок в морозильник и уложил на полку между канистрами с аварийным запасом горючего. Вернувшись в "предбанник", он почувствовал, что должен передохнуть, сердце было готово захлебнуться стучавшей в виски кровью, да и был повод лишний раз протестировать системы охлаждения, так или иначе, они должны были работать…
Всё было в норме. В сущности, то, что ее заносило, шло криогенной только на пользу – под прямыми лучами всё более разгоравшейся Щербатой она бы давно сдала. Беспокоили разве что швы на стенах в морозильнике, они начали заметно расходиться под напором дюны. Надо было латать…
Левков повесил пуховик на место и, выйдя в жару, зашагал в сторону поста. Рощина на посадочном поле уже не было, но капсула его, отлитая маревом в несколько кусков, стояла на месте. Щербатая висела прямо над головой, на Полста_Третьей было время полуденного сна. Не шевелилось ничто. Замерло и не росло больше зависшее над горизонтом Облако, не двигались даже молодые текучие дюны; кроме дюн не было ничего вокруг, только над постом чернел на фоне раскалённого неба скрюченный ствол пляшущего дерева. Это было время сна и время полётов. С тех пор, как взбесившийся ленточник атаковал на взлёте капсулу Левкова, на Полста_Третью летали, да и сам Левков летал, только в это время. И Рощину следовало торопиться – время это кончалось. Левков зашагал быстрее…
Рощин укладывал кассеты с записями приборов в брезентовую экспедиторскую сумку.
– Время заканчивать, Влад… – сказал, входя, Левков. – И двигатели зря глушишь, я говорил тебе уже…
Он достал аптечку, нашёл в ней пузырёк с перекисью водорода и, устроившись на низенькой скамеечке возле иллюминатора, принялся обрабатывать разбитую руку.
– Да?.. – запоздало и рассеянно отозвался Рощин. Он помолчал некоторое время, затем, отложив ещё неупакованные кассеты, повернулся к Левкову. – Слушай, Паша, ты ведь давно уже живёшь здесь в долг…
– В долг? – Левков поднял голову. – Кому?
– Не знаю. Господу богу, наверно… Судьбе, Каналу… Не знаю. Щербатая вполне обычная звезда для этого скопления, по всем признакам самое малое полтора месяца назад она должна была взорваться. В ней нечему гореть, внутри, понимаешь? Попросту нечему. Во всяком случае, не должно быть.
– А, ты всё об этом… – Левков вернулся к руке. – Ты же знаешь, он не пускает меня…
– Это из-за Марины, – сказал Рощин.
– Не знаю. Я не пробовал без Марины.
– Так попробуй! – может быть резче, чем ему хотелось, сказал Рощин и тут же мягче добавил: – Ты войдёшь, Паша. Один – войдёшь. Мы просмотрели всё – твой мозг в порядке… Ну, не пустит он мёртвую…
Левков нетерпеливо качнул головой:
– Да нельзя этого, Влад, как вы все не поймёте?.. Нельзя…
Рощин помолчал, глядя на Левкова, затем сказал:
– Ты сходишь с ума. Ленточник тебя не добил, так ты сам себя добьёшь… Ты бы посмотрел на всё это со стороны… Что же ты таскаешь её мороженую?.. Бред какой-то!..
Он с досады резко повернулся и принялся запихивать кассеты в сумку.
С полминуты они молчали, потом Левков спросил:
– Слушай, Влад, тебя не пугает то, что он с нами делает?
– Кто? С кем? – резко спросил ещё не остывший Рощин.
– Канал, с нами.
– То есть?..
– Понимаешь, всегда ведь старались мертвых вернуть на родину, по-разному думали – зачем, но возвращали. А мы превратили Вселенную в своё штатное кладбище. Хороним там, где погибают или умирают, если хороним вообще…
– Не пойму, к чему ты. Канал не пускает мёртвых, ты знаешь…
– Может, мы не сильно стучались? Что ему до наших мёртвых?.. Помоги мне перебинтовать руку… – без всякого перехода сказал Левков и, когда Рощин начал бинтовать ему кисть, продолжал: – Мы нужны ему живые. Для чего, не знаю… Вот смотри. Кинул он нам Вселенную, нате, летайте, мы и бросились. И обожрались ею. Теперь только лакомые кусочки выковыриваем, под интерес… Полегче… – он поморщился, так как Рощин слишком туго затянул повязку. – Саркома шарового скопления интересна, а ленточники и всё прочее – побоку… Мы даже планеты называем по номерам наших постов, где нет поста – безымянная…
Рощин поднял глаза от повязки.
– Ты можешь представить себе ленточника в капсуле?.. – он закрепил бинт лейкопластырем. – Да и куда везти? Где они смогут жить, ты знаешь? Никто не видел ни одного их детёныша. Откуда они берутся и куда уходят?..
– Всё ты правильно говоришь, Влад, – Левков подвигал кистью – повязка не сползала. – Очень правильно. Никто не спорит. Только, понимаешь?.. Убывает чего-то от нас. Чувство такое, что платим мы чем-то в себе за всё это роскошество, которое он нам дал. Он как будто лепит нас под себя. Наверное, такие, как есть, мы ему слишком сложны…
– Каналу? Ну, ты даёшь… – Рощин вернулся к столу и принялся укладывать оставшиеся кассеты в контейнер.
Пришла досада на то, что говорил, и на то, что говорил, и на то, что говорил в пустоту, и Левков некоторое время молчал. Потом поднялся.
– Наверное, ты прав, Влад, я действительно схожу с ума… У меня тут слишком много времени. Целое море времени…
Он не договорил – со стороны дюн донёсся глухой, тоскливый рёв. Потом, через секунду или две, рёв повторился, уже тише. Была в нём недоумевающая тоска когда-то сильного, а теперь немощного существа.
– Это ленточники? – Рощин обернулся к Левкову. – Просыпаются?
– Это один. Умирает.
– Умирает? Ленточник?.. – Рощин зачем-то посмотрел в иллюминатор, как будто надеясь увидеть там умирающего зверя. – Никогда не слышал, чтобы ленточники умирали…
– А они и не умирали до этого. Во всяком случае, в окрестностях поста…
– Щербатая?..
– Скорее всего. Излучение всё более жёсткое… – Левков на мгновение замолчал. – А может, и другое. Тут, знаешь…
Ему хотелось рассказать о дереве и обо всём, что происходило здесь, на Полста_Третьей. Ему хотелось рассказать о том, как три дня назад он был разбужен под утро, когда ветер утих, рёвом ленточника и, выскочив из поста, увидел на вершине дюны ходившего вокруг уже засохшего к тому времени дерева зверя. Тело его во многих местах было поранено и залито тёмной
