Бойцы тихого фронта - Иван Винаров

Венские явки были весьма характерны. Мы ориентировались не на квартиры, нанятые нашими товарищами под фальшивыми именами, и не на укромные уголки венских парков или окрестностей города. Явками служили различные венские кафе.

Венские кафе совсем не отвечают представлениям болгарина о подобного рода заведениях. В те годы в венских кафе можно было провести в чудесной, уютной обстановке многие часы — зайти туда утром и выйти вечером. Студенты могли там спокойно готовиться к экзаменам, домашние хозяйки — заниматься вязаньем, пенсионеры — перелистывать одну за другой по двадцать газет (некоторые из них выходили два раза в день). Обстановка в кафе была очень приятной, в них царила необыкновенная чистота и никем не нарушаемая тишина.

Именно поэтому венские кафе — разумеется, не первоклассные, на Ринге, а квартальные, — в те годы предоставляли все условия для успешной конспиративной деятельности. Свои встречи с эмигрантами мы обычно устраивали там. Конечно, не в одном и том же кафе. Мы меняли заведения при каждой новой встрече.

Установив связь со мной или с некоторыми из моих сотрудников, политэмигранты отправлялись через Прагу и Варшаву в Советский Союз. Перед этим каждый из них получал полный комплект одежды, вплоть до шляпы и обуви. Для этой цели МОПР из Москвы переводил значительные суммы. Мы заходили в какой-нибудь венский магазин готового платья, и там они меняли буквально все, кроме белья. Второй моей заботой было снабдить их соответствующими документами, билетом на проезд до Москвы и небольшим запасом еды на дорогу. Документом, который получала большая часть эмигрантов, являлось удостоверение на «право возвращения на родину». Читатель, вероятно, догадывается — это были удостоверения, которые выдавала комиссия Красного Креста белоэмигрантам и бывшим военнопленным, которые хотели вернуться на родину. С такими удостоверениями в свое время уехали из Варны и мы с Жечо Гюмюшевым и Бояном Папанчевым.

Советские власти, по просьбе Заграничного бюро партии охотно согласились предоставить гражданство всем болгарским коммунистам-изгнанникам. Как для них, так и для тысяч других политэмигрантов со всех концов света, Советский Союз стал второй матерью-родиной.

Примерно за шесть месяцев до конца 1925 года нами было переправлено в Москву несколько сотен болгарских политэмигрантов. Их переброска из Югославии на восток прошла без единого провала или инцидента.

Часть третья

В КИТАЕ С МИССИЕЙ БЛЮХЕРА. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ПОМОГАЕТ КИТАЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

1. БОЕВЫЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЕ ЗАДАЧИ

Москва, декабрь 1925 года. Я иду по улицам красной столицы, под ногами скрипит снег. Навстречу спешат по делам москвичи, надевшие на себя все самое теплое, в неизменных шапках-ушанках. А как же иначе при тридцатиградусном морозе? Над кирпично-красными стенами Кремля — холодное зимнее солнце.

И мне холодно. Но не от мороза. На мне серо-зеленая красноармейская шинель, фуражку с красной пятиконечной звездой над козырьком я надвинул до самых глаз, на ногах высокие сапоги. Холод сковывает мне сердце.

Этот холод я почувствовал еще в зловещие апрельские дни двадцать пятого года, когда врагу удалось расстроить ряды нашей партии. В последующие месяцы я чувствовал тот же холод в Вене, когда мне пришлось заниматься переброской наших политэмигрантов. Изгнанные огнем и мечом со своей родины, эти достойные борцы нашли вторую родину на земле Ленина. Несмотря на это, боль не проходила. Там, на дорогой сердцу родной земле, что раскинулась между Дунаем и Родопами, между Черным морем и Нишавой, белый террор пожинал свою кровавую жатву. Боевые товарищи, братья, до конца верные своему революционному долгу, томились в тюрьмах или погибали без суда и приговора. О них и болело сердце…

Здание Четвертого управления Генерального штаба Красной Армии. Вхожу, и дежурный в бюро пропусков с улыбкой кивает мне головой: свой.

Не успел я открыть дверь, как секретарь Берзина Наташа Звонарева, выйдя из-за письменного стола, подбежала ко мне и, словно сестра, тепло обняла меня. Дело тут было не только в особенностях характера Наташи, но и в том стиле поведения, который отличал работников Четвертого управления. Хотя я и был, можно сказать, новичком среди них, но уже имел возможность убедиться в том, какие братские чувства связывают этих людей, направленных партией на «тихий фронт». Тогда я еще не знал, но вскоре смог удостовериться, что, в сущности, без этой самоотверженности и самопожертвования, без этих подлинно братских чувств, объединявших людей из разведывательного управления, их опасная работа была бы невозможной.

— Павел Иванович ждет тебя уже несколько дней! — Наташа пристально посмотрела на меня, и в ее словах я почувствовал не укор, а тревогу. — Что с тобой?

— Все в порядке, сестричка, просто я лечил легкий венский грипп… — попытался пошутить я, но женщин в этом отношении не проведешь, моя шутка прозвучала неубедительно.

— Надеюсь, Павел Иванович вылечит тебя окончательно, — покачала головой Наташа, но в ее глазах я не заметил даже намека на смех. — Но ты ведь знаешь, врач бессилен, если пациент ему не помогает…

Наташа скрылась за двойной, обитой клеенкой дверью кабинета Берзина и через минуту вернулась. Вместо обычной фразы «Павел Иванович ждет тебя» она только тепло улыбнулась, когда я проходил мимо. Она поняла, что «грипп» мой — особого рода и что мне нужны не медикаменты, а крепкая мужская рука Берзина.

— Прими мои горячие поздравления, Ванко! — воскликнул Павел Иванович и, как всегда, до боли сжал мне руку, а потом обнял. — Мои горячие поздравления! И добро пожаловать домой!

Я посмотрел на него. В его взгляде я не уловил иронии. Но по какому же поводу «горячие поздравления»? Поздравляют удачливых, а поздравления побежденным звучат как насмешка. Но в глазах Берзина я не заметил насмешливых искорок.

— Павел Иванович, простите, я не совсем вас понимаю… — произношу я, с трудом выговаривая слова. — Не щадите меня… Я пришел выслушать укоры… Знаю, что заслуживаю их… Плохими революционерами оказались мы, болгарские коммунисты…

— Плохими революционерами, говоришь? Правда? Ну, продолжай!

Берзин не сводил с меня глаз. Но теперь он смотрел на меня выжидательно. Я продолжал. Рассказал о наших ошибках в июне 1923 года, о поражении в сентябре того же года, о страшных днях апреля двадцать пятого… Рассказал и о провале с оружием, о нескончаемых потоках политэмигрантов, которым пришлось покинуть родину… О потоках крови, пролитых на нашей земле.