Маленький человек из Опера де Пари - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С ним плыл Жоашен Бланден — он тоже мертв! И еще Ольга Вологда — она заболела! — Это открытие так ошеломило Марию, что она забыла о своей скорби. — Еще там были Ламбер Паже, биржевой игрок, он часто давал Аженору советы, куда вложить деньги, и Анисэ Бруссар, владелец скобяной лавки и меломан. Они в опасности?
— Пока не знаю, мадам. У вас есть их адреса?
— Где живет Ламбер Паже, не знаю, а у Анисэ Бруссара лавка на улице Вут… номер дома не помню. Пожалуйста, месье, уходите, я хочу побыть одна… с Аженором…
— Обещайте мне, что будете благоразумны, — выдавил Жозеф, у которого перехватило горло. Получив от Марии кивок, он поднялся, подавленный присутствием смерти в доме, выскочил из квартиры и сбежал по лестнице, прыгая через ступеньку.
На проезде Тиволи Жозеф едва не сбил с ног старушку в чепце, разглядывавшую рекламный плакат пляжей Туке.
— Красиво, а, месье, что скажете? Только у меня денег не хватит, чтобы там побывать.
— Я отвезу вас туда, когда тираж моего последнего романа достигнет пятидесяти тысяч экземпляров! — пообещал Жозеф, только что исполнивший акробатический трюк, чтобы не задеть престарелую даму на бегу. — Вам роман тоже понравится! «Месть лемура» покорит всех читательниц! — И помчался дальше.
Инспектор Вальми наблюдал за кульбитами Жозефа с ехидной улыбкой. «Пляши, мой юный друг, пляши, пока есть возможность. Скоро у тебя и у твоего напарника энергии поубавится, потому что плясать вы будете под мою дудку. Что ж, настало время принести наши соболезнования мадам Фералес».
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Пятница, 9 апреля
— С утра чувствую себя старой развалиной. Это, наверно, потому что матушка вчера вечером накормила нас диковинным блюдом из лангуста, которого ей за полцены продала давняя приятельница с Центрального рынка. Ощущение, будто я проглотил наковальню.
— Однако у вас хватило сил заверить меня, что «со свинкой все в порядке».
— Ну да, всё, кроме того, что она верещит от ужаса, и такое впечатление, что прямо у меня в желудке. Варвар вы этакий, еще смеетесь, — проворчал Жозеф, хватаясь за чашку с кофе.
— Думаете, лангусты не верещат, когда их живьем в кипяток бросают? — хмыкнул Виктор. — А я, знаете ли, что-то проголодался после прогулки на велосипеде. Закажу-ка окорок.
— Во-во, кровожадный варвар.
— Ладно, шутки в сторону. Мария Фералес сказала что-нибудь полезное для расследования?
— Повторяю: у всех трагедий есть общий знаменатель — это дворец Гарнье, и теперь нам известно, что уже не двое, а четверо тамошних служащих слопали по пряничной свинке и для них все плохо закончилось. Этого недостаточно, чтобы возбудить ваше любопытство?
В «Утраченное время», где сидели Виктор и Жозеф, ввалилась толпа голодных грузчиков, распространяя вокруг себя запах мокрой псины.
— На улице льет как из пожарного шланга, — пожаловался один из них. — Я бы согрелся рюмочкой сивухи.
— У нас такого не подают, — отрезала хозяйка заведения.
— Ну тогда кофе и анисовку, ежели ваша светлость не возражает, — подмигнул грузчик.
— Вот что, дорогой совладелец и коллега, — продолжил Жозеф, — я тут набросал факты. — Он протянул Виктору блокнот.
1. Падение с лодки в воду. Тони Аркуэ, кларнетист. Дворец Гарнье.
2. Падение по причине недомогания на сцене. Ольга Вологда, балерина. Дворец Гарнье.
3. Падение виском на бордюр. Жоашен Бланден, скрипач. Дворец Гарнье.
4. Падение в открытый люк. Аженор Фералес, инспектор сцены. Дворец Гарнье.
Итог: одно вероятное отравление и три смерти, похожие на несчастные случаи.
— По-моему, тут действует злой умысел, — подытожил Жозеф, когда Виктор прочитал.
— Напомните, как зовут того оповестителя…
— Мельхиор Шалюмо. Я мог бы с ним повидаться сегодня на похоронах Аженора Фералеса, но Кэндзи неизвестно где пропадает — мне придется весь день торчать в «Эльзевире», и вам тоже. Наверстаем упущенное завтра или в понедельник — надо будет допросить Ламбера Паже и Анисэ Бруссара. Разыграем их в орла и решку?
— Выбирайте кого хотите.
— Тогда чур владелец скобяной лавки мой. По крайней мере известно, что он обретается где-то на улице Вут. А Ламбера Паже придется караулить у дворца Броньяра,[70] вот уж узнаете, каково это — преследовать незнакомых буржуа! Если хотите знать мое мнение, наилучший метод — обшарить все забегаловки в округе.
— Что вы вкладываете в понятие «буржуа»?
— Ну, для кучера на фиакре это пешеход, для военного — тыловая крыса; для художника — дурень набитый, который ничего не смыслит в живописи и готов выложить стопку банкнот за какой-нибудь закат на озере Бурже; для крестьянина — владелец поместья, где он горбатится; для работяги — спиногрыз…
— А для вас, Жозеф?
— Для меня это клиент, покупающий книгу не для того, чтобы ее прочитать, а только потому, что ее расхвалили в газете.
— А я — буржуа?
— Вы — фотограф.
— Ага, значит, глаз у меня наметанный, я умею подмечать детали и позволю себе напомнить вам, что Ольга Вологда сбежала из Парижа.
— Вы ее подозреваете?
— Еще как!
Все столики в «Утраченном времени» уже были заняты. Хозяйка устала держать над чашками кофейник, а служанка Лулу — сыпать в чашки сахар и на пол свежую солому, которая тут же промокала под грязными ботинками посетителей.
— Предупреждаю, господа, меня не интересуют ваши рекомендации, что читать, что не читать. Я и так точно знаю, что мне нужно.
Мужчине, вошедшему в книжную лавку «Эльзевир», было за шестьдесят. Толстый, приземистый, со здоровым цветом лица, седоватыми бакенбардами и импозантными усами офицера колониальных войск. Костюм в клетку полнил его еще пуще.
— Господа, вы имеете дело с Алистером Пейлтоком, подданным Йорка, Великобритания, борцом с загрязнением городской окружающей среды. Привел меня к вам не Святой Дух, но госпожа Эванджелина Бёрд, выдающаяся прорицательница, находящаяся проездом в Париже. Она предсказала, что мне удастся завладеть редчайшей жемчужиной, каковой недостает в моей коллекции, если я отправлюсь в книжную лавку под названием «Эльзевир». И вот я здесь! До беседы с госпожой Эванджелиной я потратил впустую уйму времени на общение с вашими коллегами — ни один не смог мне помочь, а потому, прежде чем изложить вам свое дело, позвольте испытать ваши познания в области литературы, дабы сохранить мое терпение. Премного сомневаюсь, что вам известен автор следующих строк: «И выросли города бесчисленные, огромные, в дыму. Зеленая листва увяла, загубленная жарким дыханием печей. Прекрасный лик Природы исказился, словно под воздействием отвратительного недуга…»
Оторопевший Жозеф незаметно для посетителя покрутил пальцем у виска, но Виктор с видом примерного ученика выступил вперед:
— Сдается мне, что это отрывок из произведения Эдгара Аллана По под названием «Беседа Моноса и Уны», опубликованного в тысяча восемьсот четырнадцатом году. Я читал его в детстве.
— Месье, мои поздравления! А теперь назовите цену.
— Увы, это действительно редчайшая жемчужина. Оставьте ваш адрес, и когда мне удастся ее разыскать, я вас извещу. Пока же могу предложить вам книгу Жана Рамо, если вы…
— Жана Рамо? Название?
— Это опубликованная отдельно десять лет назад часть «Фантасмагорий» — «Отравления в двадцать первом веке».
— Она у вас есть?
— Жозеф, полка «Науки», на букву «Р».
Алистер Пейлток выхватил томик из рук Жозефа и громко прочитал:
— «К тысяча девятьсот тридцать четвертому году французы, коих медленно травят поставщики продуктов и тошнотворные испарения, накрывшие Париж, а затем и всю Францию…» Беру ее, месье, беру, давно искал. У вас есть еще что-нибудь на эту тему?
— Возможно, вам придется по сердцу Альбер Робида, хотя о будущем он рассуждает все больше в юмористическом ключе. Могу посоветовать вам «Двадцатый век» — сочинение, в котором он излагает свое представление о повседневной жизни с тысяча девятьсот пятьдесят второго по пятьдесят девятый год.
— Добавьте это к списку моих покупок. Не затруднит ли вас доставить книги в дом двенадцать по бульвару Мальзерб? Кто-нибудь из домашних рассчитается с вами на месте. И как только раздобудете издание По, вы мне сообщите? — уточнил Алистер Пейлток, уже двинувшись к выходу.
— Непременно.
Едва дверь за посетителем закрылась, Виктор рявкнул:
— Чтоб мне провалиться ко всем свиньям, если я не раздобуду этого По!
— К свиньям провалиться? — изумился Жозеф. — Куда это?
— Ну да, да, — вздохнул Виктор, — эта история с пряничными свинками никак не идет у меня из головы. А что, если Эдокси права? Что, если в свинках было какое-то токсичное вещество, что-то вроде сильного снотворного, которое затормаживает рефлексы?