Том 1. Стихотворения 1813-1820 - Александр Пушкин

«Когда сожмешь ты снова руку…»*

Когда сожмешь ты снова руку,Которая тебе даритНа скучный путь и на разлукуСвятую библию харит*?Амур нашел ее в Цитере,В архиве шалости младой.По ней молись своей ВенереБлагочестивою душой.Прости, эпикуреец мой!Останься век, каков ты ныне,Лети во мрачный Альбион!Да сохранят тебя в чужбинеХристос и верный Купидон!Неси в чужой предел пената,Но, помня прежни дни свои,Люби недевственного брата,Страдальца чувственной любви!

Выздоровление*

    Тебя ль я видел, милый друг?Или неверное то было сновиденье,Мечтанье смутное, и пламенный недугОбманом волновал мое воображенье?В минуты мрачные болезни роковойТы ль, дева нежная, стояла надо мнойВ одежде воина с неловкостью приятной?Так, видел я тебя; мой тусклый взор узналЗнакомые красы под сей одеждой ратной:И слабым шёпотом подругу я назвал…Но вновь в уме моем стеснились мрачны грезы,Я слабою рукой искал тебя во мгле…И вдруг я чувствую твое дыханье, слезыИ влажный поцелуй на пламенном челе…    Бессмертные! с каким волненьемЖеланья, жизни огнь по сердцу пробежал!    Я закипел, затрепетал…  И скрылась ты прелестным привиденьем!Жестокий друг! меня томишь ты упоеньем:    Приди, меня мертвит любовь!    В молчанье благосклонной ночиЯвись, волшебница! пускай увижу вновьПод грозным кивером твои небесны очи,    И плащ, и пояс боевой,И бранной обувью украшенные ноги…Не медли, поспешай, прелестный воин мой,Приди, я жду тебя: здоровья дар благой    Мне снова ниспослали боги,    А с ним и сладкие тревогиЛюбви таинственной и шалости младой.

Жуковскому («Когда, к мечтательному миру…»)*

Когда, к мечтательному мируСтремясь возвышенной душой,Ты держишь на коленах лируНетерпеливою рукой;Когда сменяются виденьяПеред тобой в волшебной мглеИ быстрый холод вдохновеньяВласы подъемлет на челе,—Ты прав, творишь ты для немногих,Не для завистливых судей,Не для сбирателей убогихЧужих суждений и вестей,Но для друзей таланта строгих,Священной истины друзей.Не всякого полюбит счастье,Не все родились для венцов.Блажен, кто знает сладострастьеВысоких мыслей и стихов!Кто наслаждение прекраснымВ прекрасный получил уделИ твой восторг уразумелВосторгом пламенным и ясным.

К портрету Жуковского*

Его стихов пленительная сладостьПройдет веков завистливую даль,И, внемля им, вздохнет о славе младость,Утешится безмолвная печальИ резвая задумается радость.

На Каченовского («Бессмертною рукой раздавленный зоил…»)*

Бессмертною рукой раздавленный зоил,Позорного клейма ты вновь не заслужил!Бесчестью твоему нужна ли перемена?Наш Тацит на тебя захочет ли взглянуть?Уймись — и прежним ты стихом доволен будь,Плюгавый выползок из гузна Дефонтена!

Мечтателю*

Ты в страсти горестной находишь наслажденье;  Тебе приятно слезы лить,Напрасным пламенем томить воображеньеИ в сердце тихое уныние таить.Поверь, не любишь ты, неопытный мечтатель.О если бы тебя, унылых чувств искатель,Постигло страшное безумие любви;Когда б весь яд ее кипел в твоей крови;Когда бы в долгие часы бессонной ночи,На ложе, медленно терзаемый тоской,  Ты звал обманчивый покой,  Вотще смыкая скорбны очи,Покровы жаркие рыдая обнималИ сохнул в бешенстве бесплодного желанья,—  Поверь, тогда б ты не питал  Неблагодарного мечтанья!  Нет, нет: в слезах упав к ногам  Своей любовницы надменной,  Дрожащий, бледный, исступленный,  Тогда б воскликнул ты к богам:«Отдайте, боги, мне рассудок омраченный,Возьмите от меня сей образ роковой;Довольно я любил; отдайте мне покой…».Но мрачная любовь и образ незабвенный  Остались вечно бы с тобой.

К Н.Я. Плюсковой*

На лире скромной, благороднойЗемных богов я не хвалилИ силе в гордости свободнойКадилом лести не кадил.Свободу лишь учася славить,Стихами жертвуя лишь ей,Я не рожден царей забавитьСтыдливой музою моей.Но, признаюсь, под Геликоном,Где Кастилийский ток шумел,Я, вдохновенный Аполлоном,Елисавету втайне пел.Небесного земной свидетель,Воспламененною душойЯ пел на троне добродетельС ее приветною красой.Любовь и тайная свободаВнушали сердцу гимн простой,И неподкупный голос мойБыл эхо русского народа.

Эпиграмма («В его „Истории“ изящность, простота…»)*

В его «Истории» изящность, простотаДоказывают нам, без всякого пристрастья,  Необходимость самовластья    И прелести кнута.

Сказки*

    Ура! в Россию скачет    Кочующий деспо́т.    Спаситель горько плачет,    А с ним и весь народ.Мария в хлопотах Спасителя стращает:  «Не плачь, дитя, не плачь, суда́рь:  Вот бука, бука — русский царь!»    Царь входит и вещает:

    «Узнай, народ российский,    Что знает целый мир:    И прусский и австрийский    Я сшил себе мундир.О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;  Меня газетчик прославлял;  Я ел, и пил, и обещал —    И делом не замучен.

    Узнай еще в прибавку,    Что сделаю потом:    Лаврову* дам отставку,    А Соца* — в желтый дом;Закон постановлю на место вам Горголи*,  И людям я права людей,  По царской милости моей,    Отдам из доброй воли».

    От радости в постеле    Распрыгалось дитя:    «Неужто в самом деле?    Неужто не шутя?»А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;  Пора уснуть уж наконец,  Послушавши как царь-отец    Рассказывает сказки».

Прелестнице*

К чему нескромным сим убором,Умильным голосом и взоромМладое сердце распалятьИ тихим, сладостным укоромК победе легкой вызывать?К чему обманчивая нежность,Стыдливости притворный вид,Движений томная небрежностьИ трепет уст и жар ланит?Напрасны хитрые старанья:В порочном сердце жизни нет…Невольный хлад негодованьяТебе мой роковой ответ.Твоею прелестью надменнойКто не владел во тьме ночной?Скажи: у двери оцененнойТвоей обители презреннойКто смелой не стучал рукой?Нет, нет, другому свой завялыйНеси, прелестница, венок;Ласкай неопытный порок,В твоих объятиях усталый;Но гордый замысел забудь:Не привлечешь питомца музыТы на предательскую грудь.Неси другим наемны узы,Своей любви постыдный торг,Корысти хладные лобзанья,И принужденные желанья,И златом купленный восторг!

К Чаадаеву («Любви, надежды, тихой славы…»)*