Наследница порочного графа - Анна Князева

– Вам нужно было все ему честно сказать.

– Не в моих правилах. Если человек не может понять сам, это его проблемы. Вы дослушаете меня?

– Да, конечно!

– Так вот, подсаживается он ко мне и заводит разговор про бывших владельцев дворца…

– Про графа Измайлова?

– Только это я и запомнила. Остальное – словно в тумане. Я невнимательно слушала, думала о чем-то своем. Однако поняла, что всю информацию об Измайловых он почерпнул от Темьяновой. Вам это не кажется странным?

– Кажется, – сказала Дайнека. – Но она могла прочитать об этом в какой-нибудь книжке. Или посмотреть в телевизоре.

– Видите ли… Информация была столь обширна, что этим нужно было заниматься специально.

– Вы же не слушали.

– Он рассказывал слишком подробно и долго.

– Интересно, зачем?

– Вероятно, хотел произвести на меня впечатление.

– Он что-нибудь еще говорил про Темьянову?

– Ссылался на нее как на источник. Она, кстати, сидела за соседним столом и наверняка кое-что слышала. Вы знаете, что у них был роман?

Дайнека с удивлением взглянула на Артюхову:

– У кого?

– У Безрукова с Лукерьей Семеновной.

– Что, прямо роман-роман?…

– Самый настоящий, с взаимными визитами, со свиданиями. Вы не поверите, но у нас такое бывает.

– Почему же не поверю? Люди остаются людьми, даже если стареют.

– Как хорошо вы это сказали… – Артюхова задумалась, уставившись в одну точку.

Дайнеке показалось, что она передумала рассказывать, но артистка спросила:

– Вы слышите?

– Что?

– Скрипка… Это играет Лев.

Теперь и Дайнека услышала тихую красивую музыку.

– Да, я знаю, Лев Горин, известный скрипач.

– Великий, – уточнила Ирина Маркеловна. – Я бывала на его выступлениях, когда он играл в Москве. – Она заключила: – К сожалению, финал у всех одинаковый.

Не задумываясь, что это жестоко, Дайнека сказала:

– Не у всех. Многие умирают дома.

Артюхову не задело ее замечание, по крайней мере, она этого не выказала:

– Чтобы умереть дома, в кругу семьи, об этом нужно заранее позаботиться: рожать детей, воспитывать внуков. Большинство из нас жили искусством. Боже мой, как смешно это звучит!

– У некоторых, живущих здесь, есть дети.

– В таком случае, их нужно было не только рожать, но и воспитывать. В том, что из детей вышли мерзавцы, виноваты сами родители.

– Мне трудно об этом судить. – Дайнека покачала головой. – У меня пока нет детей.

– Вы только послушайте, как он играет…

– Правда, что он умирает?

– Ему осталось недолго.

– Как это грустно…

Артюхова спросила:

– Ну, так что вы обо всем этом думаете?

– Вы про Безрукова?

– Не связано ли это с тем, что случилось позднее?

– Не знаю, – призналась Дайнека. – Вам нужно все рассказать Галуздину.

– Следователю? Ну нет. Я избегаю контактов с малознакомыми людьми.

– Могу рассказать я.

– Если посчитаете нужным.

– Только уточните, где именно вы сидели?

Артюхова оглядела гостиную:

– Во-о-он у того окна.

– Безруков был рядом?

– Ну конечно. Иначе как бы мы разговаривали?

– Где сидела Темьянова?

– Справа от дивана, за столом, и будто бы играла в карты с Васильевой.

Дайнека уточнила:

– Почему будто бы?

– Потому что ей было страшно интересно, о чем мы говорим.

– А Васильева?

– Что Васильева? – не поняла Ирина Маркеловна.

– Она могла слышать ваш разговор?

– Если слышала Темьянова, почему бы не услышать и ей?

– Хорошо, – сказала Дайнека. – Я все передам Галуздину.

Из коридора снова послышалась музыка. Артюхова склонила голову:

– Хорошо, что комната Льва недалеко от гостиной, – так лучше слышно. Да-да… недалеко от гостиной… – Она вскинула глаза на Дайнеку: – Знаете, я только что вспомнила. Боже мой! Как я могла забыть? В тот вечер тоже было слышно, как Лев играет на скрипке…

– Что? – заинтересовалась Дайнека. – Что вы имеете в виду?

– В тот вечер, когда в гостиной погас свет и мы стали расходиться по комнатам, я видела, как Безруков говорил с Темьяновой на пороге ее комнаты.

– Ну, мало ли… Кстати, какую комнату занимала Васильева?

– Ее комната следующая.

– То есть их с Темьяновой комнаты рядом?

– Разделены тоненькой стенкой. И, кстати, слышимость у нас идеальная. – Артюхова встала с дивана. – Теперь мне нужно идти. Время принять лекарства.

– И я пойду, – Дайнека тоже поднялась и через гостиную направилась к стеклянному переходу. Однако на полпути решила сменить направление и подошла к журнальному столику, за которым в кресле сидела новенькая старуха:

– Нина Сергеевна?

Та оторвалась от вязания:

– Да-да?

– Мы с вами на репетиции рядом сидели.

– Память еще не отшибло.

Дайнека подтащила свободное кресло и села возле нее.

– Вы сказали, что знаете Лукерью Семеновну.

– Луизу Рудольфовну – так ее звали.

– Пусть так, – согласилась Дайнека. – Можете рассказать про нее?

– Мы были мало знакомы. Здравствуй, до свиданья – и все. В конце творческого сезона я вышла замуж и уехала.

– И ничего-ничего не расскажете? – Дайнека даже расстроилась.

Помолчав, Нина Сергеевна припомнила кое-какие подробности:

– Луиза всегда была модной, одевалась во все импортное. Таких в то время называли стилягами.

– Как интересно…

– Еще говорили, что у нее была связь с режиссером. Но утверждать не берусь. Своими глазами не видела.

– Что еще?

Старуха усмехнулась:

– Нашли, у кого спрашивать… Мне и тогда до нее не было дела, а уж теперь и подавно. Вы бы спросили нашу кассиршу, она бы все рассказала. Вот уж языкастая баба, все обо всех знала! – Нина Сергеевна взялась за вязание. – Столько времени прошло, а она все работает.

– Кто?

– Люська Самошина. Я в прошлом году к родственникам в Орел приезжала, зашла в театр, смотрю – сидит в билетной кассе. Старая, страшная, а как работала, так и работает.

– В Орловском драмтеатре? – переспросила Дайнека.

– Как работала, так и работает, – повторила старуха.

В гостиную зашла Татьяна Ивановна Песня, огляделась и жестом подозвала к себе Дайнеку:

– Людмила Вячеславовна, можно вас на минуту?

Она подошла к директрисе.

Та спросила:

– Как прошла репетиция?

– Очень хорошо.

– Есть нарекания?

– Нет. Никаких. Но я хотела вам сообщить…

– Увольняетесь? – нахмурилась Песня.

Дайнека удивилась:

– С чего вы взяли? Всего лишь предупреждаю, что завтра суббота и я собираюсь уехать.

– Что ж, – директриса облегченно вздохнула. – Ваше право. Выходные можете использовать по своему усмотрению.

Рано утром в субботу, когда в пансионате все еще спали, Дайнека и Тишотка вышли из спального корпуса, сели в машину и выехали с территории дворцового комплекса.

Впереди их ожидали четыреста километров пути и город Орел.

Глава 22

Мадам Раздвигаева

Остановив машину, Дайнека сверилась с навигатором: огромное бетонное здание, похожее на сарай, было театром.

Она припарковалась на полупустой парковке с косой разметкой, налила в миску воды и поставила рядом с сиденьем. Тишотка спрыгнул и стал пить. Дайнека вышла из машины, прихватила свою сумку и предупредила его:

– Ты – за хозяина. Скоро вернусь.

Потом захлопнула дверцу и зашагала к театру. Поднялась по ступеням, нашла главный вход, рядом с которым висела афиша спектакля «Власть тьмы». Зайдя в вестибюль, Дайнека направилась к билетной кассе. Там за стеклом сидела старуха с седыми кудряшками.

– Здравствуйте, – Дайнека склонила голову и заглянула в окошко.

– Вам на сегодня?

– Подождите, я сейчас все объясню…

– Билеты, говорю, на сегодня? – повторила старуха.

– Мне не нужны билеты…

– Тогда что?

– Ваша фамилия Самошина?

– Откуда вы меня знаете?

Дайнека ответила:

– Про вас мне рассказала бывшая артистка театра.

– Нашего?

– Вашего.

– Фамилия?

– Ее зовут Нина Сергеевна.

Старуха пожала плечами:

– Это имя мне ни о чем не говорит.

– К сожалению, я не спросила фамилию…

– Она точно играла у нас?

– Всего один сезон.

– Тогда я вряд ли ее запомнила. За сорок пять лет, что работаю, таких здесь перебывало много.

Дайнека перешла к главному:

– Но я хотела поговорить не о ней.

– Кто вы? – насторожилась старуха.

– Я приехала из Москвы.

– Из Москвы? – лицо Самошиной выразило крайнее недоверие.

– Если хотите, могу показать паспорт.

– Паспорт необязательно.

– У вас есть время поговорить?

– Я на работе.

– Но ведь здесь никого нет.

– А если кто-то придет? – спросила старуха.

– Тогда я отойду.

– Что ж, тоже верно.

– Вы знали Луизу Рудольфовну Темьянову?

– Лушку? На самом деле ее звали Лукерья.

– Мне это известно, – Дайнека кивнула. – Значит, вы ее знали.

– Она играла в нашем театре пять или шесть сезонов. А по-хорошему ее с самого начала нужно было гнать ссаными тряпками!