Куда исчез Гитлер, или Военные тайны ХХ века - Ада Петрова

И тогда и потом я слышал эти слова от многих. Да, и сам тоже так думаю. Ведь это было время, когда каждый солдат и командир чувствовал свою незаменимость, нужность Родине и товарищам. Каждый был словно истребитель на взлете…

Прозвучала команда «Заводи», махнули флажками регулировщики, открылся шлагбаум, и головная машина, в люке которой под развернутым боевым знаменем стоял командующий, въехала…

Так в долгожданную среду закончилась эта война. Формально закончилась, для истории. В наших же сердцах и жизнях она продолжается.

Письма из Афгана

…честь унизится, а низость возрастет. В дом разврата превратятся общественные сборища… И лицо поколения будет собачье…

Весна 1985 года

Здравствуй, Нюся!

Никак не могу очухаться, что я в Афганистане. С детства, как о чем-то несбыточном, мечтала побывать в Англии, Франции, Японии, Америке. В Афганистане – никогда. Да и много ли мы о нем знали, черт возьми.

Есть трагедии, перед безмерностью которых любое слово бессильно. И молчать нельзя, потому что молчание становится сообщником неправды. Надо говорить. Буду стараться говорить…

Из Москвы улетали три дня. Оказывается, нам продали билеты на несуществующий рейс. И мы с огромным количеством багажа, ведь везли сюда все: постели, подушки, кастрюли-сковородки и так далее. Так путешествуют только советские, если это можно назвать путешествием. Так вот, проклиная все, метались в Шереметьево и обратно. И все думалось – плохая примета. Уж чего хорошего, ведь не в Париж, не в Рио и даже не в Софию летели, а в Кабул. Там война. Даже рейс какой-то ненормальный, ночной, с пересадкой в Ташкенте.

А из Ташкента – уже рассвет. И чужая земля, а точнее, чужие горы, которые тянутся из ниоткуда в никуда. Гиндукуш…

Помню, когда Алена, твоя мама, была маленькая, летели мы с ней впервые на самолете. Ой, лепетала, какая внизу клетчатая земля и сугробики из облаков. Тут же ни сугробиков, ни клетчатой земли, все залито солнцем. Даже на самолете кожей ощущаешь эту мертвую замурованную тишину. Затерянный мир. И невозможно себе представить полет или падение снаряда. Из иллюминатора видно, как воздух шевелится и вращается. Говорить нет сил. Попадаешь на целую вечность в прошлое. Горы эти помнят и Тамерлана, и Александра Македонского, и Бабура… А теперь вот где-то внизу, в расщелинах и ущельях гнездятся душманы. И вдруг горы кончились. Открылась Кабульская долина. Огромная чаша, опоясанная хребтами, а в ней столица. Город разрезан на две части горами: Шердарваза и Асмаи. Их соединяют глубокие ущелья. Здесь же поймы двух рек: Кабула и Логара. Высота над уровнем моря более полутора тысяч метров. Все это я узнала, конечно, позже.

На подлете к Кабулу появились вертолеты сопровождения, отстреливающие тепловые ракеты-ловушки для защиты от возможных пусков зенитных установок. Велено не пугаться. Обычная, но необходимая предосторожность в условиях периодических душманских обстрелов со склонов и вершин окружающих аэродром гор. Бог знает, что такое: летишь, окруженный залпами салютов. Снижаемся резко, чуть ли не вертикально. Кажется, что вот-вот врежемся в землю. Это тоже необходимость, неведомая пассажирам обычных авиарейсов. Весь аэродром окружен танками и БТРами с поднятыми орудийными стволами, вышками с пулеметами, огневыми точками. Куда нас посадили? Зданьице аэровокзала, подобие таможни и зала ожидания. Все делается быстро. Набитый пассажирами, прилетевшими в Кабул, небольшой «загон» быстро опустел. Всех расхватали по машинам и быстро-быстро повезли прочь от опасного места, каким считался аэропорт. Мы остались чуть ли не одни с горой своего багажа. Коллега, на смену которого мы приехали, черт знает почему, опоздал. Появился какой-то советский дядька, весь в мыле, представитель одной из наших организаций: а вы чего здесь стоите? Сказал, что будет пытаться куда-то дозвониться. Видимо, в посольство. Телефон, говорит, тут чуть ли не единственный, и к нему еще надо пробиться. Очень неприятно было. Озираюсь. Женщин немного, поэтому рассматривают меня афганцы пристально. Все улыбаются, необыкновенно веселы. Да ведь, думаю, в их души не влезешь. Поверишь – пропадешь ни за понюшку табаку.

Наконец появился наш коллега-мучитель Владимир Фадеев, а с ним кинооператор Алексей Бабаджан. Покидали все в машину. Поехали. Мы им о своих переживаниях, а они: «3нали, братцы, куда едете. Нечего вякать». Понеслись. Дом, в котором нам предстояло жить, где-то на другом конце города. Ехали, ехали… За всю дорогу один светофор. Мелькали верблюды, ослики с поклажей, советские БТРы. Стоящие, сидящие, лежащие вдоль дорог люди смотрят ненавидящими глазами. Даже любопытства в них нет.

Проехали центр Кабула, едем по узким улочкам меж глиняными дувалами и бесконечными помойками у каждого дома, в которых роются мальчишки, собаки, тощие облезлые коровы.

На такой вот улочке подъехали к высоченному забору с железными воротами, за которыми, уже во дворе, навес для машин. Перед домом крошечный газон с яркими кустами крупных разноцветных роз, а все остальное небольшое пространство залито бетоном. Из того же бетона прямоугольная серая коробка двухэтажного дома. Он построен специально для того, чтобы сдавать «шурави» – советским, значит. Себе так не строят.

Фанатичная страна, где личная жизнь каждого отгорожена высокой стеной. В воздухе запах азиатского жилья, пыли, бараньего жира. Так благоухает и весь Кабул, и каждый дом, и каждый афганец…

«Гулять будешь из окна», – словно шутя, втолковывают коллеги. Окна всегда закрыты. Работает кондиционер. Пешком ходить нельзя никуда. Только на машине. Женщине за руль нельзя – афганцев это бесит. Открытую одежду носить нельзя… Нельзя, нельзя, нельзя....

В доме душно. Только в одной комнате мебель – хозяйская. В остальных пусто. Спать придется поначалу на полу. А ведь тут полно скорпионов. Наслышаны. Мрачных эпизодов хоть отбавляй. Спешно распаковываем коробки с московской снедью. Гостелерадио снабдило в дорогу так называемыми «представительскими продуктами», то есть дефицитом, который в тогдашней Москве не достанешь. Спасибо и на том: есть чем отметить прибытие. В шкафу на кухне какие-то желто-грязные тарелки, напоминающие наши общепитовские. «Ты не думай, они не грязные, – говорит наш симпатичный и очень милый кинооператор Алешка Бабаджан. – Это у них фарфор такого цвета». Еще есть оловянные ложки, граненые стопки. Словом, для выпить-закусить достаточно. Ну, с приездом!

Приезжает симпатичная пара. Он – полковник КГБ, советник соответствующего афганского ведомства, она – врач. Выпили по рюмке-второй, поболтали ни о чем. И вдруг она ни с того ни с сего: «Ненавижу этих сволочей, ненавижу!» Мы потрясены. «Ну, что вы, разве можно так? Они такие несчастные люди…» «Вот поживете год-другой, вспомните мои слова». Довелось вспомнить…

На следующий день поехали в посольство на знакомство, беседу, постановку на партийный учет. Почему-то в зарубежных посольствах парторганизации называются профсоюзными, а комсомольские – физкультурными. Выдали оружие, велено на ночь класть с собой, а вот на съемки брать нельзя – журналистам не положено. Да и зачем оно вообще нужно: все равно ничего не успеешь, ведь охотишься не ты, а за тобой.

Теперь для афганцев я «ханум», и мне почему-то противно; я – сударыня, я – русская. Да ну их. Жара стоит тягучая и парализующая. Северный ветер «парван» появляется вдруг, образуя злые смерчи, засыпающие все мелким, как мука, барханным песком. Солнце из созвездия Скорпиона переместилось в созвездие Льва. Закончился месяц «саратан», самые жаркие дни, и начался месяц асад – месяц льва. Страна живет в 1366 году по мусульманскому солнечному календарю.

Приехали… Сейчас в Кабуле время цветения роз…

1985 год. Кабул

Нюся, дорогая и все понимающая! Это я, а ты для меня олицетворяешь всю мою Россию. Очень не хочется скулить. Не получается. «Эх, яблочко, куда ты котишься…» Миша все время в командировках, в районах боевых действий, «на войне», как здесь говорят. Я одна в этом холодном, даже если он раскален от жары, доме под названием Отделение Гостелерадио СССР в Афганистане. Наблюдаю из окон, иначе нельзя, за жизнью этой «дружественной» средневековой страны. В какую сторону ни глянь – впритык дома афганцев. Это район богатых вилл, где соседствуют дома членов правящей партии и видных моджахедов. Кстати, зачастую это одни и те же люди. Все так близко, окна в окна. За руку можно поздороваться. Наблюдаем друг за другом. Больше, конечно, они. Штор пока нет, так что каждый шаг как под рентгеном. Особенно любопытны дети всех возрастов. Чувствуешь на себе сразу пар пятьдесят черносливовых глаз.

Все вместе замираем, когда начинается обстрел. Я уже научилась кое-что понимать, даже кто стреляет: советские или душманы; в зависимости от громкости свиста, понимать: если громко, то не в тебя; по траектории полета снаряда или ракеты – где приблизительно упадет. Со вздохом говоришь: слава богу, пронесло, не у нас. А где? Кто пострадал? Ждешь известий. Если телефон работает, воздушная линия цела, тут же идут звонки. Или ты набираешь телефонные номера всех коллег и друзей: корреспондента «Правды» Вадима Окулова и его жены Люси, зав. отделением ТАСС Германа Байкова и его Ларисы. Это самые близкие, хорошие люди. «Салам олейкум! Живы? Ну, слава богу!»