Секрет Жермены - Луи Буссенар

— И это все?

— Все! Тебе понятно — я хочу, чтобы Жермену не тревожили. Ее здоровью необходимо спокойствие. Нельзя, чтобы ко мне как прежде заявлялись кому вздумается и в любое время дня и ночи, отчего мой дом превращался в проходной двор… Кстати, для тебя исключение: хочешь повидать мою дорогую больную?

— Благодарю, но только не сегодня. Я должен поскорее встретиться с твоим вторым секундантом.

— Ты прав, ступай, и спасибо тебе от всего сердца, мой друг!

Не прошло и двух часов, как лакей подал князю на подносе две визитные карточки: на одной стояло имя виконта де Франкорвиля, на другой — маркиза де Бежена.

(Ввиду сложившихся обстоятельств князь отменил приказ никого не пропускать.)

Мишель тут же принял двух хлыщей, явившихся с серьезными, подобающими случаю выражениями лиц.

Князь приветствовал их со слегка надменной вежливостью и сказал:

— Господа, догадываюсь о цели вашего визита. Ведь вы прибыли по поручению барона де Мальтаверна?

— Да, князь, — ответил псевдомаркиз. — Наш друг поручил просить у вас сатисфакции[50] в связи с печальной неприятностью, произошедшей между вами.

— Действительно весьма печальной, по крайней мере, в том, что касается меня… — заметил Мишель.

— Этими словами вы подтверждаете согласие на дуэль? — с поспешностью спросил маркиз де Бежен.

Князь добавил:

— Я предоставил все полномочия моим друзьям, господам Морису Вандолю и Сержу Роксикову. Господин Роксиков живет при Русском посольстве на улице Гренобль, семьдесят девять, и вы сейчас застанете его у себя вместе с господином Вандолем. Желаю успеха.

Франкорвиль и Бежен поднялись и, церемонно откланявшись, с важностью удалились.

Когда они уселись в экипаж, торжественное выражение слетело с их лиц.

— Ты видел, как этот северный медведь себя держал? — сказал Бежен.

— Посмотрим, что получится у него. Он вроде неважно стреляет.

— Тогда Ги собьет с него спесь!

— И хорошо сделает! Я буду очень рад, когда один из этих иностранцев, кичащихся своим богатством, знатностью и успехом у женщин, получит хороший урок.

Встреча в Русском посольстве заняла не более пяти минут. Секунданты расстались, договорившись об условиях дуэли.

Художник и секретарь посольства отправились к Березову.

— Так вы договорились? — спросил Мишель.

— Да. Встречаетесь завтра в три часа в Багателль, — ответил Морис.

— Очень хорошо.

— Деретесь на шпагах.

— Правильно! Чуть не забыл спросить тебя о выбранном оружии. А теперь, друзья, если хотите сделать мне большое удовольствие, отобедайте со мной.

— Вы непременно хотите этого, мой друг? — спросил секретарь посольства.

— Совершенно обязательно! Мы пообедаем очень легко, как полагается накануне сражения, и вы рано уйдете. Я буду счастлив, мой милый Серж, представить тебя особе, с которой Морис уже знаком, и прошу позаботиться о ней в случае, если со мной произойдет несчастье.

— Хорошо! Но зачем эти черные мысли! — остановил его Вандоль.

— Это не черные мысли, а нормальная предусмотрительность трезвомыслящего человека. Всегда надо предвидеть худшее.

— Правильно, я с тобой вполне согласен. Истинная храбрость не исключает трезвость учета обстоятельств, — сказал Серж.

У Жермены и Мориса с момента ее спасения установились дружеские отношения. Кроме того, художник постоянно навещал ее во время болезни, и она видела его у своей постели с тех пор, как стала приходить в себя. Девушка встретила его очень сердечно и также с большой приветливостью отнеслась к Сержу Роксикову, как к соотечественнику и другу Мишеля.

Обед был таким, каким и следовало быть: очень хорошо приготовленным и беззаботным.

Жермена ела с большим аппетитом, как водится у выздоравливающих, а трое друзей изощрялись в остроумии и сумели развеселить ее.

Разошлись рано, предварительно договорившись в комнате Мишеля о завтрашнем дне во всех подробностях.

В девять Мишель пожелал Жермене покойной ночи. Она ласково погладила его руку и сказала:

— Желаю и вам покоя, дорогой мой большой брат Мишель! Спасибо за все ваши заботы… Я чувствую себя лучше… гораздо лучше и благодаря вам счастлива…

— Доброй ночи, моя дорогая сестра Жермена, — говорил князь, целуя исхудавшую белую руку. — Вам не за что меня благодарить, это я вам всем обязан. Будьте счастливы, как вы того заслуживаете. До завтра, Жермена!

В своей комнате князь некоторое время ходил взад и вперед, закурил папиросу, сел и задумался.

Подумав с четверть часа, он открыл секретер, где хранил ценные документы, взял чистый лист и начал писать красивым твердым почерком, очень разборчивым, каким российский император повелел составлять бумаги всем дипломатам, военным и гражданским чиновникам.

«Мое завещание

Последняя воля напрасно прожившего свою жизнь человека, которому, может быть, вскоре придется расстаться с земным существованием.

Завтра мне предстоит драться на дуэли с одним из моих бывших соучастников в развлечениях и, признаюсь честно, дуэль, последствием коей может стать смерть одного из нас, имеет совершенно ничтожный повод, в возникновении которого виновен только я.

Если я умру, я получу заслуженную расплату за мою несдержанность и пожалею о жизни, хотя она и кажется мне тяжелой, ненавистной и в высшей степени скучной.

Так как я богат, очень богат, я буду иметь счастье обеспечить жизнь единственного во всем мире существа, любимого мною.

Я говорю о Жермене Роллен, живущей в настоящее время в моем доме, о той, кого моя смерть может сделать совершенно беззащитной и нищей.

Молодая особа, заслуживающая всяческого уважения своей добродетельностью, мужеством и пережитыми несчастьями, не связана со мной никакими формальными узами. Но я люблю ее безмерно, хотя она не испытывает ко мне ничего, кроме дружеского расположения.

У меня нет наследников, кроме совсем далеких родных, которые к тому же все очень богаты. Они унаследуют в России то, что принадлежит мне там и что я не имею права по нашим законам завещать иностранцу. Поэтому я не могу завещать Жермене Роллен свои российские владения, деньги, сокровища.

Но меня утешает, что я имею полное право оставить ей мой дом в Париже на авеню Ош со всем находящимся в нем имуществом: мебелью, произведениями искусства, украшениями, богатой конюшней, экипажами и т. д.

Четыреста тысяч франков во французской валюте, находящихся в моем домашнем сейфе, и еще девяносто четыре тысячи франков золотом и ассигнациями.