Вождь и призрак - Колин Форбс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сомневаюсь, что ты располагаешь еще какими-нибудь ценными сведениями, — пренебрежительно заметил Линдсей; он сделал это нарочно, чтобы раззадорить Кристу.
— А ты знаешь, что фюрер стал очень странным с тех пор, как вернулся из России? Ты, конечно, будешь смеяться, если я признаюсь, что мне подсказывает чисто женская интуиция, но…
Линдсей достал пачку сигарет и закурил, пристально глядя на Кристу. Медля с ответом, он сделал несколько глубоких затяжек. Ее лицо пылало гневом.
— Нет, — Наконец сказал Линдсей, — я не буду над тобой смеяться. Ты работаешь его личной секретаршей… ты умная девушка… да-да, я не льщу тебе, а просто констатирую факт. Поэтому я отношусь к твоим подозрениям очень серьезно. Тем более что они совпадают с моими ощущениями, которые никак не увязываются с…
Линдсей старался как можно осторожней подбирать слова.
— Я иногда думаю, — продолжал он, — что если мы стали свидетелями величайшего розыгрыша, который только знала история…
Криста предупредила его взглядом. Она сидела лицом к двери, а он спиной и не видел, что происходит. Линдсей сделал еще пару затяжек. Он не слышал, как дверь открылась, но зато прекрасно слышал, как она закрывалась.
— Как ни приду — вы всегда вместе! В военное время это особенно мило! Я хочу сказать: мило, когда немецкая девушка завязывает дружбу с англичанином…
Знакомый голос принадлежал майору Густаву Гартману, абверовцу.
— «Величайший розыгрыш, который только знала история…» Так вы, по-моему, изволили выразиться? — спросил Гартман. — Будьте любезны, поясните мне, что вы имели в виду, обронив столь интригующую фразу?
Криста уже ушла, и Линдсей остался вдвоем с Гартманом, который сел, раскурил трубку и теперь наблюдал за англичанином, выпуская облачка дыма, который образовал между ними голубую завесу.
— Это официальный допрос? — поинтересовался Линдсей.
— Нет, просто дружеский разговор двух людей, которых свели на короткое время вместе превратности войны.
— Я имел в виду советского шпиона, за которым вы охотитесь, — ответил англичанин и умолк, вынуждая немца дать ему еще несколько секунд на размышление.
— Я вас не вполне понимаю… Не вижу связи между двумя этими вещами.
— Если советский шпион действительно проник в ближайшее окружение фюрера, то это можно назвать величайшим розыгрышем, который только знала история, — ответил Линдсей.
Гартман приминал табак в трубке, неотрывно глядя на англичанина. На мгновение Линдсею показалось, что приоткрылась какая-то завеса, и за внешним дружелюбием следователя мелькнуло нечто совсем другое — безжалостный преследователь, который не привык признавать себя побежденным. Впоследствии Линдсей еще припомнит это свое впечатление.
— Вам что-то известно, — задумчиво произнес немец. — Вы гораздо умнее, чем мы предполагали. Может, только фюрер догадывался. У него прямо-таки женская интуиция в этих вопросах. Он прекрасно разбирается в людях. ЗАЧЕМ вы приехали в Германию, господин подполковник?
— Вы же знаете: чтобы установить контакты между Великобританией и Третьим рейхом. Главную, реальную опасность представляет Россия…
— И опять по кругу, — вздохнул Гартман. — По-моему, не стоит больше отнимать время… ни у вас, ни у меня…
Он встал, его помрачневшее лицо выражало решимость. Ни слова ни говоря, Гартман вышел из комнаты и бесшумно затворил за собой дверь.
Этот абверовец подкрадывался, словно кошка. Линдсей вспомнил его неожиданное появление на вокзале в Зальцбурге… Гартман спас тогда их с Кристой от опасности, подстерегавшей у дверей, которые охраняли эсэсовцы. Или так вышло случайно? Когда имеешь дело с Гартманом, ничего нельзя сказать наверняка.
Раздосадованный тем, что ему никак не удавалось понять, что к чему, Линдсей тоже вышел из комнаты. Эсэсовец, которого Ягер к нему приставил, глядел, как англичанин идет по коридору, доходит до окна в самом конце… Англичанин знал, что пока он будет оставаться в поле зрения охранника, тот его не потревожит.
Из окна был виден парадный подъезд Бергхофа. Линдсей чувствовал на спине взгляд охранника. Он закурил. Кто-то очистил большой кусок заиндевевшего стекла. Здание, казалось, вымерло.
Линдсей поглядел вниз, на заснеженную землю, и вдруг застыл, не донеся сигарету до рта. Он наконец понял, как им убежать из Бергхофа!
— Я знаю, как проверить англичанина: надо заманить его в ловушку, — сказал Груберу полковник Ягер.
— А вы облечены для этого соответствующими полномочиями? — поинтересовался гестаповец.
Они стояли вдвоем на смотровой площадке в Келштейне. Хотя толстый гестаповец был в кожаном пальто с поднятым воротником, он чуть не превратился в сосульку из-за ледяного ветра, дувшего с соседних гор и продувавшего насквозь всю долину.
Ягеру — он был в полной униформе с надвинутой на высокий лоб фуражкой — мороз, казалось, был нипочем. Его орлиный нос, торчавший из-под головного убора, и крепко сжатые губы выражали решимость. Привыкший командовать, он держался уверенно и говорил быстро и отрывисто.
— Мартин Борман дал неофициальное согласие на мой план…
— Неофициальное?
Гестаповец явно зондировал почву. Ягер сделал нетерпеливый жест. Он откровенничал с этим подхалимом только для того, чтобы мерзавец не путался под ногами и в самый ответственный момент не испортил все дело.
— Борман дал устное согласие. Поскольку оно исходит от рейхслейтера, то для меня этого достаточно. Вы, что, считаете, я привык получать только письменные распоряжения?
«От Бормана я бы предпочел получать их в письменной форме», — подумал Грубер, но от комментариев воздержался. Ему удалось вскарабкаться по служебной лестнице и достичь высокого положения именно благодаря тому, что он ничего не делал, не заручившись предварительной поддержкой своего начальника, причем желательно в присутствии свидетелей.
Грубер решил, что Ягера надо подбодрить, в этом он видел двоякую выгоду. Если план коменданта удастся, то это можно будет представить как их совместные действия. Если же все пойдет прахом, то он, Грубер, сумеет отмежеваться от Ягера и переложить на него ответственность за «безрассудную акцию» (он ее тогда так назовет)…
— А когда вы думаете привести в исполнение свой план? — осведомился гестаповец.
— Завтра. В воскресенье! — быстро ответил Ягер.
— Расскажите-ка поподробнее.
Грубер бы все сейчас отдал, чтобы продолжить разговор в роскошно обставленных комнатах Келштейна. Но зато здесь, на этой площадке, их никто не мог подслушать. Засунув руки в перчатках в карманы пальто, Грубер старался стоять спокойно и не дрожать. Ведь Ягер презирал слабаков.
Комендант увлеченно заговорил:
— Мы уберем охрану от дверей подполковника. В воскресенье это не вызовет особых подозрений. Линдсей решит, что мы дали маху. Я слышал, он частенько прогуливается по коридору…
— Да-да! Полковник, нельзя ли покороче? У меня есть неотложные дела…
Грубер совсем окоченел. Он начал подозревать, что Ягер нарочно его тут маринует. И в этом он был прав. А Ягер неторопливо продолжал объяснять:
— Лестница ведет к главному вестибюлю и к входной двери. Мы оставим пустую машину, она будет видна из окна в дальнем конце коридора. И уберем часовых из этой части Бергхофа…
— Так-так, продолжайте…
— Боже правый! Да разве непонятно? Если он ждет возможности улизнуть, то сядет в машину и уедет. Подозреваю, что в компании фройлен Лундт. Вы разве не замечали, что они проводят много времени вместе? Моим ребятам даны четкие приказания…
— Значит, по-вашему, они уедут в машине. И как далеко им удастся убежать?
— Мы снимем охрану с первого КПП по дороге в Зальцбург.
— А если им действительно удастся ускользнуть? Хотя нет. Там ведь еще два контрольно-пропускных пункта.
— Мы уберем солдат и со второго, и с третьего. Дорога на Зальцбург будет открыта!
— Господи Боже мой! Вы с ума сошли! — ахнул Грубер.
Ягер усмехнулся, глядя сверху вниз на коротышку-собеседника. Лицо Грубера посинело от холода. Полковник забавлялся от души.
— Однако в действительности охрана всех этих пунктов будет усилена, только незаметно, — продолжал Ягер.
Он указал на низкий парапет, отделявший их от четырехсотфутовой пропасти.
— Комендант Мюллер здесь… говорят, покончил жизнь самоубийством, да? — небрежно заметил Ягер.
— Это был несчастный случай, — пролепетал Грубер, изумленный столь неожиданным поворотом разговора.
— Римляне имели обыкновение сбрасывать врагов с Тарпейской скалы.
— Что это значит? — просипел Грубер.
— Да нет, просто так. Пойдемте к лифту…
И, не дожидаясь ответа, Ягер пошел прочь.
