Коварство и свекровь - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ела уже вашу овсянку! Благодарю покорно!
— Кофе ей не нравится! Нормальный кофе, сладкий!
— Да это бурда, такой только в больнице для бедных подают! Слушайте, — «свекровь» приняла Лолину критику так близко к сердцу, что ее осенило, — вы уж не сами ли это все готовите? Это же надо до такой жадности дойти — на приличного повара денег жалеть!
— Лопай, что дают! — заорала «свекровь», и Лола окончательно уверилась в своей правоте.
— Сейчас все капризные стали. А в моем детстве мы о таком кофе и мечтать не могли!
— Вспомнила бабка, как девкой была, — насмешливо сказала Лола, ей доставляло удовольствие злить отвратительную тетку.
— На хлеб и воду посажу! — пригрозила «свекровь», идя к двери.
— А я мужу пожалуюсь! — не осталась в долгу Лола. — Да, кстати, я надеюсь, играть вашу невестку нужно лишь на публике? Спать с вашим сыночком меня что-то не тянет, не в моем он вкусе…
— Да нужна ты ему! — отмахнулась «свекровь». — За это не беспокойся. И помни: если сделаешь все как надо — отпущу восвояси.
«Так я тебе и поверила, — думала Лола, глядя на захлопнувшуюся дверь спальни, — но возможно, по ходу спектакля представится случай удрать. Или Ленька все же успеет меня спасти. Хотя я что-то начинаю в этом сомневаться…»
* * *К воротам школы-интерната подъехала солидная черная машина и подала резкий, требовательный сигнал. Интернатский сторож Африканыч в марках этих новомодных машин не разбирался, помнил только старые — «Волги» да «Жигули», однако сразу понял, что машина эта — начальственная, и приехал в ней кто-то сильно важный. Это чувствовалось и в строгом силуэте автомобиля, и в той уверенности, с которой он подкатил к воротам, и во внушительной требовательности сигнала. Приезд начальства всегда означал для сотрудников интерната неприятности, но Африканыч был от этого далек. Его, сторожа, все эти переживания не касались, его задача была проста и понятна: проследить, чтобы никто из трудных и непоседливых воспитанников интерната не выбрался наружу, а никто из посторонних лиц не забрался внутрь вверенной территории. В общем, коротко и ясно — граница на замке.
Поэтому он не слишком торопился к воротам.
— Эй, дед! — окликнул его, высунувшись из водительского окошка, молодой водитель с кое-как приглаженными вихрами. — Ты что там, заснул, что ли? Отворяй живо свой монастырь!
— Это на каком же основании? — строго осведомился Африканыч, сквозь решетку уставившись на наглого шоферюгу.
— На основании причины государственной важности! — отозвался тот и помахал в воздухе какой-то бумажкой. — Проверка наличия присутствия и прочих положенных аргументов!
— Ну что там, Ухокрутов? — послышался с заднего сиденья недовольный голос. — Почему стоим?
— Да тут дед один несознательный ворота не открывает, — ответил шофер. — Не понимает серьезности момента!
— А ты ему, Ухокрутов, объясни. По возможности доходчиво, в доступной пониманию форме. Не вмешиваться же мне по такому мелкому поводу!
— Слышал, дед? Начальник от твоей несознательности расстраивается! А от его расстройства всему вашему заведению могут грозить большие неприятности!
— Мы люди темные, — проворчал Африканыч. — Мне на все это с высокого дерева наплевать!
Но от главного здания уже несся заместитель директора Помпинчук, заметивший из окна начальственную машину. Помпинчук, можно сказать, был экстрасенс: он от природы обладал поразительным чутьем на неприятности.
— Сидоров, открывай! — истошно вопил Помпинчук. — Ты что же, фашист, делаешь? Ты что же устраиваешь? Ты нам всю картину отчетности портишь! Ты на такого важного человека производишь негативное впечатление!
— Мы люди темные и маленькие, — ворчал Африканыч, отпирая вверенные ворота. — Нам все едино, как скажете — так и будет! Скажете открыть — открою, а так у меня мышь не проскочит, муха не пролетит, граница на замке!
Черная машина въехала на территорию интерната, злорадно подмигнув поворотниками настырному сторожу, и остановилась перед крыльцом учебного заведения. Помпинчук бежал от ворот следом за автомобилем, изображая почетный караул, но все равно не успел вовремя, Молодой шофер выскочил, распахнул заднюю дверь и помог выбраться своему чиновному пассажиру.
Пассажир оказался, на взгляд Помпинчука, недостаточно серьезен: ни внушительного живота, ни двойного подбородка, да и возраст не самый солидный, лет тридцать пять — сорок, не больше. Хотя сейчас, говорят, среди начальства молодые тоже встречаются. Так сказать, смена поколений и ротация кадров. Внешность у гостя приятная, но какая-то не запоминающаяся. Хотя держится солидно, с пониманием своего масштаба. На подбежавшего Помпинчука даже не смотрит, а о том, чтобы поздороваться или там вообще разговаривать — и речи нет. Вместо него заговорил шофер.
— Леонид Петрович в дороге немножко устали, так вы их постарайтесь не очень утомлять. Им еще сегодня на совещание, — и шофер выразительно поднял глаза к небу, по которому проплывало одинокое пухлое облачко.
— Непременно, как же, не утомим! — воскликнул Помпинчук, и поспешно представился: — Помпинчук, заместитель директора!
Молодой начальник только теперь его заметил и удивленно уставился, как на странное насекомое, залетевшее в тарелку супа:
— Как — Чингачгук?
— Извиняюсь, Помпинчук, — поправил зам. — На букву «П» начинается!
— На букву «П»? Сразу видно, что расхититель. Расхититель и взяточник!
— Извиняюсь, — со слезой в голосе возразил Помпинчук. — С кого мне взятки брать? С хулиганов наших? С этих преступников малолетних? С этих подрастающих Чикатило? — и он покосился на одного из воспитанников интерната, который как раз в этот момент привязывал к хвосту черного кота Черномырдина пустую консервную банку.
— А расхищать, как я понимаю, уже нечего, — Леонид Петрович окинул взглядом неказистые строения интерната. — Все заслуживающее внимания уже расхищено!
— Я к юмору очень хорошо отношусь, — с подобострастной улыбкой отозвался Помпинчук. — Особенно если из начальства кто встречается остроумный!
В проеме между двумя корпусами несколько учащихся интерната замешивали бетон под присмотром учителя физкультуры Карнаухова. Помпинчук за спиной высокого гостя сделал страшные глаза и выразительно помахал Карнаухову, чтобы тот временно прекратил эту трудотерапию.
Леонид Петрович вроде бы не заметил этих сигналов. Он запрокинул голову, внимательно разглядывая окна интерната. Искал он ящик с сине-белой петунией, но в этом учебном заведении с таким же успехом можно было разыскивать золотые самородки. Цветов здесь отродясь не бывало.
— Окна у вас ремонта требуют, — заметил гость с неодобрительной миной.
«Вот ведь сволочь глазастая! — ужаснулся Помпинчук. — И пяти минут не пробыл, а уж заметил!»
Дело в том, что минувшей осенью интернату были выделены средства на установку стеклопакетов, но руководство учебного заведения нашло этим средствам более разумное применение. Сам Помпинчук на часть этих денег сделал ремонт у себя в квартире.
— Поступили сигналы, что у вас в интернате плохо обращаются с контингентом, — строго проговорил Леонид Петрович, опустив взгляд с окон и снова заметив Помпинчука. — Вместо учебного процесса загружаете тяжелой физической работой!
— Да как можно! — Помпинчук прижал руки к сердцу, обрадовавшись, что ревизор сменил тему. — Это же дети! Разве мы не понимаем? Физические нагрузки только в плане физкультуры и спорта! Причем вполне умеренные, и при условии достаточного питания! Кстати, не хотите ли взглянуть, как у нас кормят контингент?
— Взглянем, взглянем! — Леонид Петрович недовольно поморщился, как будто ему были тесны ботинки, и, прежде чем войти вслед за Помпинчуком в главное здание интерната, бросил своему шоферу:
— Ухокрутов, исходи из того, что обратно меня приблизительно часа через два повезешь!
— Здесь у нас библиотека, — докладывал Помпинчук начальнику. — А пищеблок вот тут, за углом!
Навстречу им высунулся заведующий столовой Пузиков. Помпинчук ухватил его за пуговицу и торопливо прошептал:
— Покорми гостя по высшему разряду! Директорский комплект! Большой человек, никак не меньше депутата! И вызови Сыроежкину, без нее никак не обойдемся!
Любочка Сыроежкина официально числилась в интернате буфетчицей, но выполняла в нем гораздо более сложные и тонкие обязанности. Была она пухленькая и кругленькая, глаза имела голубые и незамысловатые, с детским и простодушным выражением, волосы кудрявые, цвета топленого молока. Когда в интернат прибывали всевозможные проверяющие мужского пола, непременно приглашали Сыроежкину, и все проблемы очень скоро сами собой решались.
Из коридора выглянуло несколько любопытных старшеклассников, один из них показал Помпинчуку язык, но тут же чьей-то сильной рукой был втянут обратно за угол.