Кот и крысы - Далия Трускиновская

Архаров уже давно был знаком с господином Захаровым, их, наверно, год назад представили друг другу, и большого удивления его визит не вызвал. Легкое недоумение, пожалуй, и при том - вполне чистосердечную любезность. Опять же, его князь Волконский в своем экипаже привез. А князь - фигура почтенная, кого попало с собой таскать не станет, да и собственная должность Архарова достойна уважения. Все это вместе взятое перевесило его относительную молодость, и тревоги в сердце хозяина не возникло.

А вот Дунька, которую здесь звали исключительно Фаншетой, даже несколько растерялась. Они никак не ожидала, что обер-полицмейстер нанесет ей такой визит, и прямо не ведала, что и подумать. Особливо когда ловила на себе его взгляд - обычный архаровский взгляд исподлобья. Да еще прищур… Дунька знала, что прищур у Архарова природный, однако на сей раз в нем был некий смысл, и она подала ему знак - открытым веером дотронулась до левого уха. Сие означало: чего ты на меня таращишься, за нами следят!

Архаров веерной азбуки не знал и сигналом пренебрег.

Тогда Дуньку охватило волнение - ну как он сюда за ней приплелся? То-то было бы похождение на зависть товаркам! Коли бы сам обер-полицмейстер вздумал ее у сожителя отбить!

Дунька была натура добрая и широкая - любви особой ни к кому не испытывая, дарила свою ласку весело и от всей души. Покровитель был старше ее, пожалуй, втрое, но, единожды оказавшись с перепугу в его объятиях, она более не придавала возрасту и лицу особого значения. Архаров же, как ни странно, вызвал в ней некоторое смятение - она догадалась, что этот человек мало кого впускает в свое одиночество, и уж, во всяком случае, бабьему сословию дороги в его сердце нет, до такой степени нет, что он от раза до раза успевает позабыть, как амурные дела делаются. А тем не менее силой его Господь не обидел, и сила эта выплескивается буйно, обильно, пронзительно…

И коли бы он, взяв ее к себе, всегда был таков, как в вечер ее набега, то, пожалуй, они бы неплохо приспособились друг к другу.

Дунька, убедившись, что ее сожитель занят с картежниками, послала Архарову призывный взгляд и тут же, подхватив юбки, исчезла, успев стремительно обернуться. Более отчетливого приглашения и вообразить было невозможно. Архаров убедился, что на него не обращают внимания, и пошел следом.

Дунька заскочила под лестницу и его туда поманила. Место темноватое, однако сюда никто непрошенным и незамеченным не сунется, выдадут скрипящие ступеньки.

Они оказались совсем рядом - Архаров в новом увесистом кафтане, золотное шитье которого на груди вполне могло заменить кирасу, и Дунька в беспредельно открытом платье из голубой, густо затканной серебром ткани. И неизменные банты на груди и на рукавах бодро топорщились вырезными кончиками, и плиссированный газ в три слоя торчал прямо от локтей, так что руки вырастали словно бы из сердцевины цветка.

Высоко поднятые и ненапудренные волосы венчала шляпка не шляпка, а нечто сложное, с маленькими воланами из лент, кружевами и целой клумбой крошечных искусственных цветков. Острым мысиком оно опускалось вниз и завершалось цветком из золота и камушков. Архаров подивился тонкой работе и совершеннейшей бесполезности этого убора.

– Ты, сударь, для чего пожаловал? - в упор спросила взволнованная Дунька.

Она рано пошла в ремесло, у нее не было первых поцелуев с ровесником под лестницей, и вот теперь оно и дало о себе знать…

Архаров полез к себе в карман, шагнул к Дуньке и нашел ее руку.

– Держи, Дуня, подарок, - и вжал ей в ладонь оба браслета.

Дунька посмотрела на подарок и удивленно спросила:

– Это, сударь, за какие же заслуги?

Архаров не то чтобы смутился - а почему-то никакого приличного слова на ум не взошло, одно лишь неприличное.

Очевидно, она догадалась.

И очень ей не понравилось его лицо в тот миг, когда он вручал браслеты. Было в том лице нечто безнадежное, обреченность непонятная, даже тоска - коли Дуньке не померещилось. А, статочно, и не померещилось. А острой бритвочкой наяву резануло.

– Забирай свои браслеты, сударь, другой подаришь, - решительно заявила Дунька и положила их на торчащий край ступеньки.

– Нельзя же так. Это тебе, сама знаешь за что…

– Не возьму.

– Дуня, тут ты неправа, нельзя же без подарка… - Архаров попытался разумно и приличными словами объяснить, что женская услуга требует вознаграждения, как и всякая иная, но Дунька встала на дыбы. И такой вопрос задала, на какой ответа не существует в природе:

– А с чего ты, сударик, решил, будто девушка не может с тобой лечь без всякого подарка? Просто так? Не чтоб из тебя браслеты выманить, а - так?

– Дуня…

– Я двадцать лет как Дуня! Вот мне двадцать, тебе - тридцать два, я знаю, Марфа сказывала. Так я тебя вдвое умнее. Ты вот не знаешь, что можно прийти к кавалеру просто так, просто так, а я, вишь, знаю!

– Что значит просто так? - насупившись, спросил он. Она почувствовала каменную стенку, прошибить которую невозможно, и все же не утерпела, ринулась в бой.

– Потому, что захотелось прийти!

– Нет, это ты потому, что я вас тогда на фуре в госпиталь отправил… я же понял… Возьми браслеты, Дуня. По-хорошему.

– Не то ты понял! - Дунька устремилась к нему и ухватила за плечи, даже встряхнула. - Ну с чего ты, сударь, решил, будто с тобой можно только за деньги?!

– Не деньги же, браслеты… - пробормотал Архаров, чувствуя, что Дунька просто не желает его понимать. Были же неписаные правила отношений между мужчиной и женщиной, он их просто соблюдал, весьма удобные правила, вот разве что стоимость браслетов его смущала - может, по теперешним Дунькиным понятиям следовало бы сделать подарок подороже?

– А ну, сударик, погляди мне в глаза! - вдруг потребовала она.

Сроду Архаров не глядел в глаза женщине, с которой имел амурно-денежные отношения. А вот пришлось. И взгляд вышел тоскливый и очень недолгий.

– А Марфа-то права, - произнесла Дунька. - Крепко тебя та французенка подцепила.

– Какая еще француженка?

– Та, которой ты деньги на обзаведение дал. У нее модная лавка на Ильинке.

Архаров стряхнул с себя Дунькины руки, сунул браслеты в карман и попытался было гордо и безгласно уйти. Но она не дала.

– Вот почему тебе нужно, чтобы за деньги!… Хитрый, сударь! Для нее себя бережешь? Ну так и напрасно! У нее другой есть!

Отродясь никто Архарову сцен ревности не устраивал, и он решительно не знал, как себя теперь вести.

Да и не полагалось Дуньке скандалить, имя ее тому не способствовало, поскольку означало «благоволение». Очевидно, благоволение могло заводить женщин чересчур далеко, там, где всякая вещь от избытка чувств обращается в свою противоположность.

Обер-полицмейстер спасся бегством.

Он думать не желал ни о каких «других». Он знать не желал, что там, на Ильинке, творится в действительности! И еще - он сам себя испугался, ведь, коли Дунька продолжала бы развивать сию пикатную тему, он мог, вполне мог бы, не удержавшись, закатить ей порядочную оплеуху.

Ну, стало быть, и сбежал. Поднялся по лестнице так быстро, как только мог. Лишь ступеньки жалобно заскрипели, оценивая тяжесть его тела.

Господин Захаров меж тем был подготовлен Волконским к важному разговору. Узнав, что в его доме намечено устроить ловушку для шулеров, он, как и предполагал князь, развеселился.

– Мое амурное гнездышко - к вашим услугам, господин Архаров, со всем своим содержимым! - воскликнул он, полагая, что полицейская затея сможет его немало развлечь. И, к счастью, не имел такой способности читать по лицам, какую обер-полицмейстер тщетно пытался воспитать у подчиненных. Иначе уловил бы, что его собеседник на мгновение окаменел.

* * *

Наконец с утра пораньше заявилась Марфа.

Никодимка, докладывая о ней, имел огорченный вид - похоже, пытался вернуть себе ее благосклонность, да потерпел афронт.

– Тащи сюда, - распорядился Архаров.

– Точно ли сюда к вашим милостям? - ушам не поверил Никодимка.

Поскольку Марфа завела себе привычку являться в гости ни свет ни заря, то Архаров узнал о ее визите, лежа в постели. И решил - не будет особой беды, коли он примет сводню в спальне. Конечно, накинув шлафрок и подпоясавшись. И ничего особенного - многие вельможи этак поступают.

– И кофе тут же готовь! - не отвечая на глупый вопрос, приказал Архаров.

Марфа вошла без всякого стеснения, и Архаров вспомнил афоризм, который услышал от кого-то из сослуживцев: дар быть всюду, как дома, присущ королям, девкам и ворам.

Судя по Демке Костемарову, так оно и было - Демка легко осваивался в любом помещении. А теперь вот и Марфа подтвердила афоризм - уселась возле постели, да еще стул по полу возила, чтобы получилось поближе. Вот разве что с королями Архаров дела пока не имел - их только на Пречистенке недоставало…

– Ну, слушай донесение, - сказала Марфа. - Четверо женихов - это ты мне, сударь мой, соврал. Пятеро их было. Голятовский уж на другой женат. Репьев по-настоящему и не сватался, так, начал, да бросил это дело. Бухвостову не до невест - он, подлец, оказался женат, недавно это открылось. Фомин… тут я, прости, не докопалась, он петербургский, здесь наездами бывает, но сватался дважды.