Правосудие любой ценой - Александр Золотько

– А ты сообщила, куда он может засунуть себе это вино и цветы, – Гринчук наконец улыбнулся и потер мочку уха.

– Извините!

Гринчук обернулся на голос и быстро отвернулся, чтобы не захохотать.

– Разрешите пригласить вашу даму на танец, – сказал кавказец, стоявший возле столика.

В компании соплеменников парень как раз обмывал приобретение новой машины и, увидев Ингу, просто не мог не попытаться сделать глупость. А в компании, как на грех, никто не знал Гринчука.

– Разрешите? – повторил свой вопрос кавказец. – На один танец.

Кавказец поднял указательный палец, показывая сколько именно танцев он планирует потанцевать с прекрасной дамой. Для начала.

Гринчук боролся с собой, понимая, что еще секунда, и он начнет хрюкать от смеха самым неприличным образом.

– Д-дама, – смог выдавить Гринчук. – Она сама решает.

Инга сохраняла невозмутимый вид, но в глазах уже прыгали чертики, делая Ингу еще красивее.

– Дама… – начала Инга, но закончить не успела.

Кавказец взлетел в воздух. Четыре пары рук вознесли беднягу к потолку и быстро понесли к выходу.

Трое приятелей кавказца вскочили было со стульев, но возле них оказалось еще три крепких парня, что-то сказали, небрежно откинув в сторону полы пиджаков.

Старший из кавказцев что-то ответил, разведя руками, типа, извините, мы не знали. Крепкие парни подождали, пока гости с гор сядут на свои места и, не торопясь, вернулись к своему столу в дальнем углу зала.

– Однако… – чуть приподняла бровь Инга.

– Сам офонарел, – засмеялся Гринчук.

– Извините, Юрий Иванович, – На свободный стул возле их стола опустился Котик. – Больше вас никто не побеспокоит.

Котик с приятелями поминали погибших пацанов уже часа четыре, поэтому, хоть движения его были еще достаточно четкими, язык выполнял свои функции с некоторыми трудностями.

– Я тебе не разрешал садиться, – сказал Гринчук.

– Я н-на секун-ду, – сказал Котик. – Я х-хотел это… Типа, от пацанов… Спасибо. За похороны. По-людски…

Котик взмахнул рукой, пытаясь, видимо, изобразить в воздухе свою благодарность, но не рассчитал и зацепил стакан Гринчука.

Дзиннь!

– Тихо, тихо! – Котик махнул рукой в сторону подбегавшего официанта. – Все нормально… Я заплачу…

Гринчук кивнул, и официант удалился.

– Разное о вас базарят, Юрий Иванович, – Котик вытер рот. – Типа, глазливый… Или вообще… А вы мужик. Настоящий. Конкретный… А мы все… А мы все суки!

Последнюю фразу Котик выкрикнул.

– Суки мы все, в натуре! Знали же, что не могли пацаны Атамана заказывать… Не могли. И похоронить их мы должны были… Мы, а не мент… Пусть даже правильный мент. Ты не сердись, Юрий Иванович… – Котик протянул руку, чтобы похлопать Гринчука по плечу, но вовремя передумал. – Не обижайтесь, Юрий Иванович. Я… Мы…

– Болтать перестань, – тихо сказал Гринчук. – Хочешь, чтобы тебя Мастер услышал? Или чтобы кто-то Мастеру стуканул?

– А что мне Мастер? – спросил Котик, но уже значительно тише. – Мне Мастер… Насрать мне… Ой…

Котик перевел взгляд на Ингу.

– Извините, мадам…

– Мадемуазель, – поправила Инга.

– Типа, – согласился Котик. – Извините. Я по-простому.

– Конкретно, – подсказала Инга.

– Типа, – снова кивнул Котик. – Я побла… поблага… спасибо сказать хотел.

Котик встал и поклонился, прижав руку к сердцу:

– Если что, Юрий Иванович… И ваша жена… Только скажите.

Котик ушел.

– М-да, подполковник Гринчук, – протянула Инга. – Даже и не подозревала, что у вас такие связи и такой авторитет.

– Я и сам не ожидал, – улыбнулся Гринчук. – они там танцора не очень помяли?

Танцор уже вернулся к своему столику и что-то обсуждал с приятелями.

– Хочешь, поспорим, – предложил Гринчук.

– О чем?

– Я говорю, что сейчас тот танцор пришлет к нам за столик какой-нибудь презент.

– Думаешь?

– Давай поспорим, – предложил Гринчук.

– На что?

– На три желания, или на одно желание три раза.

Инга молча протянула руку.

– Сейчас он позовет официанта, – сказал Гринчук.

Кавказец жестом подозвал официанта.

– Даст ему задание…

Официант внимательно выслушал заказчика, бросив пару раз взгляд в сторону столика Гринчука.

– Ну, и минуты через три-четыре мы с тобой получим…

– Я получу, – поправила Инга.

– Я получу, – возразил Гринчук. – Он не тебя, типа, обидел, он меня конкретно огорчил.

– Еще три желания? – предложила Инга.

Гринчук снова пожал ее руку.

Официант торжественно приблизился к их столику, поставил на него бутылку коньяка и блюдо с фруктами.

– Молодой человек вон с того столика, – официант указал на столик, танцор встал и прижал руку к сердцу, – просит прощения у вас…

Инга посмотрела на Гринчука.

– …Юрий Иванович, за беспокойство. Он клянется, что это было недоразумение.

– Хорошо, – сказал Гринчук, – извинения приняты.

– Я так не играю, – обиженно протянула Инга. – ты все это подстроил специально.

– Угу, – кивнул Гринчук. – Дай, думаю, разведу лоха…

– Лошицу, – мстительно поправила Инга.

– Лошицу, – согласился Гринчук. – На шесть желаний.

– Или на одно желание шесть раз, – подхватила Инга.

– Не справлюсь, – подумав, признался Гринчук. – не сразу, во всяком случае. И, кроме этого, не надо так двусмысленно улыбаться. У меня могут быть и вполне приличные желания.

– Не верю, – сказала Инга.

– Крест на пузе!

– И снова не верю. Вот пожелай что-нибудь приличное.

– Ну… – Гринчук обвел взглядом зал.

– Давай-давай, – подбодрила его Инга.

– Может, лучше, когда мы останемся вдвоем, – предложил Гринчук.

– И этот мужчина говорил мне о приличных желаниях.

– Говорил. И даже придумал одно.

– Слушаю.

– Прости меня, – попросил Гринчук.

– За что? За то утро?

– Нет, – покачал головой Гринчук. – За мою глупость. Дурак я, и ничего не могу с собой поделать.

Инга улыбнулась.

– Прости, – повторил Гринчук. – Я слово волшебное знаю. Пожалуйста.

– Прощаю, – сказала Инга, – и даже могла бы тебя поцеловать. Но не хочу нарушать твоего несгибаемого и опасного имиджа. Зеленый, который в кабаке целуется с бабой. Фу!

– Да, полагаешь, если бы я целовался с мужиком, то мой имидж не нарушился бы?

– Не знаю. Все эти ваши мужские хитрости я не понимаю, – Инга взяла с блюда грушу. – Конкретные пацаны не любят голубых?

– Не то слово.

– Любых голубых, и активных и пассивных?

– Точно. А опущенные это вообще… Если он не признается, что петух, то его конкретно пошинкуют в мелкое какаду.

– А разве те, которые их опускают, не становятся голубыми? – спросила Инга.

Гринчук почесал в затылке.

– И еще, если, как мне говорили, с опущенными нельзя садиться за один стол, если к ним нельзя прикасаться, то как с ними можно делать это… – Инга пожала плечами. – Странные вы, мужики.

– В женских зонах не лучше, – сказал Гринчук.

Инга передернула плечами.

– Давай не будем об этом, – сказал Гринчук. – Давай поговорим о чем-нибудь приятном.

– Давай, – согласилась Инга.

– А сейчас, – провозгласил солист ресторанного оркестра, – для уважаемого Юрия Ивановича мы исполняем эту песню по просьбе его друзей.

– Если они сейчас начнут играть «Наша служба и опасна, и трудна», я им лично все инструменты переломаю, – пообещал Гринчук. – Об головы.

Оркестр заиграл «Прорвемся, опера».

– Пойдешь ломать инструменты? – осведомилась Инга.

– По понятиям не получается, – буркнул Гринчук. – если бы я сказал, что за всякую ментовскую песню, тогда нормально. А так, я назвал конкретную мелодию. Приходится съезжать с базара.

Инга сочувственно покачала головой.

– Знаешь, что странно, – Гринчук невесело улыбнулся. – Странно то, что пока я действительно ловил эту шваль, меня никто толком не боялся. Опасались там, может быть, даже уважали… А теперь… Я для них уже вроде и не человек. Я для них что-то вроде мистической почти всемогущей фигуры. Опасной.

– Очень скромно, – улыбнулась Инга. – Ты себя просто уничижаешь. Назвал бы себя просто богом. Тем более что ты вон лихо предсказываешь поведение людей. Того же вон кавказца.

– Предсказывать поведение людей очень просто. К сожалению.

– Даже мое? – спросила Инга.

– Даже твое. Мы все на кого-то похожи. Достаточно вспомнить, на кого похож человек, чтобы понять, как он поведет себя в определенной ситуации. Вот даже тот кавказец…

– Да, – Инга разрезала грушу и принялась ее есть. – Вот тот кавказец.

– Что он должен был сделать после того, как его вышвырнули из зала? Просто вернуться? Подойти ко мне и просит прощения? Он гордый. Лезть в драку? В чужом городе при явном перевесе противника? Он должен был извиниться, но так, чтобы не потерять самоуважение и уважение приятелей. И он не тебя обидел, а меня. За женщиной он может ухаживать, а вот извиняться – только перед мужчиной.