Конец сказки - Ярослав Зуев

Затем чьи-то ласковые и легкие, будто сотканные из дождя руки, легли ему на плечи. Бандура их сразу узнал, и, догадался обо всем.

– Андрюша, – прошептал голос Кристины, – Андрюшенька…

– Кристина?! – захотелось воскликнуть Андрею, а еще обернуться, чтобы увидеть ее, но он не смог ни того, ни другого.

– Андрюшенька.

– Мне так плохо без тебя, – сказал Андрей и шмыгнул носом. – Где ты? Господи, где ты?

– Я – нигде.

– Как это?! – Андрей не узнал собственного голоса, но не обратил на это внимания. – Ведь мы разговариваем, и я тебя слышу. Значит ты здесь, рядом. Разве не так?!

– Так, милый, конечно так. Я всегда буду рядом. До тех пор, пока ты меня не забудешь, конечно.

– Этого никогда не случится, – заверил Андрей.

– Значит, тебе нечего опасаться, милый. И мне тоже.

– Почему?

– Потому что я в твоей памяти. Больше меня нет нигде. Мое тело стало совсем не похоже на то, которое ты любил, помнишь. Но, это уже не важно, потому что я навсегда останусь с тобой, в клеточках твоего мозга. Это единственное место на земле, которое у меня осталось, зато здесь я в безопасности. Ты всегда сможешь позвать меня, и я приду.

– Я… я так не хочу, – всхлипнул Андрей.

– Мы уже ничего не в силах изменить, милый. Но пока ты будешь помнить меня, я всегда буду рядом. Я буду с тобой, понимаешь? Только с тобой и только для тебя.

– Мне этого мало! Мало. Слышишь меня?!

– Мне так жаль, – прошептала Кристина, и Андрей почувствовал, что снова проваливается куда-то, падает в бездну. Он подумал, что, скорее всего, расшибется при падении, и решил, что это будет благом.

Резкий свет ударил ему в глаза, и он обнаружил уже знакомого ему доктора, склонившегося над ним со шприцом.

– Ну вот, – сказал врач. – Дышит. Вытащили парня, Жора. Я, признаться, не ожидал…

Поколебавшись мгновение, Андрей поднял веки. Заметив это, врач кивнул.

– Вот и славно.

– Где я? – хрипло спросил Андрей. Доктор и Жора переглянулись.

– В безопасности, – подумав, ответил врач.

– Пока, – эхом отозвался Жорик, заслужив укоризненный взгляд Дока.

– Где я? – повторил Андрей. – Кто вы такой?

– Я врач, – сказал доктор. – Вы нуждались в помощи, я вам ее оказал.

– Я в больнице?

– В определенной мере, – сказал Док уклончиво.

– Что со мной случилось?

– Вы совсем ничего не помните?

Бандура напрягся, лоб прорезали морщины.

– Помню… – у него пересохло во рту. Говорить было тяжело. Каждая буква, каждый звук требовали невероятных усилий. – Помню – яркий свет. Деревья, зеленые. Площадь. Памятник. А потом – сигнал. И – удар. – Бандура судорожно глотнул. – Я попал в аварию, да?

В дверь тихонько постучали. Док сделал Жоре знак, чтобы открыл. На пороге возникла дородная горничная, которая приносила Андрею завтрак. Теперь она притащила питьевую воду в пятилитровой пластиковой канистре. Молодой человек не заметил, как она вошла.

– Да, – после некоторого колебания согласился доктор, показав горничной в направлении стола, куда она поставила канистру. – Спасибо, Тома. – Он обернулся к молодому человеку. – Да, вы попали в аварию. В автомобильную аварию. Но, теперь уже беспокоиться не о чем. Худшее осталось позади.

– В аварию, – повторил Бандура. – Да-да, припоминаю, кажется. Я ехал на велосипеде и… и, наверное, зазевался, а потом…

– На велосипеде? – переспросил Док, в замешательстве поправляя очки на носу.

– Да, на дедовском. Дед меня теперь убьет. За велосипед…

– Ну и ну… – пробормотал Жорик.

– Тихо, – вполголоса распорядился врач и озабоченно почесал переносицу. – Где вы ехали на велосипеде, можете вспомнить?

– Дома, – не колеблясь, отвечал молодой человек.

– Где это, дома?

– Ну, в Дубечках. Дед меня за керосином послал, и «Примой» А я… – он запнулся, судорожно задышав.

– Вы там, следовательно, проживаете?

Андрей, естественно, кивнул.

– И учитесь, должно быть?

– Учусь. В четвертый класс перешел…

– М-да, – протянул Док.

– Вы только маме моей не говорите, – попросил Андрей, облизывая пересохшие губы. – Не говорите ей, ладно? Чтобы она не расстраивалась…

Доктор сделал знак Тамаре. Та, взяла бумажную салфетку из распечатанной пачки, смочила в принесенной воде, промокнула больному рот. Андрей жадно приник к салфетке губами, словно много дней провел в пустыне, как герои книги Уильяма Малвихилла «Пески Калахари», которую он читал в детстве. Повторив процедуру с салфеткой несколько раз, Тамара принялась протирать его измученное, воспаленное лицо. При этом ее каштановый локоть упал ему на лоб.

– Мама, – простонал Андрей с зажмуренными глазами.

– О господи, – сказала Тамара.

Ты уверен, что все выходы завалило?! – Бонифацкий вытаращил глаза, как какой-нибудь отпетый злодей из индийского кино, смотреть которое он обожал в середине семидесятых. Какой-нибудь главарь банды отморозков из боевика «Месть и закон»,[57] на который он ходил, наверное, раза четыре, благо билеты стоили недорого, на утренний сеанс – всего по десять копеек. Радиостанция шипела в руке, как живая, он подумал, что еще немного, и она станет плеваться в ухо. Боник поморщившись, отстранился от трубки. Надвинувшийся с севера могучий грозовой фронт еще висел над горами, хоть и утратил прежнюю мощь. Он уже распылил ее, обернувшись селевыми оползнями в горах, которые разрушили автомобильные дороги и вывернули с корнем телеграфные столбы. Продемонстрировав Человеку, кто в доме хозяин, природа угомонилась, как неврастеничка после бешеной вспышки, и снова готовилась стать паинькой. На время, до следующего раза. Боник поправил капюшон дождевика, с которого капала вода. В воздухе пахло озоном и дождем, но ветер постепенно стихал, тучи отступали на юг.

– Завалило или нет? – повторил Боник в динамик. Радиосвязь была отвратительной, в воздухе полно статики. Речь оппонента тонула в вихре разрядов, Вацлав Збигневович больше догадывался, чем слышал.

– Абсолютно все выходы?! – крикнул он через минуту. Ты проверил? Абсолютно все? – Он просто не верил своим ушам. Еще бы, самого Леню Витрякова, его давнего партнера, завалило заживо. Горы сомкнулись и забрали его. В этом было что-то сверхъестественное, нечто такое, отчего у Бонифацкого пошел по коже мороз.

Когда во дворе прозвучали первые взволнованные возгласы, гласившие: «Огнемета погребло под завалами!», Бонифацкий, сказав себе: «Не может такого быть, просто потому, что не может!», вышел на связь с заблокировавшими пещерный город боевиками. Те подтвердили, что Витрякова, похоже, завалило с остальными, когда кто-то из залетных гастролеров неожиданно пустил в ход связку гранат.

– Прямо Лене под ноги запуляли, блядь! – твердили те, кому посчастливилось выжить.

– Боник естественно отправился в горы, чтобы лично разобраться в происходящем и воочию убедиться, что и как.

Дорога к пещерному городу заняла у него около получаса. Ураган пошел на спад, но вот дороги превратились в кашу. «Опель Фронтера», в котором ехал Бонифацкий, с большим трудом прокладывал себе путь через это месиво, застрять в котором было еще полбеды. Куда опасней было соскользнуть в пропасть, как на салазках, а такая вероятность имелась. Белому телохранителю Бонифацкого пришлось сбросить скорость до двадцати километров в час, и держаться этой отметки. Оба моста работали, широченные колеса расшвыривали грязь по сторонам, но машина все равно рыскала то вправо, то влево. Второй телохранитель Бонифацкого, Желтый, сидел на переднем пассажирском сидении, не дыша, очевидно, предвкушая полет в ближайший кювет. Боник расположился сзади, пытаясь унять разболтанные нервы, и прикидывая в уме, на руку ему неожиданная смерть Огнемета, или нет. Он все еще не мог свыкнуться с этой мыслью, «Леонид Витряков – мертв», прилагательное «покойный» не клеилось к Огнемету, хоть убей. Но, раз такая возможность, то ли увидеть Леонида Львовича в гробу, то ли просто возложить венок на его могилу, появилась, Боник, как бизнесмен, был просто обязан взвесить все возможные последствия этого. Прикинуть, хотя бы в общих чертах, все выгоды и неудобства, вытекающие из недоказанного пока факта гибели ближайшего партнера и, местами, даже друга. Чувства, охватившие Вацлава Збигневовича, были противоречивыми, а калькуляция никак не хотела сходиться. В общем, он не знал, радоваться ему, или нет.

«Некстати, конечно, Леня подставился». – Это была одна из первых его мыслей. Совсем некстати, в особенности, если учесть, что криминальная война против клана Поришайло, которую они вели уже семь или восемь месяцев, достигла кульминационной точки. И, хоть основной удар по структурам Артема Павловича наносился в столице, причем, тут действовали не бандиты, а компетентные органы, спущенные с поводка высокими покровителями Бонифацкого, Леня, как ни крути, не был самым слабым звеном из известной передачи «НТВ». Напротив, во всем, что, так или иначе касалось криминала, Огнемет был просто незаменим. В конце концов, именно Леня был мышцами того преступного сообщество, слегка закамуфлированного под коммерческой вывеской «Торговый Дом Бонифацкого», где сам Боник исполнял функции мозга. «А мозг, оставшийся без мышц, это, друзья мои, паралич». Правда, большинство головорезов Витрякова уцелело, но Бонифацкий не знал, стоит ли ему ликовать по этому поводу. Головорезы плохо поддавались управлению, и у него не было твердой уверенности в том, что он сумеет совладать с этой бешеной сворой. Более того, не было желания это делать. Почти как у князя Владимира Святославовича по прозвищу Красное Солнышко, который немедленно сплавил орду свирепых варяжских наемников ниже по течению Днепра, то есть в Константинополь сразу после того, как они завоевали ему власть.[58]