Наше море - Владимир Дубровский

На баркасах уже завели моторы.

— И мы пойдем туда, Иван Васильевич! — сказал Чугуенко, обращаясь к флагмину. — Павлий, смотреть внимательно!

Приказав тральщикам оставаться на месте, Мацута на катере двинулся вслед за баркасами. Пологий таманский берег, который еле виднелся справа, становился все более крутым.

У обрывистого мыса Железный рог наступило затишье' Сигнальщику Павлию и на этот раз не изменили его необыкновенно зоркие глаза.

— Прямо по носу черные буи! — доложил он. Мацута, вместе с ним внимательно смотревший вперед, несколько позже тоже увидел цепочку черных шаров. Они напомнили ему боновые заграждения в Севастопольской бухте.

«Бонового заграждения здесь не может быть!» — мгновенно решил Мацута. Раздумывать, что это такое, было некогда. До черных шаров оставалось пятьдесят метров. [152]

— Полный назад! — скомандовал Мацута. Но мотор катера закапризничал, зачихал и заглох. И хотя рукоятка телеграфа стояла на «полный назад», катер по инерции приближался к круглым буям, которые становились все более похожими на якорные мины.

Оставалось уже десять метров, а мотор не заводился. Командир катера еще раз перевел рукоятку на «полный назад», тоненько и жалобно отзвенел молоточек телеграфа, тотчас же, как выстрел, ударил выхлоп дыма, и мотор заработал. До черных шаров оставалось всего пять метров, когда вода забурлила за кормой, и катер вначале остановился, а затем быстро пошел назад.

Словно ожидая удара катера о черные шары, все находившиеся на мостике наклонились вперед, до хруста в суставах сжимая руками железные поручни мостика.

Первым облегченно вздохнул Чугуенко.

— Вот тебе и флагманский катер! — с горечью проговорил он. — На нем только под парусами ходить!

— А теперь стоп, командир! — скомандовал Мацута, когда отошли на приличное расстояние. — Надо осмотреться. Это, наверное, немецкие минные заграждения… Ну а где же наши мотобаркасы?

Прислушались. Где–то невдалеке монотонно, словно движок на водокачке, работали моторы. Вскоре баркасы подошли к борту.

Старшина баркаса доложил, что подобрал из воды двух раненых матросов. Они сообщили, что на минах подорвался и затонул головной торпедный катер. Второй торпедный катер продолжает поиски в районе взрыва.

— Искать людей! — приказал Мацута.

Баркасы и катер долго еще ходили по черной стылой воде, то приближаясь к минному заграждению, то удаляясь, но никого больше не обнаружили. На головном торпедном катере вместе с экипажем погибли командир отряда Рубцов и флагманский штурман Лисютин.

— Фашисты решили схитрить! — зло сказал Щепаченко. — Догадались, что мы на катерах будем тралить, да еще ночью. Вот и поставили мины прямо на поверхности воды. Тралить такие заграждения еще не приходилось, — добавил он, обращаясь к Чугуенко.

Чугуенко промолчал. Он подозвал к борту торпедный катер, на него передали раненых и отправили в Анапу. Затем вместе с Щепаченко сели на планшир борта и закурили. [153] На душе было тяжело: чуть ли не на их глазах только что погибли люди торпедного катера, и если сейчас не принять правильного решения, то могут погибнуть и сами тральщики.

Они долго молчали, потом Щепаченко решительно сказал:

— Ну что же, давай спустим шлюпку и приступим сейчас же к работе!

Чугуенко тоже встал, посмотрел на часы, застегнул на все пуговицы реглан и ответил:

— Скоро рассвет. Если мы и прорвемся через минное заграждение, то затемно до Тамани все равно не успеем дойти. Пойдем–ка сейчас под укрытие берега.

Щепаченко согласился с ним. Катера и баркасы по сигналу командира отряда Мацуты убрали тралы, на малом ходу подошли к высокому обрывистому берегу и стали на якоря.

На рассвете Щепаченко вместе с мичманом Рябцом вышли на катерном тральщике к минному заграждению. Мины они решили уничтожить сами.

Работа на минном поле всегда приносила Щепаченко удовлетворение. Он чувствовал себя хорошо там, где другому показалось бы очень трудно. Под стать ему был и мичман Рябец, неунывающий, крепкий как дуб моряк.

Они подвешивали на рога мин подрывные патроны, зажигали шнуры и, отойдя в сторону берега, ложились на днище шлюпки.

Взрывы мин следовали один за другим, работа шла споро. Но вдруг с крымского берега загрохотали артиллерийские залпы немецкой артиллерии. Снаряды рвались теперь в районе минного заграждения.

Едва канонада утихла, Щепаченко и Рябец снова подошли к оставшимся минам, подвесили патроны и зажгли бикфордовы шнуры.

И как только мины взлетели на воздух, снова раздались орудийные залпы. С далекого крымского берега немцы, конечно, не могли видеть маленькую шлюпку, но по взрывам догадывались о том, что здесь происходит, и старались помешать минерам.

Так продолжалось до позднего вечера, когда почерневший, грязный и смертельно уставший 1 Цепаченко вернулся на катер и с удовлетворением сообщил:

— Все мины уничтожены! [154]

Уже в темноте, поставив тралы, отряд двинулся намеченным курсом.

А ночью в Керченском проливе тральщики снова попали на плотное минное заграждение. И только на рассвете, протралив минное поле, катера и баркасы вышли на чистую воду к Тузлинской косе, которая отделяла Керченский пролив от Таманского залива. Где–то ближе к Керчи, между косой и берегом, проходил глубоководный фарватер. Но там сейчас не пройдешь — фарватер контролируют немцы.

Флагманский штурман Чугуенко, как и многие моряки, знал, что у южной оконечности косы, у Таманского побережья, имеется промоина шириной всего пятьдесят метров. Вот в нее и направились тральщики. Немцы стреляли беспорядочно и ни в один катер не попали.

К Тамани подходили уже утром. Над степью поднялось оранжевое солнце, серый прибой беззвучно шевелился у берега, когда тральщики медленно входили на рейд.

В Таманском порту было безлюдно и тихо. Фарватеры здесь еще не были протралены, и корабли не приходили.

Вечером отряд Мацуты снова вышел на траление. Низкие тучи прижимались к воде. Сеял мелкий дождь, ветер превращал его в водяную пыль. По–осеннему холодные волны били в борт тральщика, заливая палубу.

Над кораблями стремительно пронеслись «илы», чтобы обрушиться на укрепления немцев на Керченском полуострове. Сверкнули разрывы зенитных снарядов. Донесся глухой гул взрывов. И снова все стихло. Тральщики приближались к заданному району.

Наступила ночь. Холодный ветер подул из пролива. И в это время на небольшой высоте, неторопливо, в тесном строю прошли самолеты У-2.

Находившийся все время на мостике головного тральщика Чугуенко услышал, как на палубе разговаривали матросы.

— Сейчас наши друзья устроят немцам побудку! — сказал в темноте веселый, насмешливый голос.

— Да, вот немцы смеются: «рус–фанер», «рус–фанер», а они дадут им жару!

Темноту ночи разорвали прожекторы. Снова блеснули разрывы снарядов, и опять наступила темнота.

— Ну, сегодня немцам будет не до нас! Тралить можно спокойно, — уверенно сказал Щепаченко. [155]

— Возможно, — согласился Чугуенко. — Нам бы только до рассвета поработать, и был бы порядок!

Прошлой ночью немцы чуть не обнаружили тральщики на минном поле: они включили береговые прожекторы, навесили осветительные бомбы и открыли частый артиллерийский огонь. Но катерные тральщики — небольшие суденышки, и беспокойные волны на море как бы прикрыли их. Потерь они не имели. Утром, когда пришли в Тамань, Щепаченко пошутил:

— Немцы сами помогают нам тралить. Устроили такую иллюминацию, что в проливе ночью было светло как днем!

Но сегодня немцы активности на море не проявляли. Видимо, их отвлекали налеты нашей авиации.

Вслед за волною холода, пронесшейся с Азовского моря, снова начал моросить дождь. Небо и вода в проливе сделались черными, с мостика не видно было даже носовой части тральщика. Чугуенко с беспокойством думал о трудностях траления в такую беспросветную, темную ночь. Когда шли вдоль таманского берега, слышен был шум прибоя и изредка мелькали на суше огоньки грузовых машин.

В полнейшей темноте Чугуенко сам, по штурманской привычке, определял место тральщика, вел вперед корабли, ориентируясь по едва заметным очертаниям берега.

В полночь, придя в заданный район, тральщики приступили к работе. Первыми вышли на минное поле плоскодонные мотоботы. Эти маленькие суденышки недавно были переоборудованы для траления мелкосидящих мин. Матросы перенесли штурвал рулевого управления с кормы на нос. Это было новшество. Старшины мотоботов были довольны — улучшилось управление и увеличилась видимость. Стоя за штурвалом, старшина теперь сам мог обнаружить мину и отвести мотобот на безопасное расстояние.

Ночное траление началось. Первая подсеченная мина всплыла за кормой. Решили ее подорвать, на резиновой шлюпке к ней пошел мичман Рябец.