Забытые заживо - Вячеслав Денисов

– Именно так. Именно так – и никак иначе.

– Я объясню, – прокашлявшись, Донован снял очки и протер их. Он снова надел очки, и в них тотчас заплясали языки костра, отчего глаза доктора стали похожи на танцплощадку для бесов. – Потеря близкого вводит человека в ступор. Шок может длиться сколько угодно долго. В организме срабатывает механизм, защищающий психику от потрясения. Со временем, когда ощущение утраты притупляется, ослабевают и защитные функции механизма. И когда они снимают блокаду насовсем, с человеком происходит нервный срыв. Вот почему перенесшим смерть близких проводят курсы психотерапии и медикаментозное лечение. Франческо был лишен и того и другого, и его потрясение было велико. В темноте он направился на могилу Адриано и при виде могильного холма пришел в отчаяние, чему мы стали свидетелями после его возвращения. – Замолчав, Донован снял шляпу и с размаху бросил ее на песок. – Нам следует… нам следует понять, люди… одну простую истину…

Круг оставшихся в живых сузился, и теперь все, кто был у костра, касались плечами друг друга. Что-то сжало пружину, отвечающую за желание понять ту самую истину, что проста.

– Нам нужно заботиться друг о друге, – проговорил Донован.

Молчание было ему ответом. Слишком много вопросов, задавать которые в силу их бесконечного количества ни у кого не было сил.

– Завтра мы назовем себя и займемся нашим будущим, – устало сказал Макаров. – А сейчас все лягут спать, но каждый по очереди отсидит по часу перед костром, не давая ему погаснуть… Я не знаю, как объяснить вам необходимость этого, но…

– Но пока горит костер, жизни наши будут хранить звучащие над океаном воспоминания пробуждающих память ифугаоских сказителей, – с закрытыми глазами проговорил филиппинец. Кажется, он испытывал удовольствие от того, что лицо его, словно поставленную на камин маску, облизывают тени шевелящихся языков костра.

Макаров долго смотрел на него. Потом произнес:

– Пусть так.

И назначил себя первым и последним, кто будет поддерживать огонь костра.

На воткнутую в песок палку он повесил свои часы «Омега». Отныне каждый наступающий час должен был ознаменовываться пробуждением следующего дежурного и отходом в объятия сна предыдущего.

Глава 12

Дженни ждала, когда очередь охранять костер перейдет к мужу спящей рядом с Бертой женщины. Он должен был быть разбужен в четыре часа утра. Она знала, что не пройдет и получаса, как тот перестанет быть внимательным.

Макаров сидел у костра, наблюдал, как все укладываются на песок, устраиваясь поудобнее, и размышлял, где ляжет Дженни. Та прогулка в джунгли, закончившаяся знакомством с пантерой… Макаров все думал, как сформулировать мысль, бесцельно бродящую в его голове. И, наконец, вывел что-то похожее на: «Если учесть, что после встречи с пантерой Дженни и Левша заниматься любовью не могли по определению, успели ли они сделать это до пантеры?»

Он уже понял, что предсказать поведение Дженни невозможно. Нужно какое-то время, чтобы понять, что движет ею. И когда она прошла мимо него, он понял, что женщина остановила свой окончательный выбор на Левше. Но Дженни не удостоила вниманием и своего последнего спутника. Присев на песок, она посмотрела на Макарова и привалилась боком к странному типу, который весь день занимался тем, что гулял с побережья в джунгли и обратно.

– Вы будете спать со мной всегда, или просто аромат моего «Кода Армани» еще не выветрился? – развязно поинтересовался тот. Он лежал, накрыв лицо своей широкополой шляпой.

– Терпеть не могу «Код Армани», – донеслось до него сквозь шляпу. – Просто сюда меньше всего пышет жаром.

– Вы решили спасаться от жары всю ночь? К утру ветер переменится, как утверждает капитан, так что смотри, малышка, как бы тебе не проснуться в объятиях филиппинца, – и он тотчас засопел, лишая Дженни возможности ответить.

Муж женщины, которую Дженни почему-то считала несчастной, должен был быть разбужен в четыре. Но перед этим двое должны были проснуться и через час снова уснуть, и последним из этих двоих был странный малый в шляпе – к нему-то и прилегла Дженни, прижавшись плечом. Если вдруг она, обессиленная, потеряет контроль, то он, проснувшись, обязательно ее разбудит.

Некоторое время она сопротивлялась усталости и вдруг почувствовала приток сил. Она знала, что подобные ощущения испытывает человек, провалившийся в глубокий сон. Но ничего поделать с этим уже не могла…

Дождь бил беспомощную землю, распластывая по ней траву и сбивая с чертополоха бестолковые головки. Казалось, не будет конца этому безумию. Девочка в прилипшем к телу розовом платье, девочка, которой уже было трудно дышать от сковавшего ее тело холода, сидела на шпале брошенной несколько десятков лет назад железной дороги, и ручки ее, лиловые от холода и беспомощности, сводило судорогой.

«Ты потерпи, Берта, – шептала она кукле, – дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Все бывает… Все бывает…»

Не успев оценить убогости открывающегося перед ним пространства, прямо из леса вышел, закрывая лицо от хлещущих наискось струй, мужчина. Постояв несколько мгновений и присмотревшись, он двинулся вперед, обозначив конечной точкой своего маршрута брошенный, покосившийся, с обвалившейся крышей полустанок. И так бы и шел он до самого крыльца, но, не пройдя и четверти пути, вдруг замедлил шаг. И вскоре вовсе остановился, пытаясь осмыслить увиденное и хоть как-то сориентироваться. Прямо перед ним, на блестящей черной шпале, облитая холодными струями дождя, но не солеными слезами, сидела маленькая, лет девяти, девочка в розовом платьице.

«Кто ты?» – глухо прокашлявшись, спросил он, мужчина лет тридцати, с короткой бородой и шрамом через все лицо.

«Я девочка», – ответила она, изо всех сил пытаясь соответствовать представлению незнакомца о логике ответов на заданные вопросы.

«Какого дьявола делает девочка здесь в эту пору?»

«Мужчине не пристало так разговаривать с детьми», – стуча зубами и трясясь как в лихорадке, едва слышно проговорила она. Мужчина ее пугал, черты его лица были резки и грубы, в руке он держал сочащуюся кровью лохматую козью ногу, но девочке казалось, что разве только разверзшиеся небеса могли сейчас напугать ее больше молний, полыхавших в них.

«Где твой отец?» – спросил он, вытирая мокрое лицо мокрой шляпой.

Она сказала, что отца у нее нет, ибо прошлой осенью во время охоты он погиб, пытаясь одолеть медведя, что же касается матери, то мужчина, если в силу своего воспитания не привык верить детям на слово, может перешагнуть через рельсы. И тогда, вставши над могилой, осенит себя догадкой, и станет понятно, потому девочка здесь сидит, что не знает, куда ей идти. Подумав, она добавила, что они с Бертой проголодались, и неплохо было бы им выпить чего-нибудь горячего, например, чаю.