Таис Афинская - Иван Ефремов

Лакедемонянка умоляла Таис и Менедема не бросать ее одну в Мемфисе.

– Почему ты хочешь остаться? – недоумевала афинянка. – Поплывем вместе с Эоситеем на спартанских кораблях.

– Нельзя. От любви к Менедему тебе изменило прежнее соображение, – возражала Эгесихора, – в Спарте я не вырвусь от Эоситея. И у него планы большой войны…

– Опять? Неужели мало твоим соотечественникам? Как надоела их воинственная жестокость. Даже с нежной юности молодые спартанцы занимаются тайной облавой на илотов.

– Что ж тут плохого? Их учат мужественной свирепости в обращении с рабами. Подавлять у рабов даже мысли об освобождении.

– Рабовладелец сам раб, худший, чем илоты!

Эгесихора пожала плечами.

– Я давно привыкла к афинскому вольнодумству, но вы поплатитесь за него!

– Спарта падет раньше, как состарившийся лев, и станет пищей дрянных гиен.

– Мы спорим о вещах внешних, будто мы мужчины, – нетерпеливо сказала Эгесихора, – и ты не отвечаешь на мою просьбу. Останься вместе с Менедемом и со мной до прихода македонцев. Они ничего не сделают твоему возлюбленному, я могу поручиться.

– Я тоже сумею охранить его.

– Тогда сделай это для меня!

– Хорошо, я уговорю Менедема!

Лакедемонянка принялась, душить подругу в крепких объятиях, поцелуями благодарности покрывая ее смуглые щеки.

Катастрофа разразилась, как всегда, неожиданно, подобно удару молнии.

Обе подруги прогуливались по набережной, привычные к возгласам восхищения встречных горожан и горожанок, высыпавших к реке в мягкое предвечерье конца египетского лета.

Полноводный Нил тек быстрее. На его помутневшей воде сновало меньше лодок с катавшимися, чем в маловодье.

Менедем остался в лагере спартанцев в карауле. Вместо него на шаг позади Таис шла мелкой поступью Гесиона, прикрывая лицо от нескромных взглядов складкой наброшенного на голову шелка. Нескончаемая процессия пешеходов медлительно двигалась в обоих направлениях, обозревая мемфисских знаменитостей. Одевались здесь несравненно скромнее, чем в Афинах и особенно в богатых городах малоазийского и сирийского побережий. Позади подруг, привлекая внимание ростом – более четырех локтей, шествовал Эоситей в компании трех огромных лохагосов – начальников отрядов. Спартанцы, надев военные пояса, плащи и боевые шлемы с высокими гребнями-щетками из конских волос, возвышались над толпой как грозные боги. Ни египетских, ни персидских воинов не было видно.

Там, где Нил огибал древнюю дамбу, служившую для наведения наплавного моста, набережная расширялась в просторную площадь, обсаженную громадными деревьями. Две пальмовые аллеи расходились развилкой от западной стороны площади, украшенной двумя блестевшими полировкой обелисками.

Пыль клубилась по правой аллее. Навстречу ехал всадник в голубом плаще ангарейона – персидской верховой почты. На его копье висел пучок волос наподобие львиного хвоста, означавший, что он послан со специальным поручением. Всадник осадил коня между обелисками и стал всматриваться в гуляющую толпу. Его опытный взгляд быстро нашел кого следовало. Спрыгнув с лошади, неловкой походкой человека, проводящего, жизнь в верховой езде, он пошел наперерез людскому потоку и, небрежно растолкав любопытных, предстал перед гетерами. Эгесихора побледнела так, что Таис испугалась за подругу и обняла ее, привлекая к себе извечным женским жестом опеки. Голубой вестник низко поклонился.

– Я еду от твоего дома, госпожа. Там мне сказали, что я найду тебя на прогулке, у реки. Кто же может ошибиться, увидев тебя? Ты – Эгесихора, спартанка!

Гетера молча кивнула, облизнув губы.

Вестник извлек из-за пояса пакет тонкой красной кожи.

– Неарх, критянин, флотоводец божественного Александра шлет тебе это письмо и требует немедленного ответа.

Эгесихора схватила маленький пакет, в нерешительности сжимая его тонкими пальцами. Таис пришла ей на помощь.

– Где найти тебя вечером для ответа и награды?

Посланный назвал ксенон почтовой станции, где он остановился, и Эгесихора махнула рукой, отпуская его. И вовремя. Эоситей сделал попытку схватить письмо, но Эгесихора уклонилась, спрятав кожаный сверток под поясом хитона.

– Эй, поди сюда! – заорал стратег в спину уходившему вестнику.

Человек в голубом плаще повернулся.

– Отвечай, откуда письмо? Кто послал тебя? Или ты будешь схвачен и ответишь под свист бича.

Вестник побагровел, вытер запыленное лицо углом плаща.

– Военачальник, ты грозишь мне вопреки обычаю и закону. Письмо пришло издалека от могущественного человека. Все, что я знаю, – это слова, какие надлежало сказать, отдавая пакет. Тебе придется скакать много парасангов через десятки почтовых статмосов [9], прежде чем ты узнаешь, откуда послано письмо златокудрой…

Эоситей опомнился, отпустил вестника и подошел вплотную к Эгесихоре. Он смотрел исподлобья тяжелым и злым взглядом.

– Боги проясняют мне разум. Твое нежелание уезжать… Отдай мне письмо! Оно важно и для военных путей моего отряда.

– Сначала я прочту сама. Отойди!

Тон Эгесихоры был непреклонен. Эоситей отступил на шаг, и гетера мгновенно развернула пакет. Наблюдавшая за ней Таис увидела, как разгладилась суровая морщинка между бровей и легкая, беззаботная улыбка прежней афинской Эгесихоры тронула губы подруги. Она шепнула что-то Гесионе. Девушка шагнула в сторону, наклонилась и подала спартанке увесистый камешек. Прежде чем стратег сумел сообразить, Эгесихора завернула камень в письмо и не по-женски сильно и ловко метнула его в реку. Пакет исчез в глубине реки.

– Ты поплатишься за это! – сказал стратег под смех и шутки наблюдавших эту сцену мемфисцев.

Эоситей хотел было схватить ее за руку, но Эгесихора уклонилась и тут же скрылась в толпе. Военачальник счел ниже своего достоинства преследовать женщину и надменно повернул к лагерю в сопровождении помощников. Таис и Гесиона нагнали разрумянившуюся Эгесихору. Веселая, с блестящими от возбуждения глазами, она казалась столь красивой, что все оборачивались на нее.

– Что в письме? – коротко спросила афинянка.

– Неарх в Навкратисе. Предлагает плыть ему навстречу или ждать в Мемфисе. Еще раньше сюда придет Александр… – слегка задыхаясь, сказала Эгесихора.

Таис молчала, разглядывая подругу, будто незнакомку. Солнце быстро опускалось за обрывы Ливийской пустыни, мягкий свет предсумеречного покоя ясно очертил всю фигуру Эгесихоры. Таис почудилась странная тень, набросившая покров обреченности на лицо спартанки. Черные круги легли в глазницах, темные борозды подрезали тонкие крылья носа, затемнили очерк смелых губ. Словно подруга стала чужой, отдалилась и постарела на десятки лет. Таис вздохнула, поднося руку к прядям золотых волос лакедемонянки, поняла, что это лишь игра теней быстрого египетского заката, и облегченно вздохнула. Охваченная весельем, Эгесихора рассмеялась, не понимая настроения приятельницы. Смутное ощущение беды омрачило настроение Таис.

– Дружочек, тебе надо на время исчезнуть, – она схватила подругу под руку, – пока не отчалит спартанский отряд.

– Никто не посмеет, особенно теперь, под сенью непобедимого, – возразила Эгесихора.

Таис не согласилась.

– Эоситей и его спартанцы – люди особенного мужества. Они не боятся ни смерти, ни судьбы. Если ты не хочешь уплыть из Египта в трюме корабля связанной, советую подумать. Я найду такое убежище, что лазутчики не разыщут тебя.

Эгесихора засмеялась снова.

– Не могу представить, чтобы главный стратег, закаленный воин, родственник царя, в такой решительный час мог думать о женщине, о гетере, хотя бы и столь великолепной, как я.

– Ошибаешься. Он хочет владеть тобой безраздельно именно потому, что ты великолепна, как богиня, окружена всеобщим вниманием и поклонением. А расстаться, тем более отдать кому-нибудь, будь то сам Аргоубийца, для него – унижение, худшее, чем смерть. Его или твоя… сначала твоя, но не прежде, чем ты до дна осушишь чашу унижений, которыми он воздаст тебе за власть над ним и непокорство.

Таис умолкла. Молчала и Эгесихора, не замечая ни прохожих, ни зажженных у пристани факелов.

– Пойдем домой к тебе, – встрепенулась она, – я должна написать ответ.

– Какой?

– Буду ждать здесь. Боюсь кораблей – мои соотечественники могут подстеречь меня в любом месте выше Навкратиса. Боюсь оставить лошадей куда я их спрячу? Тем более, что ты согласилась остаться – здесь со мною до времени, – и Эгесихора обняла, прижимая к себе верную подругу детских лет.

Спартанка попросила Таис ее четким почерком написать короткий, исполненный любви ответ, приложила печать присланного Неархом перстня и заняла у подруги два золотых дарика, чтобы заставить вестника немедля отправиться в обратный путь до следующей станции.

Раб-садовник, спрятав письмо в набедренной повязке, тут же побежал в ксенон почтовой станции, недалеко от древнейшей ступенчатой пирамиды фараона Джосера.