Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую - Гаральд Граф

С 31 октября до 4 ноября нам дали возможность простоять в Гельсингфорсе, а затем послали в Ревель. За это время мы хорошо отдохнули от Моонзунда.

6 ноября у Люзерорта обнаружилась деятельность неприятеля, и «Новик» был срочно вытребован начальником дивизии. В полдень мы вышли по назначению. В море оказался густой туман, и в нем пришлось идти до самого Оденсхольма, где, на наше счастье, он рассеялся; до Куморского буя удалось дойти благополучно. Там опять нашел туман, и, так как вход в Моонзунд был очень сложен, пришлось стать на якорь. Только через два часа окончательно прояснилось, и в 7 часов вечера мы получили возможность идти дальше и уже беспрепятственно дошли до Куйваста.

XVI. Уничтожение сторожевого судна у банки Спаун. Второй поход с 1‑й бригадой линейных кораблей. Постановка заграждения у Виндавы. Неудачный поход. Авария «Забияки»

7 ноября, утром, в Куйваст пришел на «Охотнике» капитан 1‑го ранга А.В. Колчак. В 10 часов к нему были приглашены на совещание командиры всех миноносцев для обсуждения плана предполагаемой операции. В 1 час дня по сигналу начальника дивизии «Новик», «Страшный» и 1‑я группа 5‑го дивизиона снялись с якоря и вышли в Рижский залив вслед за «Охотником», на котором был поднят брейд‑вымпел капитана 1‑го ранга Колчака. В море стоял густой туман; мы прошли весь залив, ничего не видя. Возможность ориентироваться представилась только у Ирбенского пролива, когда рассеялся туман.

В Балтийское море отряд вышел новым фарватером мимо Цереля, в кильватерной колонне, имея впереди «Эмира Бухарского» под брейд‑вымпелом начальника 5‑го дивизиона капитана 1‑го ранга П.М. Плена, и задним – «Новика».

Целью нашей операции было уничтожение неприятельского дозорного корабля у банки Спаун, на подходах к Виндаве. Выйдя на чистую воду, отряд повернул к югу. «Новику» было приказано держаться на правом траверзе «Охотника». Вскоре совсем стемнело, и было очень трудно что‑либо рассмотреть.

Около 9 часов 30 минут нашему сигнальному старшине, обладавшему отличным зрением и навыком, удалось увидеть справа по траверзу какой‑то силуэт. Все мы так и впились глазами в эту точку. Можно было определенно сказать, что там что‑то видно, но что именно, пока определить было трудно. Когда мы прошли еще немного вперед, то стало ясно видно, что это силуэт какого‑то корабля. Тогда командир приказал сделать «Охотнику» условный сигнал ратьером «Г, Г, Г…», что означало – «вижу неприятеля». Продолжая идти по направлению силуэта, мы все время старались разобраться, что это за судно, и в один момент нам показалось, что это подлодка в надводном состоянии.

Ввиду того, что немного раньше было перехвачено радио начальника Службы связи, в котором он предупреждал нашу подлодку «Вепрь», что она может встретить в море свои миноносцы, мы стали очень бояться принять ее за неприятеля.

Так колеблясь и боясь ошибиться, мы наконец подошли близко к силуэту и сделали ему опознавательный сигнал. Он ответил, но неверно. В тот же момент мы заметили дым и контуры обыкновенного парохода. Тогда стало ясно, что это неприятель, и «Новик» открыл огонь. Нашему примеру сейчас же последовал «Охотник», шедший несколько в стороне от нас.

От первого же нашего попадания на пароходе возник пожар, и он, дав в ответ несколько беспорядочных выстрелов, замолк. Между тем мы стали замечать, что близко от нас ложатся чьи‑то снаряды. Можно было думать, что это стреляют какие‑нибудь подошедшие неприятельские суда; но кругом кроме горевшего парохода да наших миноносцев никого не было видно. Тогда стало ясно, что это не что иное, как перелеты «Охотника», который зашел за пароход с противоположной нам стороны и, таким образом, стрелял одновременно и по «Новику». Когда у самого нашего носа разорвалось подряд три снаряда, нам пришлось прекратить огонь и, дав полный ход, выйти из‑под обстрела. Отойдя немного к N, мы повернули обратно и стали медленно подходить к месту боя, делая опознавательные.

В это время пароход, объятый пламенем, продолжал гореть, представляя собой огромный костер. «Охотник» и «Страшный» расстреливали его, подойдя вплотную. Время быстро шло, и очень‑то медлить было нельзя. Поэтому начальник дивизии приказал «Охотнику» выпустить мину, которая, попав в пароход, вызвала огромный взрыв, после чего он быстро пошел ко дну.

Остальную часть боя «Новик» находился уже в стороне и только наблюдал за происходившим. Зрелище было жутким, но в то же время и очень красивым, особенно в такую темную ночь.

Когда с пароходом было кончено, отряд сейчас же повернул на N и не мешкая стал уходить. Да и было пора это сделать, так как по радио нас предупредили, что неприятелем выслана погоня и нескольким флотилиям миноносцев приказано отрезать нас от Ирбена. Кроме того, еще в самом начале боя телеграфист уничтоженного нами судна, по‑видимому, по своей инициативе стал судорожно телеграфировать, повторяя без конца: «Wir werden beschossen!..»[54] На это ему кто‑то ответил, давая квитанцию… Да и пленные сообщили, что поблизости в море ходит крейсер «Любек» с миноносцем, а из Либавы кто‑то вышел им на выручку. В нашем же отряде, кроме нас, остальные миноносцы были тихоходы; следовательно, тем важнее было не терять времени и уходить. Благодаря этим предупреждениям нам удалось вовремя уйти и, сориентировавшись по маяку Дагерорт, войти в Финский залив.

В дальнейшем из опроса пленных выяснилось, что потопленное отрядом судно было дозорным пароходом[55], вооруженным всего двумя 57‑миллиметровыми орудиями. Он целый день находился в дозоре, а на ночь встал на якорь у банки Спаун, в 25 милях на NW от Виндавы. В тот момент, когда мы его обнаружили, вся команда сидела за ужином, и потому нас заметили очень поздно. Разобрав, что мы – неприятель, попробовали было стрелять. Но, сделав два выстрела, сразу поняли тщетность сопротивления и, все побросав, начали спасаться. Часть команды села на шлюпки, а другие, надев спасательные пояса, бросились за борт. Те из команды, которые очутились в холодной воде, стали неистово кричать, моля о спасении. Их голоса разносились далеко вокруг, и как‑то тяжело становилось, слушая их и невольно ставя себя в их положение. После гибели парохода «Страшный» подошел к месту, где плавали утопавшие, и ему удалось спасти из воды 1 офицера и 19 матросов, «Охотник» и «Москвитянин» спасли еще по одному человеку. По показанию пленных, на судне всего было 23 человека команды и 3 офицера; следовательно, на шлюпке могло спастись еще четыре человека, но ее мы не нашли.

С рассветом отряд подошел ко входу в Моонзунд и пошел в Рогокюль, а «Страшный» с пленными был послан в Ревель. В этот день над Ирбеном усиленно летали неприятельские аэропланы, но бомб не сбрасывали; походило, будто они стараются определить, какие корабли произвели ночной набег.

10 ноября начался сильный шторм от SW, так что всем волей‑неволей пришлось простоять в Рогокюле в полном бездействии. На следующий день туда прибыл выздоровевший начальник дивизии контр‑адмирал Трухачев и временно остановился на «Новике».

Дополнительно теперь стало известно, что с потопленного дозорного корабля спаслось на шлюпке еще четыре человека, которых на следующий день подобрал неприятель. Таким образом, никто из его команды не погиб. От спасшихся на шлюпке неприятелю удалось узнать подробности гибели, а то там считали в первый момент, что это сделала подлодка.

Сегодня до нас дошли сведения, что в Оландских шхерах с матки подлодок «Оланд» у дежурного офицера пропал радиотелеграфный код, принадлежавший подлодке «Белуга». Эта в достаточной мере таинственная история доказывает, насколько развит неприятельский шпионаж и насколько следует быть осторожными с секретными документами. Теперь придется менять весь код. Не говоря уже о сложности этой работы, очевидно, неприятель узнал много наших секретов.

12 ноября уехал с дивизии капитан 1‑го ранга А.В. Колчак, сдавший командование адмиралу Трухачеву. Почти все офицеры миноносцев, стоявших в Рогокюле, провожали его до поезда. Нельзя было не отдать должного этому энергичному человеку с ясным умом и сильной волей, вносившему в каждое дело, за которое он только брался, индивидуальность и живую струю.

Время все шло, и дело близилось к зиме. Всякая деятельность в наших водах стала замирать, и «Новик» спокойно продолжал стоять в Рогокюле. Моонзунд уже всем нам ужасно надоел, и хотелось поскорее уйти в Ревель. Но, как назло, зима все не устанавливалась, и холода держались недолго. Стоило только задуть южному ветру, как начинавший было образовываться лед сейчас же таял. В эти дни до нас дошли сведения, что на заграждении, поставленном во время последнего похода крейсерами, взорвался один неприятельский крейсер, но какой и когда – осталось невыясненным[56].

Из рассказа командира лодки «Е‑19» удалось узнать подробности атаки на крейсер «Ундине». «Е‑19» находилась в районе Арконы, на путях сообщения между Засницем и Треллеборгом. Вдруг она увидела на горизонте приближающиеся дымы: это шел крейсер «Ундине», конвоирующий, с двумя миноносцами, паром.