Идолы и птицы - Арти Зенюк

дорога хоть и липла, но в ней не вязли ноги. Преодолеть же мокрое поле оказалось куда сложней, иногда даже приходилось переходить на четвереньки, чтобы высвободить ногу для следующего шага. Дождь прекратился, на улице начинало сереть – видимо, приближался рассвет. Я, обессиленный, добрался до каких-то сооружений. По очертаниям сложно было понять, что это такое. Что есть силы постучав по двери и открыв нехитрый засов, я свалился в темноту ближайшего угла. Вдали раздался собачий лай. Судя по запаху, здание было не то коровником, не то свинарником, не намного теплее, чем улица. Но силы меня покинули, их хватило только свернуться калачиком и бессильно ощущать, как сознание меня покидает. Лай какой-то маленькой собачонки раздался совсем близко. Последнее, что я помнил – это появившуюся передо мной небольшую дворняжку с мордой скорее улыбающейся, чем злой. Она, не отводя от меня взгляда, лаяла куда-то в темноту позади себя.

(7) Деревня

Открыв глаза, я понял, что со мной всё в порядке, что я нахожусь в тепле, сухости и безопасности. Меня раздели и уложили в подобие постели где-то в заброшенном доме. Надо мной стоял человек неопределенного возраста, по виду бездомный, и что-то говорил. Я не понял ни слова, даже по интонации не смог уловить, ругается он или сочувствует моему положению. Пока я пытался оглядеться, он протянул в мою сторону чашку травяного чая, без сахара и весьма неплохого на вкус. После чего продолжал что-то лепетать. Постепенно взмахи его рук, жесты у виска и качания головой в стороны придали тематике ясность, в разговоре была и злость за мою безответственность, и сочувствие за видимое отсутствие ума, и радость за то, что он оказался в нужном месте в нужное время.

Вокруг меня была маленькая комнатка, наполненная очень старыми, как она сама, вещами. Большую часть этой комнаты занимала железная кровать с серо-разноцветным тряпьем, за ней был угол, забитый хаотично сваленным в него хламом. У изголовья стоял по виду не то недовольный своей жизнью шкафчик, не то прототип холодильника, причем эта штука, по всей видимости, была работоспособной. На спинке кровати висели мои куртка, штаны и кофта, мокрые, но уже отчищенные от грязи. На полу стоял мой рюкзак, запечатанный грязюкой как сургучом, показывая, что его содержимое принадлежит только его хозяину, то есть мне, и никому другому. В комнатке, кроме перечисленного, был ещё не то большой стул, не то маленький стол – в общем, табурет-переросток, используемый хозяином апартаментов в качестве стола. Я привстал, потянулся к штанам и, нащупав фигурку, просто буркнул себе под нос:

– Всё закончилось не так уж и плохо.

– Ты не отсюда? – услышал я вопрос входящего пожилого бездомного на родном языке.

Меня перекосило от удивления. Сразу вспомнились фантастические книги, где герою дают что-то выпить или он кладет себе в ухо маленький ретранслятор, после чего начинает говорить на неведомом ранее языке. Я покосился на чай. Вопрос, задаваемый мной далее, не был уверенным. В свете последних событий я вообще засомневался, говорю ли я или у меня обычные галлюцинации.

– Откуда вам знаком мой язык? – спросил я, не доверяя логичности своего вопроса.

– Я, будучи военным, проходить служит в вашей местности, там немного и освоил, – сказал бездомный, коверкая окончания и времена.

«Слава богу, что это не чай!» – подумал я. Чай должен бы был научить меня литературному языку, а не его коверканному. Но вслух спросил:

– Как я сюда попал?

– Я привез тебя домой, ты мерз неподалеку на ферме, где я работать, – медленно сказал бездомный, подбирая слова. Термин «бездомный» хоть и существовал только в моей голове, но явно был неверно подобран по отношению к этому человеку. Он хозяин жилища, который спас меня от глупой смерти, привез, напоил теплым чаем и дальше терпит мое присутствие. Да еще, как оказалось, понимает, что я говорю, и хоть и корявенько, но без особого труда отвечает. Это я здесь бездомный.

– Большое спасибо за помощь! Я не был готов к такому повороту событий и чуть за это не поплатился.

– Ага, точно! – лаконично правильно высказался он, после чего продолжил фразой на родном языке. Сказанного я не понял, но слово «имбецил» было интернациональным и звучало на всех языках одинаково, а потому его мнение на свой счет я узнал. – Надо ж так, необдуманно. Кому сообщить, чтобы тебя забрать?

– Если можно, никому, – скромно сказал я.

– Скрываешься, натворил чего? – спросил старик.

– Нет, я ничего плохого не сделал, просто перешел дорогу кое-кому, и теперь хочу затеряться из виду на некоторое время.

Он, очень спокойно обдумав мои слова, одобрительно кивнул.

– Здесь теряться самое место.

Уже не первый раз мной было подмечено, что сказать правду так, как она есть – по сути, самый удобный и выгодный вариант. Это ощущение ко мне приходило, когда я писал письмо родным, объясняя свое исчезновение. Оно же ко мне вернулось в тот момент, когда я объяснял чудаковатому персонажу причину вторжения в его размеренную жизнь. Начни я выдумывать какие-то там поводы, фальшь проступила бы наружу и стала бы причиной напряженности и недоверия, а когда сказал правду и по сути, всё сразу приобрело некую завершенность.

Человек, спасший меня, был одет в простые, по всей видимости, уже много лет ношеные вещи. Маленького роста, с очень смуглой песочно-кофейного цвета кожей. Его лицо было в глубоких, но очень толково расположенных морщинах, придающих его виду обдуманную завершенность, а руки свидетельствовали о прожитых в труде годах. Густые кудрявые волосы, седые вперемешку с черными, были неестественно грубыми и больше походили на копну проволочек. Всё это завершалось парой карих глаз с каким-то необъяснимым озорством и блеском. Его возраст не угадывался вовсе, он больше напоминал сказочного персонажа, жившего веками, чем человека.

– Меня зовут Филипп, – представился я.

– Филипп, Филипп… – задумчиво произнес человек после некоторой паузы. – А, Филя, значит. Я Кирилл Савович, – назвался он, причем сделал это с видом главнокомандующего, только что выигравшего сражение.

– Будем знакомы! – Я привстал с кровати, чтобы протянуть руку, и только сейчас до меня дошло, что мое состояние – не усталость от ночного перехода, а начинающаяся простуда. Всё мое тело: суставы, мышцы, связки – горело, болело и выкручивалось не от крепатуры. И судя по тому, как я обессилено грохнулся назад на кровать, начало предвещало невероятно тяжелое протекание болезни.

– У вас не найдется каких-нибудь лекарств? Я, похоже, сильно простыл.

– Таблеток нет. Но не переживай, Филя, вылечу, – сказал Кирилл и куда-то удалился.

Что это за Са́вович, подумал я. Если это фамилия, как в моем поддельном паспорте, то ударение должно делаться явно не на первый слог: Гаврано́вич, Саво́вич. Может, Кириллсавович – это одно имя? В любом случае,