Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология - Штефан Боллингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя не упомянуть министра обороны Урсулу фон дер Ляйен. В 2015 году на пике украинского кризиса она категорично заявила: «“Is Germany ready to lead?” (Готова ли Германия встать во главе?) Мой ответ: да, мы готовы».[157]
Пусть с некоторыми оговорками, но всё это похоже на «руководство от сердца» [здесь присутствует отсылка к книге Б. и М. Фромм «Руководство от сердца», посвящённой проблемам организации руководства и личных качеств руководителя; книга на русский язык не переводилась – прим. пер.], то есть такое руководство, которое осуществляется с согласия дорогих партнёров. И, хотя политике ФРГ пока свойственны нерешительность и выжидательная позиция, остаётся маленькая надежда на то, что риски такой политики будут подвергнуты здравой оценке. Очень маленькая надежда… Союзники, в первую очередь США, более чем прозрачно намекают на то, какие именно надежды они возлагают на Германию и её политиков. Помимо немецких денег Соединённые Штаты хотят видеть в горячих точках по всему миру солдат бундесвера, и немецкие политики понимают, какое значение имеет не только их чековая книжка, но и военное присутствие.
Как же хорошо, что всё это легко находит поддержку со стороны леволиберальных публицистов! Например, влиятельный французский социолог Ален Минк задался вопросом о том, «какая Федеративная Республика нам нравится больше: преимущественно не оказывающая влияния на историю, или, напротив, готовая выступать с умеренной позиции силы?»[158] Задать вопрос – значит ответить на него. Сегодня элиты ведут дискуссию о ситуации, которая развивается уже не первое десятилетие.
Притязания на власть и гегемонию всегда имеют свою историю возникновения, своих выгодоприобретателей и проигравших. Это в равной степени касается как притязаний немецкого фашизма на мировое господство, пресечённых силовым путём, так и условий нового мирового порядка, пришедшего на смену порядку послевоенному, установленному в 1945 году.
Это приводит нас к мысли о необходимости понять ход немецкой, европейской и мировой истории после 1945 года. Важно учесть, что большинство граждан Германии, осознанно или нет, но разделяет представление о значимости силовой политики и сопряжённом с этим начале новой эры, хотя с этой идеей давно пора покончить. По сей день немцы, массово находящиеся под манипулирующим и дезинформирующим воздействием СМИ, пребывают в твёрдой уверенности относительно правильности силового курса, и даже левая оппозиция не определилась, насколько данное требование соответствует её мирной политике. Если призыв взяться за оружие и не приобрёл пока особой популярности, то скорее благодаря тяге к комфорту, нежели истинному пониманию ситуации. Однако в целом установка немцев на пацифизм давно канула в Лету, и не только консерваторы, но и социал-демократы, и «зелёные», и даже политики левого крыла хотят «взять на себя ответственность» за мировую политику и стать её активными актёрами. «Гуманитарные катастрофы», где бы они ни происходили, требуют мер по сохранению мира, вплоть до «широкого мандата», то есть готовности к войне.
Опыт войны, обещание никогда больше не брать в руки оружие, надежда на наступление выгодного для всех мирового порядка и получение ещё более выгодных дивидендов от мирного сосуществования после окончания конфронтации блоков, кажется, стали забываться, и Федеративная Республика Германия, несомненно, играет в этом процессе ключевую роль, поскольку всё это затрагивает судьбу её предшественника, утонувшего в 1945 году в крови и обращённого в руины. По соглашению держав-победительниц, Германия должна была быть уничтожена посредством демилитаризации, денацификации, демократизации, децентрализации, а также так называемого демонтажа, то есть уничтожения системы государственного управления, после чего возродиться в центре Европы как мирное государство. Историческая роль тех, кто осуществлял и должен был осуществить эту программу, по-прежнему остаётся предметом для дискуссии. Оставшееся от войны наследство пришлось принимать уже не одному, а двум государствам, каждое из которых шло по своему пути развития и долгое время смотрела на соседа с враждебностью.
Радикально настроенному левому движению, а затем ГДР было проще воспринимать переломный момент 1945 года как исходную точку, поскольку они действительно хотели бежать от капитализма, породившего фашизм с его террором, геноцидом и попыткой добиться мирового господства. Пусть благоразумные представители господствующего класса на Западе и отказались от подобной политики, не в последнюю очередь по причине её кровавого провала, пусть антифашистскому, антидиктаторскому импульсу, возникшему под влиянием смены воззрений в странах-победительницах, и можно было доверять, но методы реализации капиталистической, империалистической политики на Западе радикальным образом отличались от методов восточного блока, где стремились покончить с логикой капитала и её последствиями.
Процесс переориентации немецкой политики оказался включён в противоборство систем, которое упрощало выбор ориентира, но одновременно с этим предопределяло поведение политических деятелей. Конфронтация блоков сопровождалась дискуссией об общественных целях, о подчинении и отнесении к политическим блокам, возглавляемым сверхдержавами, – советизации или американизации.
Линия фронта наметилась быстро. Запад Германии и его новые союзники поняли: антисоветизм, антибольшевизм стал пропуском в структуры безопасности и власти ФРГ для тех представителей элиты, которые временно оказались на обочине политической жизни. «Иностранные армии Востока» и СД, Организация Гелена и Федеральная разведывательная служба – все они смогли сохранить преемственность, подобную той связи, что сохранилась между вермахтом и бундесвером, лишь слегка эту преемственность замаскировав посредством самообновления, осуществлённого в антитоталитаристском ключе. Преодоление таких традиций заняло у ФРГ десятилетия, и примечательно, что лишь сегодня, спустя шестьдесят – семьдесят лет после упущенной возможности радикально порвать с нацистским прошлым, начали проводиться исследования, доказывающие, что министерства, научные организации и коммерческие предприятия ФРГ не распрощались со своим нацистским прошлым (в рамках приличий и со всеми возможными реверансами) даже после 1945 года.
В послевоенной истории Германии, а если быть точным, Западной Германии, то есть ФРГ, выделяется один эпизод, который свидетельствует об изменении восприятия. С сегодняшних позиций простительно этому удивляться, ведь с 8 мая 1945 года прошло уже много времени, но, в отличие от своего восточногерманского отражения, ФРГ понадобилось 40 лет, чтобы её политические деятели осознали: следует помнить не только о капитуляции, поражении, крахе, но и об освобождении. Первым эту мысль в 1985 году высказал консервативный, но мудрый федеральный президент Рихард фон Вайцзеккер: «У нас действительно нет никакой причины участвовать в праздновании победы. Но у нас есть все основания признать день 8 мая 1945 года концом ложного пути в немецкой истории, хранящим в себе семена надежды на лучшее будущее»[159]. Несмотря на все оговорки он подчеркнул: «Восьмое мая был днём освобождения.
