Найти себя - Юрий Иванович

Мою затянувшуюся речь прервала неслабая пощечина от королевы. Близняшки опустили руки и сидели красные и насупленные, а Машка покусывала губы в каком-то бешенстве, смешанном с бессилием.

– Ты говори, да не заговаривайся! Или ты думаешь, нам тех уродов было в удовольствие убивать?

– Почему бы и нет? Не буду припоминать все остальные обиды, напомню только мой вчерашний день рождения. Если вы настолько унижаете и оскорбляете меня, что для вас чужому человеку отрезать руку или ногу?

Девчонки демонстративно встали, все отошли к двери и, пока я одевался с независимым видом, о чем-то коротко переговорили. Затем все трое опять двинулись на меня с самыми решительными намерениями. Причем на губах Машки играла стервозная, коварная улыбка. По взмаху ее ладошек Катька с Веркой привычно заломили мне руки и поставили на колени, заставив лбом коснуться стоп королевы. Еще и провякали при этом:

– Преступник нижайше просит пощады у вашего величества!

– Он глубоко осознал свою вину и раскаялся!

Мне ничего не оставалось, как подавить рвущиеся наружу слезы и приготовиться к самому худшему. Но себе я при этом дал зарок: умру, но на поводу у этих сучек больше не пойду! Пусть хоть и в самом деле на куски разорвут!

Тем более удивительным прозвучал вынесенный надменным и жеманным голосом приговор:

– Повелеваю! Приближенного к нашему божественному телу и к телам моих верных амазонок подлого Пончика отныне не допускать к оным! Запретить ему ласки, утехи и ролевые игры до его полного исправления и поданного в подобном же виде очередного прошения. Если же он этого не совершит, отныне пусть и не надеется на нашу защиту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

В тот же миг меня небрежно отпустили, и я зарылся избитым лицом в пушистые тапочки нашей королевы. На что ехидный Веркин голос констатировал:

– Ваше величество, кажется, он уже раскаялся и просится обратно к вашему телу.

А Катька, делая вид, что нечаянно, наступила на мои пальцы и уточнила:

– Это правда, Ивлаев? Или нам показалось?

Мне хотелось и плакать, и скакать от радости. Но подобным поведением я бы все испортил, и меня бы сразу опять превратили в невольника. Поэтому я ответил со всей возможной строгостью и раздражением:

– Показалось! И сойди с моей руки, Катерина Васильевна.

Та, как всегда, попыталась меня обмануть:

– Это она Катька!

Но я уже сидел, растирая отдавленные пальцы, и даже не смотрел в ее сторону.

– Старшим врать некрасиво. Да и младшим – тоже.

– Вот это да-а-а… – протянула наша королева в изумлении. – Может, тебя, Борис…

– Павлович! – строго напомнил я, поднимаясь.

– …еще и на «вы» называть?

– Лишнее. Молоды мы еще, Мария Семеновна, да и в близкой родне состоим. – Пока они все открывали рты для своих реплик и переглядывались, я с напором продолжил: – Тем более что мне на чердак надо в срочном порядке. Теперь, зная, откуда появится Грибник в следующий раз, мне надо срочно установить самую надежную камеру на постоянной основе. Он должна работать вечно, но таки заснять тот момент, когда этот таинственный странник появится вновь. Потому что наиважнейшее – знать, как он это делает. Иначе я могу и не вернуться.

Уже находясь в движении, я услышал в спину Машкин смешок:

– Ты к нам тоже собираешься возвращаться с торчащим хозяйством?

– Может, и да, может, и нет, но из-за какой-то глупой мелочи я в неизвестном тоннеле подыхать не собираюсь.

Все трое уже двигались за мной, довольно вежливо, по сравнению со вчерашними, засыпая вопросами:

– Значит, там все-таки тоннель?

– Ты его хорошо рассмотрел?

– И какой он величины?

– Ничего не видел, ничего не знаю, но! Отныне никаких пьянок и посторонних связей! Даже принюхиваться забудьте к алкоголю! Все силы, энергию, время и наши знания направляем на раскрытие великой тайны!

После моих патетических речей за спиной не раздалось ни слова!

Нет, все-таки я гений и молодец! Достаточно было утаить пару секретов, чуток при этом приврать и проявить так недостающую мне настойчивость, и вот – результаты налицо! Меня слушаются!

А уж про свое рабство, так меня доставшее до вчерашнего дня, и ворох сыплющихся на голову унижений вообще говорить не приходилось. Теперь все перевернулось с ног на голову. Меня не просто не наказали, меня амнистировали! Меня почти поставили в равные условия, и теперь вроде бы как (тьфу-тьфу-тьфу не сглазить!) меня хотят привлекать для «спектаклей» и ролевых игр только по полному согласию.

Хотя и обставили это дело как страшное наказание. Ну ничего, уж я-то лучше этих сучек знаю, чего им и как хочется! Не пройдет и недели, как они сами попросятся, чтобы я прикасался к их телам и ублажал их до логического оргазма. Главное теперь – не выдать своей радости от истинной свободы! Ну и чего греха таить, не проявить слабость и не потянуться к таким привычным и въевшимся в сознание ублажениям собственной плоти. Хоть как эти ублажения мне ни осточертели в последнее время, без ежедневного сплетения наших тел даже беглый и взбунтовавшийся раб не мог себе помыслить своего существования.

Даже интересно стало: кто первый сдастся и пойдет на попятную? И как это будет выглядеть? Опять набросятся и будут пользоваться силой? Хм! Вроде как я вознамерился не поддаваться больше подобному диктату. Но насколько я себя знал, подобное было первый раз в моей жизни, хоть и казалось основанным на полной несокрушимости моего духа, но вот какова окончательная прочность этого духа, мне еще предстояло проверить.

Вот такая у меня оказалась двойственная натура. Пока имеем, не бережем, а потеряем – плачем. Хотя в моем случае можно было бы перефразировать: пока меня заставляли – я это ненавидел, а стали запрещать – самого вдруг потянуло.

Ну ничего, может, так даже интереснее получится.

На чердаке я сразу раздал всем такую кучу заданий, что вскоре остался один. Девчонки разбежались по лесу, снимая закрепленные на деревьях вышедшие из строя мигалки и стаскивая на нашу базу. Впервые в своей жизни я почувствовал себя не просто игрушечным, а настоящим генералом. И следя за секторами по экрану, где мои воины находятся, с довольным хмыканьем представлял себе подобное положение вещей и в дальнейшем. При этом совсем недавние мысли про самоубийство мне показались настолько сумасбродными, далекими и нереальными, словно они приходили в голову не мне, а какому-то вычитанному в книге персонажу. С этого часа, несмотря на мое бренное и слабое тело, я кипел энергией, брызгал оптимизмом и пульсировал энтузиазмом. А впереди мне мнилось нечто великое, таинственное и сокровенное. Вот как порой меняется все настроение, все планы и вся жизнь в течение нескольких часов.