Кавказская слава - Владимир Соболь

В том, что шептаться будут, он не сомневался. Его фрак зеленого цвета, цилиндр, ботинки, да и перчатки выказывали, он понимал это, сугубого провинциала, мелкого помещика из бедной губернии. Новицкий и был таким — не богатым, не чиновным, не знаменитым и не собирался притворяться чем-то другим, большим, лучшим или же худшим.

У входа гудела толпа. Государь был, но недавно отъехал, понял он по выхваченным из общего гула фразам. Сергей потупился, изображая на всякий случай смущение и расстройство, но думал только о том, задержалась ли Софья Александровна, как она ему обещала, передавая билет.

Он хотел лишь одного — поблагодарить. Да и проститься по-доброму, по-хорошему. Прочим чувствам он приказал спрятаться, опуститься на самое дно. Неделю назад, после вечернего визита Георгиадиса, он провел бессонную ночь, взвешивая доводы pro et contra[30], а наутро, продремав едва ли два с половиной часа, поехал к Рыхлевскому. Он выбрал и надеялся, что никогда не будет сожалеть об упущенных возможностях.

Он по-прежнему утешал себя соображениями о неравенстве положений: она — особа четвертого класса, и он — едва шагнувший выше девятого. Конечно же, Артемий Прокофьевич прав — что может предложить чиновник канцелярии пограничного корпуса фрейлине ее императорского величества? Толику нежных чувств да совместные занятия чтением и театром… Но все разумные доводы подтачивало ощущение некоторой неловкости: стыдно александрийцу, даже и отставному, отступать перед деньгами и положением.

Новицкий разговаривал сам с собой, а ноги несли его вверх, по широкой парадной лестнице. Он показал билет распорядителю и направился было в центральную залу, но у самой двери вдруг смалодушничал и повернул в сторону, куда стремился плотный поток мужчин разного возраста, комплекции и положения. Сергей предположил, что в том направлении должна быть буфетная, и не ошибся.

Он спросил, не самой дорогой водки, опорожнил стаканчик одним глотком, закусил и отошел в сторону, размышляя, стоит ли повторить или же храбрость его и так поддержана должным образом. Вдруг сердце Сергея словно пропустило удар и забилось вновь учащенно. Он и не думал, что его может так взволновать вид мундира, но это был черный доломан александрийских гусар! К тому же человек в генеральском мундире был ему очень знаком.

— Ваше сиятельство! — сказал он негромко, приблизившись на вытянутую руку.

Мадатов обернулся и несколько секунд недоуменно разглядывал окликнувшего его штатского.

— Здравствуй, Новицкий! — Звучный голос, привыкший греметь в сражениях, наполнил небольшую, тесную комнату, заставляя собравшихся обернуться на звук. — Не узнал тебя в этом… извини, фраке! Давно ли в отставке?!

— С тринадцатого, как только отпустили врачи.

— Да, да. Мы как погнали французов на запад, так уж не возвращались. Так что не обессудь, после той встречи уже и не мог.

Мадатов говорил об армейском госпитале у Березины, где он навестил раненого Новицкого вечером того памятного обоим гусарам дня.

— Я понимаю. Война идет, так что же оглядываться.

— Вот-вот. А меня через два года под Лейпцигом тоже картечиной в руку. Прямо с утра, можно сказать, дело не началось. Что ж, уходить?! Перевязали, хорошо — левую. Так и дрались до темноты. А после уже в палатку. Морфию предлагали, водки, я отказался. Думаю, ослабею, так они разом выше локтя отчикают. Рычал, но смотрел. Только, говорю, попробуйте ампутировать, всех тут же покрошу саблей! Перетерпел. И еще восемь месяцев отлеживался по немецким домам.

— Как сейчас?

— В хорошую погоду и вовсе не помню. Перед дождем будто бы кто-то пощипывает внутри. Как ты?

— Спина отпустила. Нога, как и у вас, по погоде. А где же полк?

Мадатов махнул рукой:

— Остался во Франции вместе со всей бригадой. А меня выписали в Россию. Ермолов, Алексей Петрович, слыхал о таком?.. Он вытребовал меня у государя. Хочет, чтоб я помог ему в Грузии.

Последние слова он произнес с такой тщеславной, самолюбивой гордостью, что Сергею едва удалось удержать улыбку. Он постарался напомнить себе, что генерал-майору, кавалеру стольких орденов, гусару, знаменитому своей бесшабашной храбростью, не грех и похвастать своей удачей.

— Стало быть, вместе будем служить.

— Вместе? Тоже на Кавказ собираешься? Снова в строй?

Новицкий печально покачал головой:

— На коня мне, пожалуй, никак. Да и в пехотном полку я тоже не пригожусь. Буду работать в канцелярии командующего, под началом Рыхлевского.

Мадатов нахмурился.

— Бумажки перебирать? Славное занятие для гусара.

— Спасибо, что разрешили инвалиду хотя бы таким заниматься.

Князь положил Новицкому на плечо тяжелую руку:

— Извини, не подумал! Давай хоть выпьем за наш, Александрийский. За Ланского, Приовского, Пашу Бутовича, за Фому… Помнишь Чернявского? Он тогда тебя крепко выручил[31]…

— Помирать буду — вспомню! — твердо сказал Новицкий.

— То же и я. А он уже умер. Нас с тобой выручил, а мы его — не сумели. Тебя в Бухаресте, меня под Борисовом… Его на моих глазах француз заколол. Я кирасира тут же зарезал, но поздно, поздно… Пойдем, Новицкий, выпьем, а то что-то уже душа загорелась…

Таким Мадатова Сергей никогда не видел. Сколько он его знал — гренадерским поручиком, егерским капитаном, гусарским ротмистром, майором, полковником — тот никогда не слыл другом бутылки. Но, стало быть, накопилась в нем за годы войны боль, сухость души, которую он пытался унять, размочить зеленым вином.

Они выпили, потом повторили; после помянули отдельно генерала Ланского, молча, вытянувшись, словно в строю, глядя друг другу в глаза, но думая каждый свое. Потом Мадатов сказал: «Хватит!» Сергей был рад, поскольку отказывать бывшему сослуживцу, много старшему чином, он не решился, а в голове у него и так уже начал сгущаться хмельной туман. Беседовать в таком состоянии с Мухановой ему представлялось немыслимым; уехать, не попрощавшись, казалось отвратительным вдвое. Чтобы разогнать опьянение, он попробовал тут же заняться делом:

— Если не возражаете, князь, хочу попросить совета. Мне уже поручили разобраться в одной непростой ситуации. Но отсюда за горы не заглянуть, а по одним только бумажкам разобраться довольно трудно.

— Давай, давай, говори. Если знаю, конечно, скажу. А если не знаю, тогда — попробую приказать! — Мадатов, тоже захмелевший весьма заметно, громко рассмеялся незамысловатой армейской шутке.

Сергей улыбнулся, стараясь попасть в тон, и быстро заговорил:

— Дело касается майора Швецова, попавшего в плен к чеченцам. Приходилось вам слышать об этом?

Мадатов дернул себя за бакенбарду.

— Постой, постой, уж не ему ли на выкуп деньги в армии собирают? Я ведь и сам месяц назад сто рублей отдал.

— Ему, князь. Человек оказался в большом несчастье, надо его как-то выручить.

Мадатов нахмурился, огляделся и вроде бы протрезвел:

— Пойдем отсюда, Новицкий. Не терплю любопытных. Найдем место спокойнее.

В зале все так же гремела музыка. Но теперь к ней примешивались глухие удары. То удалые танцоры лупили в пол каблуками, соревнуясь в искусстве лихой мазурки. Мадатов с Новицким прошли дальше, стали у окна, в глубокую нишу.

Сергей заговорил сразу, не дожидаясь вопроса:

— Подробности, князь, вам вряд ли известны, так я передам все, что сам вытащил из бумаг. Павел Швецов, майор Грузинского гренадерского ехал нынешней зимой в отпуск. Времени у него было немного, он торопился, а потому не стал ждать оказии[32] на Военно-Грузинской дороге, а двинулся через Дербент, Дагестан, далее на Кизляр, что на Тереке. Там старший брат его служил полицмейстером.

— Что за Военная дорога? — спросил Мадатов. — При мне ее не было.

— Пробили из Владикавказа через горы, через перевал Крестовый, в Душети и дальше к Тифлису. Строили ее наши солдаты.

— Видишь, Новицкий, я тоже сколько лет за Кавказом не был, приеду, надо многое узнавать. Но — что же с майором?

— Доехал он до укрепления в Кази-Юрте, попросил конвой до Кизляра. Местный начальник ответил, что людей у него мало и назначения конвоировать проезжающих у него нет.

— Резонно.

— Да, вины штабс-капитана в случившемся я не увидел. Тем более что он предложил Швецову погостить у него день, два, чтобы дождаться сильной оказии. Но тот, видите ли, торопился. А потому попросил о помощи одного из кумыкских князей. По правилам нынешним тамошние правители отвечают за безопасность на своих землях. Шефи-бек послал сына с отрядом. Всего их набралось около двух десятков.

— Так можно ехать. Только весьма осторожно.

— Осторожности, князь, им не хватило. Под самым Кизляром попали они в засаду. Верст за шесть до города.

— Решили, что уже дома, и расслабились. Чернявского на них нет.