Одиссея Северцева - Василий Головачев

– Зачем стрелял? – спросил он равнодушно.

– Дикие гуси пролетали, – хмыкнул Северцев, имея в виду ночных охотников.

– Ночь гусь не летит, – не понял юмора Донгак. – Не надо шум. Спокойно.

– А разбойников у вас не водится? – поинтересовался Олег.

– Был мулдыз, кочевник, давно. Сейчас нет. Спи.

– Ошибаешься, отец. Есть тут разбойники, и вооружены прилично. – Северцев взвесил в руке пистолет, бросил в палатку. – Хотелось бы знать, что им было нужно.

Не глядя на застывшего старика, он достал из рюкзака клок ваты, намочил водой из фляги и осторожно протер исцарапанную грудь. Затем залез в палатку и лег спать, справедливо полагая, что второй раз раненные картечью «спецназовцы» не сунутся. Олег наглядно показал им, что обладает немалым боевым опытом и способен защищаться.

5

Лошади во время ночного инцидента, к счастью, не пострадали.

Северцев обошел территорию лагеря вплоть до источника, никаких следов, кроме нескольких гильз, не обнаружил и влез на своего низкорослого, но крепкого конька, которого уже оседлал Мерген. Проводник ни словом не обмолвился о ночной перестрелке, будто ему это происшествие было глубоко безразлично. А Северцев пришел к выводу, что за ним идут те же люди, что убили Николая Рощина и Володю Машавина. Они знали, куда и зачем направился известный своими открытиями путешественник, и явно хотели его остановить. Любыми способами. Не учли они только одного: их объект был не просто путешественником, но специалистом по выживанию в экстремальных условиях и мастером боя.

Снова перед всадниками распростерся пустынный пейзаж до горизонта с редкими скальными останцами, барханами и мелкими ложбинами. Проехали два херексура с кольцевыми каменными оградами, в окружении стел, но останавливаться Северцев не стал. Для изучения херексуров и стел нужна была специальная экспедиция, у него же сейчас была другая цель. К тому же ощущение взгляда в спину не проходило, и это обстоятельство подстегивало Олега побыстрее добраться до конечного пункта пути.

Датчики магнитного поля и СВЧ-излучения он включил сразу же, как только сел в седло. Однако не ожидал, что они сработают задолго до того, как отряд приблизится к первому месту стоянки экспедиции Лившица. Впрочем, самым удивительным фактом оказался не момент срабатывания датчиков, а ощущения самого Северцева. Когда проводник свернул к возникшей справа террасе, за которой начинались отроги Танну-Ола, Олег вдруг почувствовал странный беззвучный удар, встряхнувший голову изнутри, и лишь потом включились датчики, отметив резкое возрастание интенсивности электромагнитного фона. А потом Северцев сообразил, что они с Мергеном стоят уже на террасе с крутыми глинисто-скальными склонами, хотя еще минуту назад находились от нее на расстоянии никак не менее пяти-шести километров.

– Здеся, однако, – сказал Дончак, ничуть не удивившись «подпространственному» скачку, перенесшему всадников на террасу.

Правда, Северцев подозревал, что он просто отвлекся, занятый созерцанием пейзажа и оценкой обстановки, поэтому и не заметил, как они взобрались на террасу, где почти месяц назад располагался первый лагерь геофизиков.

Терраса представляла собой плоское пространство до ближайших горных откосов, поросшее травой и редким низкорослым кустарником. Сложена была из глинисто-песчаного материала осадочного происхождения с тонким слоем почвы. Хорошо были видны следы раскопок. Подъехав поближе, Северцев увидел кучи песка с вкраплениями камней и дыру шурфа, спешился.

Шурф был глубокий – около шести метров, в нем еще торчала сухая лесина, игравшая, очевидно, роль лестницы. СВЧ-датчик в этом месте показывал интенсивность излучения, в двадцать раз превышающую природный фон.

– Злой дух, однако, – сказал Донгак, не торопясь слезать с коня. – Дышит. Светисса. Плохой место. Нельзя.

– Тут ты прав, – кивнул Северцев. – Долго здесь находиться нельзя, импотентом можно стать.

– Палатка тут ставить? Дальше ты сам?

– Нет еще. – Северцев достал карту, расстелил на куче песка. – Мне надо попасть примерно вот сюда. – Он ткнул пальцем в точку на маршруте экспедиции Лившица, где, по его расчетам, находилась вторая пирамида. Ее-то и исследовал Николай Рощин.

– Совсем плохой место, однако, – бесстрастно сказал Мерген. – Там Бурхан живет, шибко сердисса.

– Я доплачу, – быстро сказал Северцев. – Еще пятьсот рублей.

– Зачем, однако, – покачал головой старик. – Бурхан шибко злой, плохо всем. Жертвы приноси, однако.

– Что ему надо? – поинтересовался Северцев, зная, что Бурханом тувинцы зовут местное божество, родственника русского Перуна.

– Пить, еда, молисса надо.

– С едой и питьем проблем не будет, а молиться я не умею. Может, ты попробуешь?

– Зачем пробоват? – с достоинством проговорил проводник. – Мерген молитва много знай, петь хоомей[5] всегда.

– Ну и отлично. Вот тебе пятьсот наших, еще столько же получишь, когда доберемся до места. А о пирамидах ты так-таки ничего и не слышал? Неужели никто из жителей края не знает о подземных пирамидах?

Старик спрятал купюру в карман халата, снял шапку с меховой оторочкой (он носил ее даже в жару), погладил макушку и снова надел.

– Ничего не знай, однако. Земля есть много все, зачем копать? Пусть лежит. Предки ушел, нужный все с собой забрал. Нам совсем другой нада.

Северцев с любопытством посмотрел на разговорившегося Мергена. Показалось, что старик нарочно коверкает слова для придания речи местного колорита. Донгак ответил ему непроницаемым взглядом и направил коня в обход брошенного шурфа. Северцев пожал плечами, взобрался на своего скакуна, двинулся вслед за проводником. Ощущение скрытого наблюдения не проходило, хотя вокруг до самого горизонта не было видно ни одной живой души. Если за всадниками и следили, то издалека, в бинокли, а может быть, и со спутника.

Улыбнувшись предположению, Северцев поднял голову, но увидел лишь медленно кружащего над горами черного коршуна.

Через два часа пустынный пейзаж Цугер-Элса сменился степью. Поднявшись на высокую террасу реки Тес-Хем, Северцев увидел несколько разномастных курганов, соединенных цепочками стел и скальных выступов. Проводник поехал медленнее, разглядывая почву под ногами лошади, затем свернул к небольшой возвышенности с группой скал на вершине.

Копыта лошадей зацокали по камням. Трава почти исчезла. Возвышенность была сложена из обломков камней и песка и напоминала моренный язык. На самой ее вершине красовался угловатый камень с выбитыми на боках изображениями странных многоногих животных. Недалеко от камня виднелись свежие кучи песка и щебня, вынутые из неглубокого – в два метра – колодца.