Утоли моя печали - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот что. – Бурцев встал. – Хватит мне морочить голову. При чем здесь беременная бабушка?
– Как при чем? – изумился фельдшер. – Она никогда не рожала! И не только не рожала, но и ни разу не беременела. Сама сказала мне об этом!.. И тут невероятное происшествие с точки зрения физиологии!
– Знаете, как вас там, – выругался про себя Бурцев. – Мне ровным счетом наплевать на физиологию и на вашу бабушку. Я занимаюсь абсолютно другим делом.
– Но вы же из генеральной прокуратуры?!
– Из генеральной. И потому откройте дверь, у меня очень много работы.
– Имейте вы терпение выслушать! – прикрикнул неожиданно фельдшер. Неужели не понимаете, в чем вопрос?
– Не понимаю!
– Где ребенок? Где тот новорожденный, если состоялись роды? Живой или мертвый?
– Меня это не интересует! Откройте дверь.
– Почему не интересует? А если я скажу, что ребенок остался жив? Что роды прошли успешно?
– И слава Богу!
– Как это – слава Богу? Куда исчез ребенок? Его же нет! И могилка на кладбище пуста, ее проверяли! С какой целью спрятали новорожденного? И куда – вот в чем вопрос! Вы обязаны допросить гражданина Прозорова! И пусть он ответит, куда и с какой целью спрятал ребенка! Немедленно разыщите его и допросите! Милиция и врачи – все в сговоре, написали отрицательное заключение по бабушке и упекли ее в психушку, тоже спрятали, представляете? И Прозорова спрятали!
Упоминание о психушке вдруг натолкнуло Бурцева на мысль, что перед ним тоже не совсем здоровый человек, излагающий сейчас свою навязчивую идею.
– Хорошо, спрятали. Всех спрятали, – согласился он. – Изложите все это в письменном виде и принесите мне в прокуратуру.
– Ни в коем случае! – перепугался Сливков. – Я должен остаться инкогнито! Буду вашим тайным помощником. Без меня вам не разобраться в этом деле. Писать ничего не стану!
– А вы левой рукой, – посоветовал Бурцев.
– Ни левой, ни правой! Я так могу вам сказать: по моим наблюдениям, ребенок сейчас находится в доме Кузминых. Поэтому вас туда не пустили и не стали разговаривать. Кузминых прячут чужого ребенка, никому его че показывают, но я сам, сам видел его однажды вечером. Это девочка! И ей уже восемь лет! Иногда ее выпускают во двор погулять, разумеется, под присмотром и бдительной охраной Вопрос: откуда у них эта девочка? Чья она? Кто ее родители? Николай не был женатым, его сестра сама почти ребенок. А Прозоров к директору школы ходил постоянно. Но всегда, прошу заметить, тайно, чтобы никто не видел. И выходил так же. Что-то приносил, уносил… Он отец ребенка! Мать – Лидия Васильевна. Подумайте сами, не могла же родить эту девочку сестра Николая. А там больше рожать некому.
– Почему не могла?
– Говорю же, девочке восемь, а сестре – семнадцать. В девять лет, извините, не рожают. Это уж мне поверьте.
– Почему бы и нет, если старуха родила в семьдесят четыре? – съязвил Сергей.
– Исключено! Невозможно! И между прочим, жена Алексея Владимировича тоже не могла родить эту девочку!
– Но почему? Насколько мне известно, его жене Ольге под тридцать.
Фельдшер погрозил пальцем, загадочно улыбнулся:
– Не могла! Никак не могла! Потому что девственница!
– Откуда это вам известно?
– Что? Что девочка живет у Кузминых?
– Я спрашиваю о жене Алексея Владимировича. Как это возможно, если она замужем?
– Это еще одна загадка семьи! – прошептал фельдшер. – Только этого никто не видит, не замечает в городе. А Кузминых умело распространяют о себе мнение открытых, добропорядочных людей, так называемой провинциальной интеллигенции. На самом деле они не те, совсем не те, за кого себя выдают! Понимаете? Николая убили не случайно, не по ошибке. Тут есть тайна!
– Ну ладно, а с чего вы взяли, что она девственница? Проверяли? – уже с явным издевательством спросил Бурцев, чувствуя неприязнь к этому всезнающему фельдшеру.
– Проверял. Наблюдал ее как гинеколог. Дважды обращалась, – с профессиональной невозмутимостью сказал Сливков. – Первый раз типичная простуда, во второй – застойные явления в малом тазу… Так теперь имеете понятие, чья у Кузминых девочка?
– Может, вы что-то путаете? У Николая есть сестра Наталья…
– Нет, вы бестолковый человек! – возмутился фельдшер. – Говорю же, это не сестра! Наталью я отлично знаю! Тоже наблюдал…
– Как гинеколог? – с иронией спросил он.
– Да нет, как… гражданин. Тоже странная девица, и содержат ее как барыню. В школу проводят или на машине отвезут, потом встретят. Без взрослых – ни на шаг из дома. Сейчас на юридический поступила, студентка Санкт-Петербургского университета!
– И что же в этом особенного? – Бурцев окончательно терял терпение.
– Вы же следователь! И ничего не видите!.. Почему люди прячут чужого ребенка? Откуда он, кто? Почему? Сколько вопросов!
– Но как это все связывается с убийством Кузминых? При чем здесь ребенок?
– Ах да! Забыл! Сразу хотел сказать, но столько информации… – Сливков сделал паузу перед решающим признанием. – Этот голландец убил Николая не случайно, а умышленно. Потому что за день до происшествия на охотбазу «Русской ловли» ночью приезжал человек. Лица толком не разглядел, темно было. Он встретился с этим Гюнтером и проговорил один на один целых полчаса, на немецком языке. Но приезжий был русский. Я разобрал немного, но точно понял: речь шла о том, чтобы Гюнтер потребовал устроить ему охоту на медведя не с лабаза, а с подхода.
– Хорошо знаете немецкий? Это не фантазии? Не ошибка?
– Занимался когда-то самостоятельно, ездил в ГДР по путевке…
– Куда потом делся этот приезжий?
– Вероятно, поселился в гостинице. Раза два я видел его машину на гостиничной стоянке. Но и подумать тогда не мог…
– Как же вы оказались ночью на охотбазе?
– Из любопытства, иностранцы же, посмотреть, какие они… А когда Николая убили, машина от гостиницы исчезла и появилась только раз, когда его в Углич повезли хоронить. Случайно увидел возле универмага, только номер уже был другой.
– А вы не ошибаетесь? Слишком много случайностей, – усомнился Бурцев, однако фельдшер подумал и уверенно покачал головой:
– Никогда не ошибаюсь. Мои ошибки слишком дорого стоят. Я очень внимательный и наблюдательный человек. Если что заинтересует, я потом автоматически отмечаю всякие изменения и новые ситуации. Вроде бы и не нужно, а глаза работают и голова тоже. Вот, например, – он снова вернулся к семье Кузминых, – я про родственников Николая столько всего запомнил, и все свежо. Допустим, точно знаю, это не первый случай, когда они кого-нибудь тайно содержат в своем доме. Был там еще один человек, глубокий старик, лет девяноста, и тоже никому не показывали. Но я его видел несколько раз. По ночам выходил во двор подышать свежим воздухом. Девочка гуляла еще засветло, а старичок исключительно ночью и тоже под присмотром. Я наблюдал его целый год! А потом он умер. Его тайно куда-то увезли и похоронили.
