Записки у изголовья - Сэй Сёнагон

Прелестны утиные яйца, а также лазуритовый [258]сосуд для священных реликвий.

152. То, в чем видна невоспитанность

Заговорить первым, когда застенчивый человек наконец собрался что-то сказать.

Ребенок лет четырех-пяти, мать которого живет в одном из ближних покоев, отчаянно шаловлив. Он хватает твои вещи, разбрасывает, портит. Обычно приструнишь, не позволишь ему творить все, что в голову взбредет, и шалун присмиреет…

Но вот является его матушка, и он начинает дергать ее за рукав:

— Покажи мне вон то, дай, дай, мама!

— Погоди, я разговариваю со взрослыми, — отвечает она, не слушая его.

Тогда уж он сам роется в вещах, найдет что-нибудь и схватит. Очень досадно!

Мать запретит ему:

— Нельзя! — но не отнимет, а только говорит с улыбкой:

— Оставь! Испортишь!

Она тоже дурно ведет себя.

А ты, понятно, не можешь сказать ни слова, а только бессильно глядишь со стороны, изнывая от беспокойства.

153. То, что вызывает жуткое чувство

Зеленый омут.

Пещера в ущелье.

Забор из досок [259] — «рыбьи плавники».

«Черный металл» — железо.

Комок земли.

Гром. Не только имя его устрашает, он сам по себе невообразимо ужасен.

Ураган.

Облако зловещего предзнаменования [260].

Звезда Копье [261].

Внезапный ливень — «локоть вместо зонтика».

Дикое поле.

Вор — он несет с собой множество угроз.

Колючий боярышник тоже всегда вызывает жуткое чувство.

Наваждение «живого духа» [262].

«Гадючья земляника».

Чертов папоротник и чертов ямс.

Терновник и колючий померанец.

Уголек для растопки.

Страж адских врат Усио̀ни — демон с бычьей головой.

Якорь, имя его — ико̀ри — созвучно «гневу». На вид он еще страшнее своего имени.

154. То, что на слух звучит обычно, но выглядит внушительно, если написано китайскими знаками

Земляника. «Трава-роса». Чертов лотос. Паук. Каштан.

Ученый старшего звания. Ученый младшего звания, успешно сдавший экзамены. Почетный управитель собственного двора императрицы.

Горный персик.

Гречишник, к примеру, пишется двумя иероглифами — «тигр» и «палка». А ведь у тигра такая морда, что мог бы, кажется, обойтись и без палки…

155. То, что порождает чувство брезгливости

Изнанка вышивки.

Маленькие, еще совсем голые крысенята, когда они шевелящимся клубком вываливаются из гнезда.

Рубцы, заложенные на меховой одежде, когда она еще не подбита подкладкой.

Внутренность кошачьего уха.

Темнота в доме, не блещущем чистотой.

Женщина, дурная собой, с целым выводком детей.

Жена, и притом не особенно любимая, занемогла и долгое время хворает. Что должен испытывать ее муж? Скорее всего, чувство брезгливости,

156. То, что приобретает цену лишь в особых случаях

Редька, когда она подается на стол в первый день года — «для укрепления зубов».

Химэмотигѝми — девушки из императорского эскорта, когда они верхом на конях сопровождают государя.

Стражи у дворцовых ворот в день восшествия императора на престол.

Дамы-куродо, когда они ломают палочки бамбука [263]накануне Охара̀и «Великого очищения» — в последние дни шестой и двенадцатой луны.

Блюститель благочиния во время чтения буддийских сутр во дворце весной или осенью. Он просто ослепителен, когда в своем красном оплечье — кэса — возглашает список священного клира.

Дворцовые служители, когда они украшают залы для церемоний «Восьми поучений сутр» или «Поминовения святых имен Будды».

Воины личной гвардии императора, когда они сопровождают высочайшего посла в храм Ка̀суга.

Юные девы, которые в первый день Нового года пробуют вино, предназначенное для императора.

Монах-заклинатель, когда он в день Зайца подносит государю жезлы, приносящие счастье.

Служанки, причесывающие танцовщиц перед репетицией плясок Госэти.

Дворцовые девушки — унэмэ, что подают государю кушанья во время пяти сезонных празднеств.

157. Те, у кого удрученный вид

Кормилица ребенка, который плачет всю ночь.

Мужчина, снедаемый вечной тревогой. У него две любовницы, одна ревнивей другой,

Заклинатель, который должен усмирить сильного демона. Хорошо, если молитвы сразу возымеют силу, а если нет? Он тревожится, что люди будут над ним смеяться, и вид у него как нельзя более удрученный.

Женщина, которую страстно любит ревнивец, склонный к напрасным подозрениям. И даже та, что в фаворе у «Первого человека в стране» самого канцлера, не знает душевного покоя. Но, правда, ей-то все равно хорошо!

Люди, которых раздражает любая безделица.

158. То, чему можно позавидовать

Стараясь выучить наизусть священные сутры, твердишь их с запинками, то и дело забываешь и сбиваешься. Приходится вновь и вновь перечитывать. А между тем не только монахи, но и многие миряне, как мужчины, так и женщины, бегло и без всякого труда читают по памяти святое писание. Невольно думаешь с завистью: когда же и я достигну подобного совершенства?

Тебе нездоровится, ты лежишь в постели… Как остро тогда завидуешь людям, которые смеются, разговаривают, прогуливаются, словно у них нет никаких забот на свете!

Я возгорелась желанием поклониться храмам бога Ина̀ри [264]. Изнемогая на каждом шагу, я с трудом поднималась в гору к срединному святилищу, а за мной, легко и как будто совсем не чувствуя усталости, шла группа паломников. Они быстро обогнали меня и первыми достигли храма. Я смотрела на них с восхищением и завистью.

Случилось это в день Быка второй луны. Хотя я и поспешила отправиться на рассвете, но настал уже час Змеи [265], а я все еще была на полдороге… Становилось все жарче и жарче, я выбилась из сил и присела отдохнуть. Роняя слезы, я спрашивала себя: «Зачем было мне отправляться в паломничество именно сегодня? Выбрала бы другой, более подходящий день!»

— Вдруг, смотрю, спускается с горы женщина лет сорока с лишним. Она даже не надела на себя наряд паломницы, лишь чуть-чуть приподняла подол платья.

— Я хочу совершить восхождение к храму семь раз за один день, сказала она встречным пилигримам. — Вот уже три раза побывала в святилище. Осталось еще четыре раза, а это уж дело нетрудное. Я должна спуститься вниз с горы не позже часа Овна.

Эта женщина не привлекла бы моего внимания, повстречайся я с нею в другое время, но если б я могла в ту минуту стать такой, как она!

Я завидую тем, у кого хорошие дети: сыновья или дочери, все равно! Пусть даже монахи, покинувшие родной кров…

Завидую счастливице, у которой длинные-длинные волосы и челка красиво спускается на лоб.

А еще я с завистью смотрю на высокородных господ, вечно окруженных почтительной толпой.

Достойны зависти придворные дамы, которые пишут изящным почерком и умеют сочинять хорошие стихи: по любому поводу их выдвигают на первое место.

Возле знатной особы всегда множество фрейлин. Надо написать послание какому-нибудь значительному человеку. Да разве хоть одна из придворных дам выводит каракули, похожие на следы птичьих лапок? Но нет, госпожа призывает к себе фрейлину из самых дальних покоев, передает ей свою тушечницу и к общей зависти поручает ей написать послание.

Если эта женщина немолодая и умудренная опытом, она пишет по всем правилам, как того требует случай, хотя вообще-то талантами не отличается и не слишком преуспела дальше начальной прописи: «В Нанивадзу здесь…»

Если послание предназначено высокому сановнику или если это рекомендательное письмо с просьбой принять какую-нибудь молодую девушку на службу во дворец, тут уж она, не жалея усилий, позаботится обо всем, вплоть до выбора бумаги, а другие дамы, собравшись вместе, шутливо выражают свою зависть.

Ты лишь начала учиться играть на флейте или цитре. Невольно мечтаешь: ах, когда же я буду играть так чудесно, как тот, кого я сейчас слушаю?

Достойны зависти кормилицы императора и наследника престола. А также фрейлины из свиты императора: они свободно могут посещать любую из супруг государя.

159. То, что торопишься узнать поскорее

Не терпится посмотреть, как получились ткани неровной окраски темное со светлым, — или ткани, окрашенные в туго перетянутых свертках, чтобы остался белый узор.

У женщины родился ребенок. Скорей бы узнать, мальчик или девочка! Если родильница — знатная особа, твой интерес понятен, но будь она хоть простолюдинкой, хоть служанкой, все равно берет любопытство.