Драйверы - Сергей Яковлев

Люблю я Питер, черт побери! Много городов всяких довелось мне повидать, и больших и маленьких, но… Питер — это Питер. Или, по-старому — Ленинград, без разницы.

Я, наверное, в другом городе вообще бы жить не смог, быстренько бы затосковал и умер. Честно. Все эти дворы-колодцы старые, арки подворотен с чугунными столбиками по углам, и площади, и проспекты, и улочки-переулочки типа Расстанной, Разъезжей, Воронежской, Подьяческой…

И зима эта непонятно-слякотная почти совсем не раздражает меня, и лето с белыми ночами на психику не давит — наоборот даже… Иной раз в холодную зимнюю пору немножко затоскуешь, но ненадолго.

А топонимика!.. Да нашу Неву, и Фонтанку, и Невский, наверное, во всем мире знают! Особенно «бандитскую» Лиговку, где мы с Борькой родились и выросли.

Надо же — реку Фонтанкой назвали! Красиво. Фон-тан-ка… Мойка… Звучит. Очень хорошая у нас топонимика: улица Колокольная, Лиговка, Невский, Курская, Боровая, Сенная, Моховая…

Конечно, и здесь большевички порезвились, напридумывали черт знает чего. Ну, понятно, у них всегда идеология на первом месте была. Один росчерк пера и — площадь Ленина, проспект Маркса плавно переходящий в Энгельса. Взяли Миллионную и переименовали в Халтурина. Это который Степан. Он со своими корешами вроде бы царя динамитом грохнуть хотел. Не помню только, получилось у них или нет. Вроде бы в царя не попали, но все же рванули кого-то, человек двадцать угробили…

Во-о-он с каких времен, оказывается, корни тянутся… Интересно. Чего же тогда удивляться современным террористам и бандюганам — налицо преемственность поколений. Но фамилия забавная — Халтурин… Почти — Шабашкин-Блатняк.

Или в тридцатые годы придумали улицу Автогенную.

А к закату своей идеи коммуняки, похоже, совсем сбрендили. Что это, прости Господи, за названия такие препохабные: БлюХера, или Гаврская?.. Засохнуть можно. «Привет! Ты где живешь? — На Гаврской…» Попробуй, выговори такое.

Интересно, при Гитлере в Германии были проспекты и площади, например, имени партайгеноссе Гитлера, или Бормана? У нас сподобились: улица Ленина, проспект Большевиков… И еще — отчаянно совки любили своего кореша Славу КПСС. Им волю дай — они бы на каждый дом этот плакат присобачили.

Ну, да ладно. Бог с ними, с душегубами дебильными — ушли в небытие.

Свернули мы с Борькой с площади Мира на Московский и через три минуты дошли до точки рандеву, то есть до места встречи.

Грузовик стоял там, где и должен был стоять. В большом, вероятно, очень старом питерском дворе — Московский проспект, десять. Высокие арки, какие-то складские желто-белые здания, сквозные проезды, груды ящиков, бочки. Снег, холод, ветер, поземка… Пока все шло нормально.

Двигатель «КамАЗа» не работал, в кабине горел свет. Мы подошли, я открыл дверцу. В кабине — двое: вчерашний Ахмет-наниматель и еще какой-то мужик пожилой с седой бородкой. Лицом черен, как негр, морщины — словно ножиком его изрезали. Тоже таджик? Или какой-нибудь другой азиат? Черт его знает.

Борька первым залез в кабину, потеснив их обоих, принял от меня наши сумки и забросил назад, в спальник. Затем кое-как все разместились.

— В тесноте да не в обиде, — сказал Боб. Оба таджика согласно закивали.

Мы с Бобом вежливо поздоровались, представились сивобородому. Он тоже назвал свое мусульманское имя, которое впрочем, тут же вылетело у меня из головы. Поулыбались. Помолчали. Потом по восточному обычаю немного поболтали о ерунде — погода, цены на рынке, «всем тяжело». Опять помолчали.

Прелюдия почему-то затягивалась. Та-а-ак. И чтой-то мы сегодня такие вежливые?.. Что-то не нравится мне эта непонятная восточная мататень. Кинуть хотят, что ли? Так не на чем. Ни мы им, ни они нам пока что ничего не должны. А может, передумали с нами связываться? Ну — их дело… Обидно, досадно, но ладно. Переживем как-нибудь.

— Вот что, аксакалы, — сказал я, — мы с Борисом мужики простые, так что давайте ближе к телу, как говорил старикан Ги де… Едем — или как? В чем проблема?

Бородатый прикрыл свои слегка раскосые глаза тяжелыми веками, а Ахмет вздохнул и наконец-то разрешился.

— Понимаешь, Витя, с вами вот он, — Ахмет назвал бородатого по имени, — должен был ехать. Но он немножко заболел и ехать не может.

Я посмотрел на аксакала. Тот действительно выглядел не очень здорово. Да мне-то в сущности — какая разница, кто из них поедет? Я вообще-то и думал, что Ахмет с нами в кабине будет, а оказывается, совсем и не так. Или — уже так?

— Поэтому с вами придется ехать мне.

— Ну и ладно… Тебе, так тебе.

— Да, — сказал Ахмет. — А он, — вежливым жестом Ахмет указал на бородатого, — хочет документы Бориса проверить. Понимаешь, в нашей общине Хайрулла отвечает — как это по-вашему? — за безопасность, да? Это очень ответственная и важная должность. Ну, и мы с ним, я хочу сказать — я и он, вместе работаем. По очереди. Один раз он ездит на машине туда-сюда, потом — я. Ну вот. А сейчас он заболел. Но документы Бориса хочет посмотреть. Поймите нас правильно, но мы о вас очень мало знаем. Вы только не обижайтесь, но всякое ведь бывает. Так?

Я в душе чуть не расхохотался над этим бредом, но внешне никак этого не выразил, а только кивнул — понятно, мол. Чего же не понять. И сразу же два раза быстро щелкнул пальцами…

У нас с Борькой еще в детстве была разработана нехитрая знаковая система — два щелчка означали: «Молчать!». Борька открыл было рот, но тут же закрыл его. Молоток! Не забыл нашего босоногого детства. Не дай Бог, еще брякнет сдуру что-нибудь непотребное.

— Я вас понимаю, ребята. Времена сейчас действительно лихие. И любые слова и клятвы ничего не значат. Но чего же вы от нас-то хотите? Ты же меня не случайно в подворотне встретил, верно, Ахмет? Я ведь не по газетному объявлению к тебе нанялся. Нас друг другу представил человек, которого ты, наверное, получше меня знаешь. Он за меня поручился. Какие еще гарантии нужны? Объяснись конкретнее.

Ахмет молчит, бородатый молчит, мы с Бобом молчим. Ни черта не понимаю.

Хотя — чего уж лукавить перед собой? Догадываюсь. Неужели с моим паспортом не пролезло? Тогда — да, тогда могут быть неприятности. Но я все же решил пойти на понт и покатил на Ахмета. — Ты какие мне позавчера слова говорил, а? И душевный я, и честный… А сегодня — что?

— Все так, Витя. Просто мы с тобой раньше никогда не работали, — Ахмет казался немного смущенным.

— Ну, так поработаем. Раз-другой проедем до Мурманска и узнаем друг друга. Не понравится — разбежимся. Я же тебе вчера паспорт давал, Ахмет. Ты все данные переписал с него. Совсем отдать вам паспорт я не могу — он мне и здесь нужен, и в рейсе понадобится. Согласен?

— Да, Витя…

— Тогда — что? Если вы хотите, чтобы мы за вашу паршивую водку семьи свои с Борисом заложили, или квартиры? Тогда — гуд бай. Разойдемся, как в море корабли. Вы нас не знаете, мы — вас, — я вдруг почувствовал в своем теле легкий намек на мандраж.

Бородатый покивал головой, подумал, потом достал трубку и закурил. Пахнуло паленой пенькой… Эге, братец — да это же анаша. Вот, значит, чем ты болеешь. Уж чего-чего, а запах анаши я ни с чем не перепутаю. С Казахстана это тошнотворное амбре помню. «Нет в кармане ни шиша — в папироске анаша…» Может, у него и бублики с маком есть, а поискать — и батон с героином найдется?

Вот уж кого недолюбливаю — так это наркоманов. Просто ненавижу, блин. Сволочи. Совсем наши братья-мусульмане оборзели. Оттуда, с Востока, к нам сейчас эту заразу гонят, наших придурков сначала на «план», а потом и на иглу сажают. И раньше было, но — не так. А сейчас на любом рынке — в Апрашке сам видел — у «черных» наши недоумки косяки почти в открытую берут.

Да-а, дела интересные… Может, у них в кузове и не водка вовсе? Ну-ну, поживем — увидим…

Я демонстративно, несмотря на мороз, покрутил ручку и опустил стекло дверцы. Этот «старик Похабыч» анашевый дернул свою трубочку кайфовую раза три, потом засунул ее назад в карман куртки.

— Пусть он, — кивок в Борькину сторону, — тоже свой паспорт покажет. Мы данные спишем и проверим, — голос тихий, тусклый какой-то, но почти без акцента.

Борька расстегнул куртку и без слов полез в карман за паспортом. Добрый и честный парнишка. Он, простая душа, абрекам этим сейчас все выложит.

А не пойти ли вам, дяденька туда-то и туда? Ишь, чего захотел, анашист вонючий! Моего паспорта ему недостаточно. Не доверяем, значит. Контроль, контроль и еще раз…

Проверить-то Борькин паспорт ведь они все равно не успевают, верно? Мы как бы сейчас и отчалить уже должны… Тогда — зачем?

А затем, чтобы на всякий случай гнездо Борь-кино на прицеле иметь. Мое-то гнездышко, видно, не обломилось найти им… Ха-ха-ха! Три раза. Значит, на Боба нацелились. Фиг вам, дедушка, не выйдет.

В общем, демонстрация этим недоверчивым таджикам Борькиной ксивы в мои планы совершенно не входила.