Писарев - Нина Демидова

Реалистическая эстетика Писарева, несшая в себе элементы нигилизма как революционного отрицания, была воистину воинствующей: она утверждала революционно-демократические взгляды на искусство и литературу. Давая критическую оценку своей деятельности в этой области, Писарев подчеркивал, что его эстетическая доктрина, несмотря на резкую форму выражения, не выходила никогда за пределы основной тенденции предшествующей радикальной критической мысли. И содержание ее, по его словам, выражается совершенно отчетливо в тех двух положениях, что «искусство не должно быть целью самому себе и что жизнь выше искусства» (11, стр. 65–66).

XII. Безумству храбрых…

В ноябре 1866 г. вследствие амнистии по случаю бракосочетания наследника цесаревича Писарев был досрочно освобожден из крепости, где просидел более 4-х лет. И сразу же из Третьего отделения к петербургскому оберполицеймейстеру и к начальнику первого отделения корпуса жандармов полетели депеши: «Подвергнуть Дмитрия Писарева бдительному наблюдению». Баллод, Скабичевский и другие утверждают, что из заключения Писарев вышел с еще более окрепшим убеждением в правильности избранного им пути. Скабичевский в своих воспоминаниях сообщает об интересном разговоре с Писаревым после его освобождения. Скабичевский, придя к Писареву, заявил, что после долгих раздумий он полностью солидаризировался с его взглядами и просит признать его своим идейным союзником. На что Писарев ответил: «Мне нужно еще позондировать тебя, чтобы убедиться, так ли это на самом деле? Но это дело времени…» Но когда он узнал, что Скабичевский является автором одного из фельетонов в «Народной летописи», добавил: «Пусть фельетон твой написан против меня, но он мне понравился как желание идти дальше меня. На всякое такое желание я смотрю с радостью и уважением» (94, стр. 207).

Далее. После выхода Писарева из крепости произошел разрыв между ним и Благосветловым, упорно не желавшим брать в редакцию Соколова, в котором Писарев видел своего сподвижника. Еще в одном из писем из заточения Писарев убеждал Благосветлова в необходимости взять Соколова в редакцию, ибо его взгляды вполне соответствуют идейному направлению «Русского слова». Больше того, «Соколов, — подчеркивал Писарев, — не только постоянно идет вместе с нами, но даже часто идет впереди нас и прокладывает нам дорогу» (23, стр. 364). Весной 1867 г. Писарев воспользовался приглашением Некрасова и перешел в «Отечественные записки», которые в этот период все считали журналом, продолжающим дело «Современника». Эти факты убедительно свидетельствуют о том, что Писарев не только остался верен своим прежним убеждениям, но и намеревался еще шире развернуть свою публицистическую деятельность. А в связи с этим он и старался подбирать себе верных союзников.

О зрелости Писарева как политического деятеля в этот период говорит и высказанное им понимание сути идейной борьбы и необходимости более четкого размежевания борющихся направлений. «Разногласие партий, — говорил он, — очень естественно, необходимо и безысходно, потому что настоящие причины противоположных суждений заключаются в противоположности интересов. Всякая попытка примирить партии была бы бесполезна и бессмысленна. Вместо примирения партий надо желать, чтобы каждая партия обозначилась яснее и договорилась до последнего слова. Только тогда общество может узнать своих настоящих друзей и дать окончательную победу тому направлению мысли, которое всего более соответствует действительным потребностям большинства» (8, стр. 258).

В этот период Писарев говорит, что тот народ, который готов переносить лишения и терять все свои права, лишь бы только не браться за оружие и не рисковать жизнью, находится на пути к своей гибели. Как бы полемизируя с Вольтером, он обращается к народным массам и подчеркивает, что их судьба находится в их собственных руках и что им надо управлять по своему усмотрению ходом всех исторических событий, крупных и мелких, внешних и внутренних. Развивая эту мысль, Писарев пишет, что «тайна собственного могущества» масс заключается в понимании ими необходимости объединения, ибо «вместе они непобедимы и неотразимы». Власти всячески хотели ослабить влияние Писарева на общественность. В 1868 г. его статьи «Русский Дон-Кихот» и «Бедная русская мысль» были изданы без объявления автора под названием «Две статьи». Они были выпущены небольшим тиражом и продавались по высокой цене. Писарев продолжал проводить свои идеи не только через статьи, но и посредством выступлений перед аудиторией. Об этом свидетельствуют воспоминания современников, и в частности С. Марковича, который сообщает, что в 1868 г. на одном из тайных литературных вечеров он слушал доклад Писарева, который, излагая основные положения статьи о Гейне, разоблачал политику правительств по отношению к народу, критиковал умеренность и высказывался за революцию.

К. Кудрин сообщает, что один из товарищей Писарева по заключению рассказывал о том «чарующем впечатлении», какое произвела на него теория Маркса, изложенная в этюде Писарева «Разговор в зеленой комнате», где в полубеллитристической форме излагался только что вышедший II том «Капитала». Но для дальнейшей работы Писареву необходимо было осмотреться, собраться с силами и самое главное — нужен был новый и обширный материал для социальных обобщений. Он хотел не только правильно уловить особенности политической обстановки в России, но и познакомиться с настроениями передовой общественности в Западной Европе. Но Писареву было отказано в выезде за границу. Третье отделение разрешило ему выехать только в прибалтийские губернии. Летом 1868 г. он поехал на Рижское взморье отдохнуть, где случайно утонул. Ему еще не было тогда и 28 лет. Вся прогрессивная общественность тяжело переживала это событие. Герцен по этому поводу писал: «Еще одно несчастье постигло нашу маленькую фалангу. Блестящая и подававшая большие надежды звезда исчезает, унося с собой едва развившиеся таланты, покидая едва начатое литературное поприще» (36, стр. 377).

Но правительственным кругам нигилист Писарев был страшен и после смерти. Узнав, что петербургские друзья Писарева и литераторы во главе с редакцией «Русского слова» «готовят телу торжественную встречу», царская охранка стала настаивать на погребении Писарева на Рижском кладбище, боясь, как бы похоронная процессия не вылилась в антиправительственную демонстрацию. По настоянию друзей и родных Писарев был похоронен на Волковом кладбище напротив могил Добролюбова и Белинского.

Во время похорон за гробом, усыпанным цветами, шли тысячи почитателей Писарева, в том числе и многие из крупных русских писателей, поэтов и видных деятелей литературы. Здесь были Некрасов, Г. Успенский, Благосветлов, Елисеев, Суворин, Гайдебуров, Буренин и др. И хотя, как свидетельствует один из современников, администрацией были приняты меры «к недопущению каких-либо речей или иных проявлений сочувствия на могиле…», несколько человек выступили с речами. Сразу же после похорон было принято решение ходатайствовать об учреждении университетской стипендии имени Писарева и начать сборы на бронзовый памятник ему. Это была дань его гению, высокой гражданственности, неутомимости и бескомпромиссности идейного борца.