Я не свидетель - Владимир Гоник

- Налево, по просеке, - сказал Михальченко шоферу. - Бывал здесь?

- Нет, - ответил Стасик.

- Вон флигелек. Подваливай к нему.

Народу в единственном зальчике оказалось немного. Быстро оглядевшись, Михальченко увидел за стойкой бара молодого парня в белом халате, наливавшего в мензурку из коньячной бутылки. Слева от него за стеклом вращались на трех вертелах бройлеры.

- Что будете заказывать? - подошла официантка.

- Одного красавчика, только пополам, два салатика, помидоры резать не надо, целиком. Бутылочку минеральной.

- Водку, коньяк?

- Кофе. Два.

Михальченко вышел, позвал Стасика.

- Навернем по курочке. Садись.

- Я уже позавтракал, спасибо, Иван Иванович, - деликатно отказался шофер.

- Я тоже завтракал. Но от такой еды в наши дни грех отказываться, втолкнем.

Официантка принесла воду, салаты и исходившего вкусным паром цыпленка.

- Что это Оли не видно? - спросил ее Михальченко, кивнув на стойку бара.

- В отпуске.

- Жаль. Я ее земляк.

- Из Богдановки?

- Вот ехали мимо, я в командировку, думал повидать. А когда она должна вернуться?

- Ей выходить с понедельника.

- Поехала позагорать? Ну, правильно. Красивой женщине да еще хороший загар... В Сочи, конечно?

- Нет, в Коктебель.

- Что это в такую глухомань?

- Она уже несколько лет ездит туда с Леней Локотком. Он на сезон, она приезжает к нему на месяц.

- Тогда другое дело. Я тебя, Стасик, обязательно с Олей познакомлю, повернулся Михальченко к шоферу. - Ты же у нас холостяк.

- Зато Оля замужем, - засмеялась официантка.

- Все-таки за Леню вышла, - воскликнул Михальченко.

- Нет. Она за Володю вышла. А Леня - старая любовь. Только между нами, сболтнула я.

- Дело житейское. Но я - молчок, - улыбаясь, Михальченко приложил палец к губам. "Вот, где ты, Локоток, выплыл!" - вспомнил он рассказ Виктора Вялова о парне, сдававшем иногда квартиру.

- Я вас где-то видела, - не торопилась отходить официантка, пока они разрывали руками горячее куриное мясо и поливали его острой приправой, отложив совершенно тупые ножи.

- Бывал я здесь, бывал, - мечтательно вздохнул Михальченко. Проездом.

- Приятного аппетита, - официантка наконец отошла.

- Рубай, - подмигнул Михальченко Стасику. - Потратились мы не зря, хоть и Олю не застали.

- Она действительно красивая, Иван Иванович?

- В глаза ее не видел.

- Ну, вы даете!

- Что поделать, Стасик. У каждой профессии есть свои издержки...

Поев, выпив водянистый кофе, оставив щедрые чаевые разговорчивой официантке, они вышли.

- Куда теперь? - спросил шофер.

- В город. На сегодня хватит впечатлений, - Михальченко, вытерев бумажной салфеткой жирные пальцы и губы, швырнул ее в траву.

Было без десяти шесть, когда в комнату к Левину вошел веселый Михальченко:

- Воды! - закричал он, хватая сифон и наливая полный стакан.

- Что это тебя так уморило? - спросил Левин.

Выпив залпом, шумно выдохнув, Михальченко поставил стакан.

- Объелся жареным бройлером, соус к нему очень острый.

- Где это тебя угощали и за что?

- В гриль-баре "Голубой день", где работает барменшей Оля Лынник. А угощал я сам себя. Дороговато, но вкусно, - перестав вышагивать по комнате, он уселся в кресло напротив Левина.

- А кто такая Оля Лынник? Сомнительные знакомства заводишь, Иван.

- Это дама, которая сдала в ломбард плащ Тюнена, но выкупать его почему-то не стала, и он был продан через комиссионный.

- Ты виделся с нею?

- Нет. Она в отпуске, укатила с хахалем в Коктебель. При живом-то муже! В понедельник выходит на работу. Это первое блюдо. А на второе кое-что погуще: ее хахаль - Леонид Локоток. Малый мутный. Когда-то фарцовал по-крупному. Вроде завязал. Осторожный, ведет себя тихо. Но иногда, на время отъездов, сдает квартиру. По надежным рекомендациям.

- Почему ты уверен, что эта Оля сдала именно тот плащ, который мы ищем.

- Я видел его у Кукина.

- Таких плащей может быть тысячи.

- Есть кое-что и на десерт, Ефим Захарович. Эту штуку Кукин обнаружил в плаще, - Михальченко положил перед Левиным картонку, обернутую целлофаном.

- Да, адрес Тюнена, - повертев картонку, сказал Левин.

- Только не пойму, что за формула на ней.

- Формула? - задумался Левин, потирая пальцем по поверхности целлофана, словно таким манером хотел нащупать ответ. - Это, Иван, похоже на группу крови владельца картонки. Некоторым поликлиники ставят штамп в паспорт, а многие пожилые и больные люди носят вот такие бумажки на всякий случай... Что ж, ты сегодня заслужил бройлера. Я готов оплатить тебе половину его стоимости.

- Что будем делать?

- Ждать, - когда эта Лынник вернется из отпуска. Она нам очень нужна. Проведем опознание плаща, хотя особой нужды в этом уже нет, - Левин показал на картонку. - Она подтвердила, чей это плащ.

27

Очень уж не хотелось Михальченко опять беспокоить Виктора Вялова. Да еще в субботний день. Но Леонид Локоток, сдававший по словам Вялова иногда свою квартиру разному залетному люду, и к которому Вялов не хотел направлять Басика, искавшего временное пристанище для своего гостя из Еревана, этот Локоток оказался любовником барменши из гриль-бара "Голубой день". Возможно, Вялов знает что-либо об этой связи, и какая-нибудь информация от него окажется полезной. А может и пшик получится: либо Вялов ничего не знает, либо не захочет на эту тему говорить. Человек он с норовом, со своими принципами - мол, дело это не мое, под чужое одеяло не заглядываю, либо, если и расскажет чего, это "чего" выеденного яйца не будет стоить, а человека зря потревожу. И все же он набрал номер Вялова.

- Вам кого? - спросил женский голос.

- Виктора Андреевича, пожалуйста.

- Нет его. В магазин за молоком ушел.

- А скоро вернется?

- Кто знает, какая очередь там. А кто спрашивает?

- Михальченко.

- А-а... Что передать? - Михальченко уловил в голосе женщины то ли тревогу, то ли разочарование, и чтобы успокоить жену Вялова, знавшую, кто такой Михальченко, что и по какой причине когда-то познакомило и связало Михальченко с ее мужем, сказал:

- У меня тут пустое дельце, хочу с Виктором посоветоваться.

- Придет, скажу, что вы звонили. Телефон ваш знает?

- Знает...

Минут через двадцать позвонил Вялов:

- Привет. Что опять засвербило?

- Здорово, Виктор Андреевич. Ты извини, что беспокою, да еще в субботу.

- Ладно, телись.

- У этого Лени Локотка есть баба. Не знаешь ее?

- Настырный ты, опер. Ну знаю, Ольга Лынник. Хорошая девка. Любит его.

- Замужем?

- Да. Как говорится, случайный брак. Мужик где-то в районе пропадает, в колхозе цех имеет, кулечки целлофановые лепит. Домой приезжает раз в неделю. Что это ты по ее душу?

- Да проходит тут она краешком, зацепилась.

- Что-нибудь серьезное?

- Не думаю, - уклончиво ответил Михальченко.

- Не обижай ее, девка действительно хорошая. Тут уж верь мне.

- Я тебе всегда верю, Андреевич. Хорошего человека обижать не стану. Тут уж и ты мне поверь. Я тебя не подведу.

- Ишь ты, Христос. Просто нужен я тебе, за пазухой в тепле держишь на всякий случай.

- Зря ты так, Андреич.

- Ладно, ладно, пошутил я. У тебя все вроде?

- Да. Спасибо. Извини, - Михальченко опустил трубку. Нехороший осадок остался после этого разговора, вроде как плевок получил. С другой стороны и Вялова понять можно: нельзя человеку всю жизнь напоминать о его прошлом, соваться с разговорами на одну тему, будто о другом, приятном, с ним и говорить непристало.

28

Тихо пропищал телефонный зуммер. Левин снял трубку.

- Товарищ Левин?

- Да.

- Это из поликлиники. Я выполнила вашу просьбу. Больной Иегупов действительно был на ВКК семнадцатого апреля около пяти вечера. Ему закрыли бюллетень.

- Как вы установили время?

- По записи. Он третий с конца. После него было еще только трое больных, а ВКК у нас до шести. Если в среднем по двадцать минут на человека, то и получается, что Иегупов явился на прием в семнадцать, плюс-минус пять минут.

- Огромное вам спасибо.

Пока Левин разговаривал, Михальченко смотрел на него, пытаясь угадать, с кем.

- С Иегуповым вроде все сходится, - закончив разговор, Левин повернулся к нему. - Это звонила главврач из поликлиники. Семнадцатого он был там около пяти часов. Так что старик не соврал. Займемся плащом?

- Давайте. - Михальченко созвонился тут же с отставным полковником Кукиным, договорился, что заедет за плащом, объяснил, что нужен он на короткое время, может на день, не больше, для опознания. И получив согласие, тут же уехал.

Они не собирались проводить опознание по всей форме, это - в случае чего - дело следствия. Им же достаточно было непротокольных устных заверений Александра Тюнена и Иегупова, что этот или похожий плащ принадлежал Тюнену.

Михальченко привез плащ, повесил его на вешалку в своем кабинете рядом со своим и Левина вещами, специально принесенными из дому. Посоветовавшись, они решили сперва пригласить Иегупова, а затем Александра Тюнена.