ЧОП "ЗАРЯ". Книга четвертая (СИ) - Гарцевич Евгений Александрович "jk57"

А вот за Банши я переживал. Во-первых, наряды для вечернего выхода она воспринимала иначе, во-вторых, никакого желания его покупать, а в-третьих, носить его в принципе.

Пришлось идти на компромисс, и теперь на ней был один из деловых костюмов, одолженный у Дарьи. В меньшей степени женственный, больше деловой. В «арбатском» мире такое бы прошло на ура, а вот здесь были сомнения. Да еще тонкий клатч (а по-местному — ридикюль) превратился в раздутую барсетку. Ибо цитирую: «Да, я без двух гранат даже поссать не хожу…»

В общем, шик и гламур. Хорошо хоть не обыскивали и помогли добраться до моего столика. Пока мои стильные «плюс два» изучали меню, я подошел к перилам и осмотрел зал.

Полный аншлаг, ауру включать только глаза портить — рябит, как новогодняя елка под сварочным аппаратом. Китайская делегация уже на месте: один большой и толстый, один маленький и тощий и еще два лысых крепеньких в ярких кимоно на манер шаолиньских монахов. За одним столом с ними какие-то наши дородные чинуши. Усы, мундиры, эполеты — дозиметр ЧСВ бьется в красной зоне.

Там же был и Исаев. Одновременно везде и нигде. Как суперадминистратор ночного клуба носился между гостями, официантами, охраной. Что-то проверял, с кем-то разговаривал, поглядывая то на часы, то на сцену. И все время, как киношный спецагент, прикладывал руку к уху и что-то бормотал. Я попытался перехватить его взгляд и помахал рукой, но безрезультатно.

— О, смотри, Искра тоже здесь, — рядом возникла Банши и указала пальцем в дальний конец зала, — Эх, да здесь вообще куча звезд Ордена, а я одета, блин, как секретарша.

— Пальцем неприлично показывать, — я опустил ее руку, чтобы рассмотреть, куда она показывает.

Вся семейка в сборе. Папаша вполоборота косится на китайцев, Искра спиной ко мне уплетает что-то сладкое, а братец смотрит в нашу сторону. И, конечно, же нас заметил. Сдержался, лишь поправил воротничок рубашки и резко провел большим пальцем по шее.

— Блин, я серьезно! Вон, видишь медведя? — не унималась Банши. — Это не цыганский, это Петровского. Говорят, что это полукровка наполовину деймос, а барон его с пеленок растил и вместо молока, кровью деймосов поил. Ух ты! А вот смотри — вдова Клюкова, она же — Белая смерть. Мне нужно карточку подписать…гадство!

— Что такое?

— Карточки-то у меня нет. Но дома есть. Я сейчас сгоняю, не отпускайте ее никуда, хорошо? — взволнованно промямлила блондинка.

— Ты серьезно сейчас? Никаких домой! Осмотрись лучше, нет ли чего подозрительного.

— Да я тебя подкалываю, — Банши ткнула меня локтем в бок. — тут все подозрительное. Здесь человек сто подозрительных. Как минимум половина с даром. А половина этой половины либо следаки в штатском, либо действующие охотники из… — блондинка понизила голос, добавляя ему серьезности, — из очень сильных отрядов.

Я почувствовал, как потяжелел душелов. Две бледные тени, не получавшие энергетической подпитки больше чем сутки, вернулись «домой». Ленька только «кивнул», а Белка передала картинки того, что происходит на кухне и за кулисами, после чего оба исчезли, начав качать из меня энергию.

Суета, рабочая беготня и куча охраны в штатском. Если они все и на сцену пойдут, то цыганскому хору петь негде будет. Горностай дополнительно передал образ Надьи, той самой цыганки, использующей силу голоса предков.

Девушку будто паралич прихватил. Стояла с закрытыми глазами, вращая глазными яблоками под веками и шевеля губами в беззвучной молитве. Ее фобосы сходили с ума — с перекошенными от ужаса лицами рвались наружу, пытаясь сдвинуть ее с места.

«…ща, похоже, начнется…» — прошептал Муха, пустив по моему телу легкий электрический разряд, разогревая мышцы.

Не только я это почувствовал. Напряжение, начавшее заполнять зал. Люди внизу прекращали есть, поднимали головы, не донеся вилки до рта, и оглядывались по сторонам. В ушах появился гул, словно муху заперли в банке, и она пока еще аккуратно, но настойчиво, прощупывает стенки, не решаясь разогнаться.

На еще секунду назад идеально чистых, отражающих ночные фонари окнах, появилась паутинка изморози. И быстро поползла вверх и в стороны, покрывая стекло целиком и приглушая свет в помещении.

Кто-то вскрикнул, из-за нескольких столов народ с визгом брызнул в сторону входной двери, но пройти не смог. Из ближайших к створкам здоровых кадок, где росли пальмы, полезли корни. С какой-то нереальной скоростью, черные отростки, как змеи, наперегонки друг с другом бросились на двери. Взобрались к ручкам и намертво сплелись в клубок, не давая прикоснуться к замкам.

Я хотел крикнуть Исаеву, но то, что нападение началось, было уже очевидно всем. Четверть зала вскинулась и окружила китайскую делегацию, раздались первые выстрелы — парочка охотников палили по окнам. Пробить не могли, только оставляли следы, наподобие отметок на бронированных лимузинах.

Гул в ушах усилился, начал резонировать от окон и посуды, со звоном задрожали вилки на тарелке, какой-то официант споткнулся и упал, уронив поднос с чашками, добавляя трезвона в общую какофонию. От вибрации задрожал занавес — я не понимал источника, но чувствовал, как силовые линии, проникая сквозь окна, тянулись к сцене. А, точнее, к занавесу.

Раздался треск сразу за ним тягучий хлопок и занавес рухнул на пол. Не опустил, не сдвинулся, а именно рухнул, как скомканная большая тряпка, накрыв собой пространство в несколько квадратных метров. Ткань опустилась, а потом приподнялась, будто вздохнув. Опять опустилась и опять вздыбилась, замерла на мгновение и стала подниматься вверх, приобретая пока неясные угловатые очертания. Так, памятник открывают, стягивая простынь во время презентации.

Рассчитывать, что оттуда, как из торта, с криками «Сюрприз!» выскочит стриптизерша, никто не стал, сразу три охотника из окружения Исаева ударили по занавесу. Огонь, лед и молния — одаренные стихийники разом долбанули всем, что имели. Занавес колыхнулся, стал прозрачным, уйдя в призрачное состояние, и пропустил сквозь себя все удары. Что-то вспыхнуло на задворках декораций и закричал, попавший под раздачу, музыкант из хора, так и не успевший смыться со сцены.

Народ в зале заорал. Вперемежку с визгом звучали крики: Фобосы! Спасайся! Серебро не возьмет! Дайте молитву! И прочие призывы на грани паники и готовности драться. Я скорее почувствовал, чем услышал зов Исаева в мой адрес. Заорал в ответ, что иду, и на волне какого-то азарта прыгнул прямо с балкона.

И только приземлившись, задумался, а чего собственно я иду? Что я сделать-то могу. Банши сиганула за мной, мягко спружинив на пол у меня за спиной, а топот Стечи, побежавшего к лестнице немного заглушил гул вокруг.

Думать было уже поздно, я схватил огневик, я ломанулся сквозь разбегающуюся толпу к сцене. Завяз немного среди охотников, строящих баррикады из мебели. Кто столы переворачивал, кто из стульев стену делала, а мужик с медведем вообще рояль пытался на бок завалить. В голову ударила кровь — и Муха накачивал перед боем и глаз зацепился за Искру с братом, явно собиравшихся в первых рядах бросаться в бой.

Добежать я не успел. Где-то на середине зала, снесенная толпой, отстала Банши, а через еще несколько метров, обогнув ощетинившейся оружием островок китайкой делегации, я об кого-то споткнулся. Меня повело в сторону, там толкнули, отбросили, опять толкнули словно пинбольный шарик в игровом автомате, и в итоге я потерял скорость. Матюкнулся, двинул кого-то важного и седого, вырвался к сцене и занавес в этот момент рассеялся пеплом, как сгоревший листок на ветру, и на его месте проявились силуэты группы Грешников.

Около десятка горбато-кривых человекоподобных существа. Трое, как тот «джампер» на ходулях, еще двое настолько толстые, что показалось, будто внутри у них живет еще как минимум по два Грешника. Остальные почти нормальные, только слишком много язв на коже и скрюченных заостренных конечностей. И у каждого без исключения на груди висели крысиные черепа, от который к потолку тянулись тоненькие струйки фиолетового дыма.