Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин

сей день. Из всех сражений, которые во всякое время каждый из монгольских государей вел с вождями и царями татарскими, — некоторые могут быть упомянуты.

Одно таково. Один из татарских государей, по имени Матар[427], воевал с Кадан-бахадуром, сыном Кабул-хана. В первой же атаке Кадан-бахадур ударил копьем его и по седлу его коня, так что низверг его на землю вместе с конем. И хотя Матар был ранен, но не умер от этой раны, однако продолжительное время болел [от нее]. Когда выздоровел, то опять вступил в войну [с монголами]. Кадан-бахадур вторично так поразил его копьем в спину, что оно прошло через спинной хребет, отчего Матар тут же умер; войско его стало добычей [монголов]. Этот рассказ подробно приведен в повествовании о Кабул-хане и его сыновьях.

Другое [сражение] такое, [бывшее] во время Чингиз-хана. Хотя последний и прежде того воевал с татарами, [но однажды], найдя удобный случай, одержал над ними верх, множество из них перебил и полностью [их] разграбил. Это событие произошло так: некоторые татарские племена, вождем и царем которых был Муджин[428]-Султу[429], вступили в войну с хитайским императором Алтан-ханом, не желая ему повиноваться. Хитайский император снарядил войско и, поставив предводителем его великого эмира, по имени Чинсан, послал воевать с татарами; так как последние не имели силы сопротивляться хитаям, то устрашились и, отступив, обратились в бегство. Узнавши об этом, Чингиз-хан, [используя] удобный случай, выступил в поход с окружавшим его войском, ударил на них, побил множество [татар] и разграбил все, что они имели. Известно, что на той войне из числа захваченной добычи была серебряная колыбель, шитое золотом покрывало и разные другие блага, ибо в то время татарские племена были самые состоятельные и самые богатые из всех кочевников. После этого [события] сын упомянутого Муджин-Султу, по имени Алак-Удур[430], и его брат Кыркыр[431]-тайши объединились с каждым племенем монгольского народа и с другими племенами, [союзными с монголами], и сражались вместе с Чингиз-ханом, как будет [об этом] приведено в повествовании о нем.

Когда всевышняя истина сделала Чингиз-хана могущественным и он победил имевшихся у него врагов вроде племен катакин, салджиут, тайджиут и дурбан, государя кераитов Он-хана [т.е. Ван-хана], Таян-хана, государя [племени] найман, Кушлук-хана, государя [племени] меркит, Токта-беки и других враждовавших с ним, то татары, которые постоянно ходили на помощь и поддержку тех племен, ослабели; а так как они были убийцами и врагами Чингиз-хана и его отцов, то он повелел произвести всеобщее избиение татар и ни одного не оставлять в живых до того предела, который определен законом [йасак]; чтобы женщин и малых детей также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить, потому что они [татары] были основой мятежа и восстаний и истребили много близких Чингиз-хану племен и родов. Ни одному творению не было возможности оказать покровительство тому племени [т.е. татарам] или скрыть [кого-нибудь] из них, или [даже] нескольким из них, кои уцелели от истребления, обнаружиться и объявиться.

Однако в начале державы Чингиз-хана и потом каждое из монгольских и немонгольских племен [брали у татар] себе и для своего рода девушек, а им давали [своих]. Чингиз-хан также взял от них девушек, ибо из [числа] его жен Есулун[432] и Есукат[433] были татарки; старший брат Чингиз-хана, Джочи-Касар, также высватал у них жену; многие эмиры тоже брали [за себя] татарских девушек. По этой причине они скрыто попрятали некоторых татарских детей. Чингиз-хан передал одну тысячу татар Джочи-Касару, чтобы [тот] всех их перебил. [Джочи] ради своей жены и из сострадания, которое оказывал [обреченным], перебил из них пятьсот, а [другие] пятьсот |А 15б, S 35| скрыл. Когда впоследствии [это обстоятельство] стало известным Чингиз-хану, он разгневался на Джочи-Касара и соизволил заметить: «Из прегрешений Джочи-Касара одно есть [как раз] это». Он имел еще два-три других греха, которые будут изложены в повествовании о нем.

В конечном счете, после гнева Чингиз-хана на племя татар и уничтожения их, [все же] некоторое количество [их] осталось по разным углам, каждый по какой-нибудь причине; детей же, которых скрыли в ордах и в домах эмиров и их жен, происходивших из татарского племени, воспитали. От некоторых беременных [татарских] женщин, которые избежали смерти, родились дети; [поэтому] племя, в настоящее время считающееся татарским, — из их рода. Из этого [татарского] народа, как во время Чингиз-хана, так и после него, некоторые стали великими и уважаемыми эмирами и доверенными государства[434] в ордах [высокопоставленных монголов]; к ним применялось положение унгу-богульства[435].

После того, вплоть до нынешнего дня, в каждой орде и в каждом улусе [из них] появлялись великие эмиры. Иной раз им давали девушек из рода Чингиз-хана и от них высватывали [невест]. В каждом улусе также существует из того племени много народа, который не стал эмирами, а присоединился к [монгольскому] войску; всякий из них знает, из какой ветви татар он [происходит].

Из числа татарских детей, которые в эпоху Чингиз-хана стали почтенными [людьми] и эмирами и которых воспитали он и его жены, был некто Кутуку[436]-нойон, называвшийся также Шики[437]-Кутуку. Обстоятельства его жизни были таковы. В то время как [монголы] разорили татарский народ, Чингиз-хан еще не имел детей, а у его старшей жены, Бортэ-фуджин, было желание иметь ребенка. [Как-то раз] Чингиз-хан неожиданно увидел упавшего на краю дороги ребенка, поднял его и прислал к Бортэ-фуджин [со словами]: «Так как ты постоянно желаешь иметь ребенка, то воспитай этого вместо своего дитяти и храни [его]». Жена [Чингиз-хана] воспитала его, как родного сына, с полным почетом и честью, в своем семействе. Когда он вырос, его нарекли Шики-Кутуку, а также называли Кутуку-нойоном; [сам] он называл Чингиз-хана — эчигэ[438], что означает отец, — а Бортэ-фуджин — тэрикун-экэ[439]. Рассказывают, что когда Бортэ-фуджин скончалась, он бил руками по ее могиле и кричал: «О, сайн-экэ[440], мину!» и таким образом рыдал над ней. После Чингиз-хана он был в живых. Угедей-каан называл его старшим братом, и он сиживал с его сыновьями выше Менгу-каана; он был приближенным у детей Тулуй-хана и Соркуктани-беги и скончался во время смуты Арик-Буки. Из его сыновей один находится на службе [великого] каана. [Кутуку-нойону] было восемьдесят два года; он решал тяжбы по справедливости и много оказал помощи и благодеяний преступникам; он неоднократно повторял: «Не нужно, чтобы признавались из-за страха и испуга». Он говорил виновным: «Не бойся и говори правду!». Из