Опоздавшая невеста - Карен Хокинс

Сейчас он был гораздо упрямее, чем она помнила. И определенно намного искуснее в обольщении. Но доверия он, как и прежде, не заслуживал. Она, не глядя, толкнула его плечом. Люсьен улыбнулся, потом повернулся и влез на лестницу.

– Что надо делать, милая? Просто стучать, пока что-нибудь не собью?

Она нехотя объяснила ему, что нужно сделать. Было уже далеко за полдень, а список неотложных дел не уменьшался. Пока он работал, она собрала разбросанные инструменты и сложила их в ящик. Может быть, присутствие Люсьена как-то связано с его ночными поездками в город. Если бы ей удалось узнать истинную причину его задержки в Йоркшире, она нашла бы способ убедить Роберта, что Люсьена надо отправить прочь.

Люсьен посмотрел вниз, волосы упали ему на лоб.

– А гвозди еще есть?

Арабелла подобрала последний валявшийся в кустах гвоздь и протянула ему. Когда их пальцы соприкоснулись, ее как будто обожгло.

– Спасибо, – сказал он, посылая ей улыбку, от которой она затрепетала всем телом.

Она коротко кивнула, немного отошла, чтобы посмотреть, как он работает, и опять начала размышлять о его поздних отлучках. В основном он возвращался довольно рано и успевал поиграть с Робертом в шахматы. Но каждый раз от него пахло дымом и элем. Как будто он посещал дешевую таверну.

Возможно ли такое? Может быть, он начал обхаживать какую-то служанку из таверны, еще до того как появиться в Роузмонте? Она скрестила руки на груди: внутри поднималась необъяснимая волна негодования. Ей, наверное, стоило бы позволить себе поверить, что он изменился. Ведь раньше она никогда не видела у него такого глубокого взгляда. Черт бы его побрал!

Однако она вынуждена была признать, что в одном Люсьен был прав: вид снизу открывался исключительный. Сильные бедра упирались в ступеньки лестницы, его силуэт вырисовывался на фоне голубого неба. От вида его мощной мускулистой фигуры ее бросило в дрожь, дыхание стало прерывистым, жар прилил к самым сокровенным местам. Она застегнула плащ и стянула его потуже на шее, поверх завязанного узлом шейного платка, наблюдая, как Люсьен колотит молотком и его мышцы двигаются под рубашкой.

Господи, ей начинали нравиться полотняные рубашки. Люсьен испортил их по меньшей мере полдюжины и, как она предполагала, теперь портил еще одну. Жаль, что разбитые сердца он выбрасывает с такой же легкостью, как и грязное полотно.

Он спустился по лестнице.

– Ну вот. Будет держаться еще лет сто.

– Я вынуждена прибивать эту задвижку почти каждый год. Со скал дуют сильные ветры.

– Тогда мне придется снова ее прибить.

– Тебя здесь не будет. – Она взяла у него из руки молоток. Ей тоже не мешало бы помнить об этом.

Он нахмурился:

– Белла, нам надо поговорить о нашем прошлом. О том, что тогда произошло.

– Нам нечего обсуждать. Я совершила ошибку, вот и все.

– Это была не ошибка, Белла. Это была любовь.

– Тех, кого любят, не бросают, Люсьен, независимо от того, сколько ты денег унаследовал и какой титул получил.

– Ты не понимаешь. Ты не знаешь, каково было...

– Ты тоже не знаешь. Бросили не тебя, не на тебя все глазели, не ты спрашивал себя, что случилось, не твоя репутация была погублена.

– Белла, я не знал, что ты так дорого заплатила за мое бегство.

– Откуда тебе знать?

Он провел рукой по волосам.

– Наверное, я не хотел об этом думать, мне легче было представить, что ты вышла замуж за человека более достойного, чем я, и счастлива в браке.

Арабелла запихнула молоток в деревянный ящик с инструментами, подняла его обеими руками и понесла к ступеньке перед парадным входом. Там она поставила его и начала разглядывать сломанные перила, делая вид, что поглощена этим занятием. Но все это время она чувствовала, что Люсьен стоит у нее за спиной.

Его голос нарушил тишину:

– Ты должна знать, что произошло, Белла. Хотя бы для собственного спокойствия.

– Не имеет смысла копаться в прошлом, которое никто из нас не может изменить. – Она вытащила из ящика тиски и начала работать со сломанными перилами.

– Я в самом деле любил тебя, Белла, – сказал он тихим, глубоким голосом. – Больше, чем ты думаешь.

Она равнодушно на него посмотрела.

– Было время, когда одна эта фраза могла бы все исправить. Но оно давно прошло. – Ей удалось небрежно пожать плечами. – У меня нет желания опять к этому возвращаться.

Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом, тиски, которые она держала в руке, звякнули, упав на землю. На лице у него появилось жесткое выражение.

– У меня есть такое желание, Белла, даже если у тебя его нет. И я хочу, чтобы ты знала правду. Я собирался вернуться на следующее утро и просить твоей руки. Но когда приехал в гостиницу, узнал, что с моим отцом произошел несчастный случай, и я вынужден был немедленно отправиться в Лондон. Я хотел написать, как только узнаю, что случилось, но он умер, когда я въезжал в Лондон. И тогда... – Он тяжело, прерывисто вздохнул, как будто воспоминания все еще не давали ему покоя. – И тогда я узнал, до какой степени он был безрассуден и каково истинное положение дел нашей семьи. – Он посмотрел ей в лицо. – Мы были разорены, Белла. Дом, земля, все было заложено. Из-за неумения вести дела он промотал все, что удалось скопить моему деду, и подставил наше состояние под удар. И все это ради своего удовольствия.

Арабелла пыталась унять бешеное биение сердца. Несмотря на свое решение, она верила каждому его слову. Во всем этом был смысл, объяснялась даже его женитьба на богатой наследнице. Гнев, который она поддерживала у себя в душе, все еще жег ее, но малая толика горечи растаяла, ушла из сердца, которое слишком хорошо знало, что такое бедность.

Она, как никто другой, могла понять, что такое тяжесть разорения. Трудно сосчитать, сколько ночей она пролежала без сна, думая, как найти деньги не только на оплату счетов, но даже на еду. Однако она вырвала руку и посмотрела ему прямо в глаза:

– Почему ты мне не написал об этом? Как будто стальной обруч сдавил его грудь.

– Я пытался написать один или два раза, но не мог найти слов. Потом, когда я женился на Сабрине, я знал, что ты не захочешь ничего слышать обо мне.

В ее глазах заполыхал гнев.

– И ты оставил меня гадать, в чем дело? Беспокоиться, что я, возможно, что-то не так сделала? Оставил меня думать, что я недостаточно хороша, чтобы... – Она отвернулась, подняла тиски и резкими от злости движениями принялась за работу над расшатанными перилами.

Люсьен шагнул к ней.

– Боже милостивый, Белла! Мой отъезд не имел к тебе никакого отношения. На меня внезапно свалилась ответственность за сестру, и я был гол как сокол. Хуже того: на нас висел долг в тысячи фунтов.