Поцелуй кобры. По следу Кроноса - Николай Шмелёв

— Однажды, я на кухне, в полной темноте, видел такую картину и, аж подпрыгнул на месте, — подтвердил рассказ Крон. — Название килек не помню, но фосфоресцировали у них, именно голова и брюхо — сильным зелёным свечением. Другие места кожного покрова даже не мерцали, не говоря о свечении. Кстати, кошка слопала, в первую очередь, только эти части рыбьего тела, а к другим даже не притронулась.

Договорившись на утро сходить на рыбалку, все, кто как мог, стали к ней готовиться. Каждому было любопытно увидеть воочию представителей местной ихтиофауны, не вписывающейся в действительность, которую пришедшие товарищи оставили дома. Крон твёрдо решил не трогаться с места до той поры, пока лично не увидит «Морского чёрта», со слов Копчёного, обитающего в Озере. Это было выше его понимания, несмотря на утверждения о том, что глубины здесь — ого-го! Сотни метров… Морской представитель живёт на глубинах — «за километры». «Интересно, — подумал он, — если бы тут была пятикилометровая впадина и глубоководную рыбину быстро поднять на поверхность, то учёным, что-нибудь, досталось бы или нет? Или, из-за разницы давлений чёрта разнесёт так, что его части просвистят над головами «головастиков»? А может и нет…»

Тем временем, Бармалей решил поподробнее рассмотреть валявшийся на берегу скелет водяного чудища. Он увлёк за собой Доцента с Пифагором, а Почтальон увязался за компанию. Кащей, глядя им вслед, сказал Сутулому, указывая рукой на удаляющийся квартет:

— Смотри-ка — интеллигенция вшивая, о чём-то сговаривается.

— Пойдём, посмотрим, куда они намылились, — предложил Сутулый и парочка отправилась следом.

Скелет лежал на берегу, точно в таком же положении, в каком его и застали сталкеры ранее. Почти ничего не изменилось, но в облике останков просматривалось, что-то неуловимо необычное, чего не было днём. Присмотревшись внимательно, Бармалей показал на кости рукой и воскликнул:

— Смотрите, «Огни Святого Эльма»!

На концах рёбер вспыхивали голубые искры. Сначала неуверенно, как бы нехотя, но по мере того, как на берег опускалась тьма, сияние становилось всё сильнее и сильнее. Причём, огни вспыхивали не на всех рёбрах сразу, а соблюдая очерёдность, напоминая действием цветомузыкальный генератор упорядоченных сигналов.

— Прямо — бегущая строка, — тихим голосом прокомментировал событие Доцент. — Триггер, хренов…

— Строка — не строка, а руками лучше не трогать, — предупредил подошедший, из-за спины, Копчёный.

Вопреки ожиданиям, пустые глазницы монстра не мерцали багровым светом, имитируя огонь преисподней, а оставались чёрными пятнами на потемневшем черепе, но жутковатости, от этого, не убавилось.

— Старожилы, которых, в этих местах, почти не осталось, говорили, что это знаменитый «Болотный Гад», — пояснил Копчёный. — Скелет лежит на берегу с незапамятных времён, а учёные обещали большие деньги за живой экземпляр. Фантазёры! Кто на него сможет охотиться? То-то и оно! Так что тогда говорить про поимку?

— Эта цветомузыкальная феерия напоминает мне резиновое изделие восточных кустарей, — высказал своё мнение Бульдозер, не оставшийся в стороне, а пришедший со всеми — за компанию.

— Почему резиновое, — опешил Кащей, — скелет, вроде бы — костяной?

— Вот именно, а светится, как металлический, — пояснил тракторист. — Что тут, что там — бессмысленная порнография, только в случае с резиной: непонятного меньше, а бесполезности — больше.

— Сейчас каких только нет! — весело согласился Бармалей. — Ребристые, холмистые, с подсветкой и музыкальным приветствием…

Почтальон засмеялся и вынес свою точку зрения на обсуждение:

— «Славянский марш» в…

— Так! — прервал его Крон. — Давайте без политики.

— А при чём тут политика? — возмущённо парировал Бармалей. — Я за дружбу народов и вообще: «Пролетарии всех стран — соединяйтесь!» Я, что ли, это придумал?

Крону, сразу-же вспомнился манекен, сгорающий на поляне и светящийся изнутри переменным блеском…

В тишине ночи раздались резкие хлопки, приглушённые дальностью расстояния до места конфликта и тёмное небо прочертила очередь из трассеров. Светящиеся рубиновым светом пули веером расходились из точки стрельбы, скрытой чёрной стеной камыша. Нечленораздельные крики и, вполне осмысленная ругань, заполнили эфир нецензурной бранью.

— «Чёрные охотники», поди, балуют, — задумчиво процедил Штуцер.

Все вернулись к костру и остаток ночи провели в подвешенном состоянии: между сном и явью — чуть-чуть покемарив. Невозможен полноценный сон, когда рядом творится неизвестно что. То мат-перемат, то выстрелы и радостные вскрики…

Всполохи зарниц в ночном небе предвещали приближающийся рассвет. Копчёный поёжился от навалившейся утренней прохлады, сопровождающую выпавшую росу и сказал, глядя на водную гладь:

— Скоро солнце встанет — пора готовить снасти.

Чёрные охотники, гружёные трофеями, уже давно испарились и на озере, за исключением сидевших у костра людей, не было ни души. Есть ли она у пары монстров, издали наблюдавших за компанией из кустов — неизвестно. Сравнив количественное превосходство сталкеров с собственными силами, монстры предпочитали держаться особняком, не демонстрируя, в наглую, свои гастрономические пристрастия и классовое различие взглядов. Деклассированные элементы, по своей природе, они не желали выпадать из общественной жизни, только лишь потому, что егерь с лесником смотрели на них, как на зверушек.

Копчёный достал внушительную острогу и крупный напильник. Тяжело вздохнув, он начал точить орудие лова. В тишине утра, эти звуки разносились на всю округу, заставив насторожиться даже того, к кому рыбацкое копьё не имело никакого отношения. Монстры ещё глубже залезли в кусты, а жаворонок, на далёком косогоре, так и остался сидеть с разинутым клювом, не решаясь начать свою песню. «В общем-то — правильно сделал, — размышлял Штуцер. — Если верить местному фольклору, язык у гигантской жабы достанет даже до НИИ, а то что они здесь не водятся — ни о чём не говорит. Почему бы им не мигрировать сюда с Дальних болот?»

— Вы не поверите, — продолжил он уже вслух, обращаясь к новым товарищам. — У нас здесь, даже егерь с лесником были.

— А что с ними случилось? — удивлённо спросил Пифагор, потягивая из алюминиевой кружки утренний чаёк.

— Служащие леса устраивали на монстров платную охоту, развешивая объявления и, когда в аномалии «Крематорий» сгинул егерь, то всё население зоны насторожилось, — ответил Штуцер продолжением рассказа. — Эти места он знал, как свои пять пальцев! Картина быстро прояснилась, когда лесник улетел туда же.

— Может залетел? — поправил его Доцент, намекая на то, что болезный просто не смотрел туда, куда идёт.

— Нет! Именно улетел: за руки, за ноги, с раскачкой — на счёт три. Два монстра проводили лесника продолжительными взглядами, отряхивая ладони, одна об другую…

— Весело, — лениво прокомментировал сказанное Бульдозер.

Копчёный закончил правку лезвия и, обречённо вздохнув, встал, призывая остальных к действию:

— Пора!

— Зачем было ждать утра если мы используем браконьерские снасти? — спросил его Крон, недоуменно пожимая плечами. — Можно и ночью рыбачить. Даже лучше — с помощью фонаря.

— На ночь зверушки возвращаются домой, а утром поднимаются к поверхности на кормёжку, — пояснил Копчёный. — Ни острога, ни сеть — не достанет мест ихнего обитания, а луч фонаря не пробьёт толщу воды. Да и ночью, даже при помощи прожектора — жутковато. Экземпляры здесь — ого-го!

С помощью языка жестов он показал намечающиеся перспективы. Этим языком пользуются со времён Великого столпотворения, когда в Вавилоне Бог смешал языки строителей и им пришлось прибегать к различным знакам и ужимкам, заимствованным у макак, чтобы хоть как-то понимать друг друга. Рыбаки не остались в стороне, переняв тайные знаки, у кого только можно, и теперь невозможно определить, что они имеют ввиду, растопыривая руки в стороны: щуку, бегемота или бульдозер, утопленный пьяным трактористом. Дополнительные ужимки не требуются, разве что скривят страдальческое лицо, показывая, тем самым, с какими трудностями пришлось столкнуться и что никакие винзаводы мира, вместе взятые, неспособны сгладить горечь утраты. Восполнить возникшую пустоту, попросту нечем… Ушла! Сошла с крючка, вильнув хвостом…

Из камыша троица новых знакомых извлекла довольно большую лодку и пока Копчёный возился с уключинами, в которых не желали крепиться вёсла, Штуцер с Короедом крепили с боков по два внушительных бревна.

— Чтобы не перевернуло, — пояснил Копчёный, указывая на необструганные сосновые поплавки.

Эта уловка была хорошо знакома нашим героям и они не стали задавать лишних вопросов. Главный рыболов напоследок ещё раз оглядел всю сборку издали и остался удовлетворённый результатом инспекции, а Штуцер пнул сосновый буль ногой, проверяя на прочность крепление. Его нога соскользнула и ударила по краю бревна, отчего оторвавшаяся кора пребольно ударила Короеда в глаз.