Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Виктория вместе с Ферн.
– Что?
Рашель схватила меня за плечи, но пальцы ее прошли и сквозь одежду, и сквозь саму плоть. Даже если бы она коснулась меня, это все равно бы не умалило того ужаса, что сковал меня от кончиков пальцев рук до пят, когда Рашель сказала:
– Виктория не может прийти, потому что она нужна дочери… Той девочке, которую ты видела в Дуате. Виви зовет ее Ферни… От полного имени Фернаэль. Это имя Марк Сайфер дал их дочери при рождении.
– Этого не может быть, – прошептала я, отшатываясь от Рашель. – Ферн здесь! В чайном зале… Она вся изранена, измучена, не приходит в себя, но… Она не мертва! Она тут!
– Нет, – повторила Рашель упрямо, качая головой. – Та девочка, Фернаэль, говорит, что провела в Дуате больше ста двадцати лет. Ты понимаешь? Вот почему Виви не может оставить ее. Она умерла очень давно! Как Виви всегда и считала. Марк Сайфер не соврал – он действительно убил их дочь. Может быть, не сразу, как утверждал, но все-таки убил. А та, что сейчас находится в твоем доме… – Рашель посмотрела в ту сторону, где располагался проклятый зал. Там спала не-ведьма, что принесла в мою жизнь тысячу беспробудных ночей, наполненных слезами и болью. – Я не знаю, кто это, но это не твоя сестра. Это не Фернаэль Сайфер-Дефо.
Рашель рассеялась раньше, чем успела сказать что-то еще. Я попыталась сосредоточиться, призвать ее вновь, но мысли разбегались, а колени подогнулись, ударившись о ступеньки лестницы. Лишь когда Коул поднял меня под руки и встряхнул, я вернулась в реальность. Но так и не смогла понять…
– Одри? – позвал меня он, держа пальцами за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза, заставляя снова чувствовать хоть что-то, помимо всепоглощающего отчаяния. – Одри, в чем дело?!
Каждый день – паучьи сети. Куда ни глянь – паучье царство.
Я не запомнила, как на ватных ногах добрела до чайного зала, не ответив ни на один из тысячи вопросов Коула, потому что не могла ответить на них даже самой себе. В конце коридора я столкнулась с Исааком, караулящим возле запечатанных дверей. С часами на запястье, где таился диббук, принимать даже косвенное участие в драках для него было чревато. Поэтому он, как всегда, делал то, что умел делать лучше всего, – просто был рядом.
И, как оказалось, не зря.
В расщелине двери я разглядела все тот же синий диван, обтянутый жаккардом… Но пустой. За стенкой раздавались глухие шаги, и что-то свалилось на пол, разбившись.
– Ферн проснулась, – объявил Исаак вполголоса. На нем не было лица. Как, впрочем, и на нас всех.
Как его никогда не было и у Ферн.
VII
Похититель сокровищ
«Я стала собственным привидением».
Босые замерзшие ступни. Волосы больше не мед, а солома. Глаза тоже давно не сталь – всего лишь пасмурное небо. Ладони в кровавых лунках от ногтей. На нее нельзя смотреть без жалости… И без отвращения. Шрамы так зудят и ноют, что хочется счесать с себя кожу наждачкой – до мяса, до самых костей. От мази, что остужает и рассудок, и раны, веет горьким шалфеем.
«Кто ее наложил? Неужели она?»
Эта мазь почти вытянула гной, и кожа начала срастаться: там, где еще вчера были язвы, сочащиеся сукровицей, остались лишь струпы. Неестественно быстрая регенерация. Пускай и не ведьма, но все еще не человек. Это пугает. И это вселяет надежду.
«Нет, не умру».
«Где их, черт возьми, носит?!»
Ходить все еще больно – в мышцах, связках, но гораздо больше – в груди. Морозный воздух, которого она наглоталась, всю ночь бредя через лес, будто сжег легкие дотла. Пять шагов – присесть. Еще пять шагов – упасть там, где стояла, потому что силы истончились, словно те нити из пряжи, что лишили магии. Дверь не поддается. Закована печатью. Никто и не думает приходить к ней, хотя прошло уже несколько часов с тех пор, как она очнулась. В желудке урчит.
«Хоть бы воду принесли! Неужели меня никто не слышит? Может, это такая пытка?»
Ладони вслепую исследуют поверхности столов. Несмотря на то что солнце уже должно было взойти, в зале по-прежнему так темно, что можно закрыть глаза и не заметить разницы.
«Где включается свет?!»
Виски сдавило, но уже не у Ферн, а у меня. Я схватилась за лоб и растерла его пальцами, надеясь, что в этот раз обойдется без кровотечения из носа: не хватало запачкать платье! Впрочем, это не самое худшее, с чем можно столкнуться, впервые пробуя читать чужие мысли. Все-таки стоило закончить обучение ментальности у Тюльпаны… Или хотя бы выспаться, а не ворочаться с боку на бок до шести утра, надеясь, что ответы придут ко мне сами в одном из снов.
Сколько я уже прячусь здесь, в темном углу зала, подглядывая за Ферн из-за плотины морока и наскоками влезая к ней в голову? И как только Морган далась телепатия столь легко… Но уж если получилось у шестнадцатилетнего подростка, то получится и у Верховной ведьмы. В конце концов, еще никогда у меня не было такого сильного стимула, как тот, что дала мне Рашель прошлой ночью.
Я отняла руку ото лба и, сморгнув головную боль, снова посмотрела на Ферн, блуждающую вокруг синего дивана.
«Я стала никем».
Она прошла мимо меня, даже не заметив. Мы с ней наконец-то поменялись ролями: теперь это я подглядывала за ней из темноты, изучая.
– Fehu, – шепнула Ферн и, склонившись над канделябром, щелкнула пальцами. А затем, когда ничего не произошло, щелкнула еще раз и еще. – Ну же! Fehu, твою мать, fehu!
– Если бы «твою мать» усиливало заклятия, я бы уже давно об этом знала.
Я могла поклясться, что Ферн действительно взвизгнула, отскакивая от меня на другой конец комнаты и падая где-то там вместе с несколькими стульями. Так вот, значит, каково это – остаться без магии? Бояться каждого шороха?
– Доброе утро, – сказала я, смирившись со своим поражением в качестве телепата и решив действовать по старинке. Не дождавшись ответного приветствия, я закатила глаза и добавила не без усмешки: – Кстати, это делается вот так. Fehu!
Свечи вспыхнули, да и не только в канделябре: зажглись восковые пирамидки с лепестками лаванды, украшающие каминную полку, и соевые пеньки на шкафах тоже.
